Читать интересную книгу В интересах государства. Аудиториум, часть 2 (СИ) - Хай Алекс

– В чем дело? – спросил я. – Не доверяете мне?

– Ванька и Ядька уже не первый год варятся на кухне артефактории и прекрасно понимают, когда следует кричать громко, а когда – молчать рыбкой, – пояснил профессор. – А вы, Михаил Николаевич, человек для Аудиториума и нашего направления новый. Правил не знаете, да и интуиция у вас еще не настолько хорошо развита. Поэтому просто поверьте мне: если я прошу о клятве молчания, значит, в этом есть нужда.

Я торопливо кивнул.

– И в мыслях не было ставить под сомнение ваше решение. Слово дворянина, что буду молчать.

Ванька и Ядвига тоже повторили клятвы. Удовлетворенно хмыкнув, Евгений Родионович окинул нас внимательным и жутковатым взглядом красных глаз.

– В этом и заключается плохая новость, – сказал он. – В показаниях куба. Я очень хочу надеяться на то, что у артефакта все же слетела калибровка вследствие сегодняшнего вмешательства и добавления дополнительных надстроек в алгоритмы. Однако если нет…

– Ну же, не томите, – взмолился я. – Чем это грозит?

– Ядвиге это грозит в первую очередь тем, что у нее могут отнять ее работу. Вплетение алгоритмов, распознающих родовую силу – это прорыв в нашей деятельности. Вы же помните, как отреагировала Голова, когда вы прикоснулись к сосуду?

– Леньке было больно…

– Именно. Большинство алгоритмов либо игнорируют, либо вступают в конфликт с родовой силой, поскольку настроены именно на Благодать.

Я хотел было вспомнить про артефакты сотрудников Тайного отделения, но вовремя прикусил язык. Не хватало еще на каждом углу болтать о том, что мой ранг проверял сам Корф. Сказочку, что он выдумал о нашей связи и вообще о знакомстве, следовало приберечь на случай, когда совсем припрет.

– Но я слышал, что у некоторых особых служб есть более усовершенствованные артефакты, – более уклончиво ответил я.

Профессор кивнул и пригладил растрепанные вихры.

– Да, у Тайного отделения, например, есть своя служба артефакторов, и они научились создавать многопрофильные устройства. К примеру, Око – оно может уловить ранг родовой силы, но не покажет ее природу. Если же Ядька пойдет в своих изысканиях дальше, то, имея вас в распоряжении как постоянный источник родовой силы высокого потенциала, сможет создать алгоритмы, которые будут четко показывать природу, ранг и потенциал. И это изобретение…

– Захотят иметь очень многие, – тихо отозвался Ванька. – Ох, дед…

– Тихо! – перебил его профессор. – Я не закончил. Словом, как только о возможностях этого артефакта станет известно хотя бы широкой общественности в Аудиториуме, к работе нашей Ядвиги будет приковано пристальное внимание. В лучшем случае она больше не сможет работать свободно – к ней приставят нескольких кураторов, которые будут диктовать пожелания. В худшем…

– Мою работу просто у меня отберут и передадут кому-то другому, – не скрывая злости, добавила девушка и яростно смахнула рыжую прядь со лба так, что чуть не вырвала клок волос. – Повесят на документацию гриф государственной важности, может даже «секретку», и я потеряю возможность продолжать заниматься проектом.

Плещеев скорбно вздохнул.

– Верно, доченька. И я не смогу вырвать этот проект обратно. Они же цепляются зубами за каждую разработку, что можно поставить на госслужбу. И, что хуже, и тебя могут завербовать. Сделают предложение, от которого ты не сможешь отказаться, и окажешься ты сразу по выпуску в лаборатории какого-нибудь закрытого артефактория одного из тайных отделений…

Ноги Ядвиги подкосились, и мы с Ванькой едва успели подхватить стремительно бледневшую девушку. Перекинувшись с лаборантом взглядами, мы, не сговариваясь, усадили ее на табуретку, которую Ванька быстро вытер полой халата.

– Как ты? Обморок?

– Нет… Все в порядке, – отозвалась Хруцкая. – Просто новости… Взволновали.

Профессор понимающе кивнул.

– Ты, Ядька, увы не первая, кто может столкнуться с такой несправедливостью. Хотя правда у каждого своя. Государевы щиты и мечи сантиментов не приветствуют, у них иная задача – защищать и оберегать. А уж какими методами и какой ценой – вопрос всегда открытый. К сожалению, ученые люди иногда страдают от их действий.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Но я не хочу работать в закрытой лаборатории, – нервно сглотнув, возразила девушка. – Я хочу исследовать, создавать новое. Не только на благо государства, но для помощи всем людям. Вы же знаете, Евгений Родионович, я всегда хотела показать артефактами, что Благодать может служить народу, а не пугать. Что это дар для нашей империи, а не ее проклятье…

– Ты, Ядька, всегда у нас была гуманисткой, – усмехнулся Ванька и обернулся к деду. – Ну что, дедуль. Что делать будем?

– Молчать, – хором ответили мы с Плещеевым-старшим.

Профессор повернулся ко мне и устало оперся о стеллаж.

– Молчать нужно еще и потому, что если сведения о возможностях Ядькиного артефакта просочатся за пределы Лабораториума, то непременно начнутся вопросы, откуда наша юная студентка взяла материал для создания алгоритма. Это с Благодатью просто – замешал чуток пыли Осколка – и ранги сами показываются, только цвет настрой. А с родовой силой иначе.

– То есть нужно иметь сильного живого представителя, чтобы куб впитал силу? – предположил я.

– Именно. Родовая сила иначе работает, ее тайны и механизмы и по сей день не изучены до конца, ибо носителей слишком мало, да и у тех силенок маловато. А тут чистая связь с Источником, да еще и такой потенциал… Иными словами, вы, Михаил Николаич, на данный момент являетесь идеальным источником для создания артефактов, что смогут работать с родовой силой. Первый ранг «родовухи» – это вам не хухры-мухры!

– Значит, все дорожки обязательно приведут ко мне, – заключил я. – Даже с учетом того, что потенциал пока не реализован?

– Не реализован, но обозначен. А теперь представьте, что будет, когда выяснится, что в Аудиториуме завелся юноша, потенциал силы которого сравним с императором или его ближайшей родней?

Хороший вопрос. Почему-то на ум сразу пришел Радамант. Неужели он каким-то образом прознал о моем потенциале, когда вышел на контакт? Быть может, поэтому он держался со мной если не осторожно, то… Нет, не по-дружески, но ведь он подсказывал и помогал мне. Да, логика у этого косоликого мужика была весьма своеобразная, да и мотивы оставались до конца неясны. Но если он и правда хотел превратить меня в инструмент для воплощения собственных замыслов?

И, к слову о ранге. У Радаманта был второй, и он навел столько шороху, что до сих пор икалось, когда вспоминал. А я в теории мог достигнуть первого, и при этом не зависел от Осколков. Лишь от Рода. Да, это накладывало свои ограничения, да и сила раскрывалась в первую очередь для того, чтобы принести блага семье. Но обстоятельства, чтобы я начал ее «прокачивать», можно было и подстроить.

И что-то подсказывало мне, что без постороннего вмешательства вся моя история в этом мире не обошлась.

Но кто подстроил? Радамант? Корф? Семья? Кто-то еще?

– Так я стану надеждой или угрозой? – в упор посмотрел я на профессора. – Что мне светит, если правда выяснится?

Евгений Родионович привалился к стеллажу и рассеянно взглянул на ряд пыльных пузатых колб.

– Не хочу, чтобы мои слова звучали как пророчество, да следует помнить, что сейчас мы взбудоражены открытием… Но, сдается мне, Михаил Николаевич, что судьбой своей распоряжаться вы не сможете. А вот вариантов развития событий несколько.

– Заграбастают тебя в какое-нибудь Тайное отделение и будут доить на создание артефактов, пока не помрешь, – криво усмехнулся лаборант.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Помолчи, Ванька! – Проворчал дед. – И не пугай юношу почем зря.

– И все же, – я подошел к профессору ближе. – К чему готовиться?

Плещеев-старший вздохнул и взял паузу, чтобы сформулировать мысль.

– Я бы сказал, юноша, что вами особо заинтересуется императорская фамилия. Первый ранг – это большая сила, пусть даже в потенциале. А это означает, что вы можете составить конкуренцию их силе… А дальше все будет зависеть от того, сочтут ли вас угрозой.