– Хоть руки руби, только убери его, – с трудом шевеля языком, проблеял я. В глазах расплывались радужные круги, и я чувствовал, что едва удерживался в сознании. – Я не смогу… Долго…
– Kurwa! – выругалась на родном польском Ядвига и растерянно оглянулась по сторонам, явно ища что-нибудь, что могло помочь.
Не найдя ничего подходящего, она застыла на пару мгновений, прикрыла глаза, и, вернувшись в реальность, бросилась ко мне. Видимо, быстро отправила кому-то ментальное сообщение. А затем сотворила силовой купол, похожий на «Покров» – видимо, на случай, если куб решит рвануть в моих руках и забрызгать кусками меня всю лабораторию.
– Попробую вот так, – закусив перчатку, Хруцкая быстро стянула ее и прикоснулась к артефакту голой рукой.
Я поднес куб ближе к ней, хотя даже руки поднять уже почти не мог.
– Ай! – вскрикнула девушка и отдернула ладонь. – И правда горячо. Очень. Так не должно быть…
– Нет, блин, я тут симулирую! – рявкнул я, тряхнул ладонью, и приросший к моей ладони куб остался болтаться на ней. Теперь, по ощущениям, он словно почти ничего не весил, хотя это было невозможно. Я видел, с каким усилием несла его создательница – куб был сплавлен не из легких металлов.
Чертовщина какая-то.
Но хуже было другое. Артефакт не просто жарил меня заживо – он словно тянул из меня силы. Трудно было объяснить это ощущение, но боль понемногу притуплялась, а сила – моя родовая сила – словно уходила в куб. Я попытался остановить поток силой мысли, но не смог удержать.
– Хрень какая-то, – прохрипел я. – Он меня пьет. Вытаскивает из меня силу…
Хруцкая ошарашенно покачала головой.
– Нет, быть такого не может. Невозможно! Он не настроен на такое. Я не закладывала алгоритм вампиризма…
Кровь стучала в ушах так громко, что я не сразу услышал, как распахнулась дверь лаборатории. В кабинет Хруцкой влетел уже знакомый мне чокнутый профессор, а за ним какой-то взъерошенный молодой парень – тоже в рабочем халате и защитных перчатках. Оба тут же бросились к нам, и Ядвига убрала защитный купол.
– Что стряслось? – крикнул Плещеев.
Хруцкая кивнула на меня.
– Артефакт… Вышел из-под контроля. Я не могу снять его с подопытного. Он… Он сплавляется с ним!
Плещеев мельком взглянул на мою перекошенную рожу, сразу же перевел взгляд на раскаленный куб в моих руках.
– Весьма занимательно… – задумчиво проговорил он. – Интересно…
– Сделайте что-нибудь, пожалуйста, – взмолился я. – Это вообще-то больно.
– Боль обжигающая или режущая?
– Жжет!
– Ага… – профессор достал из нагрудного кармана очки в толстой оправе, неторопливо надел их и уставился на мою беду более внимательно.
– А нельзя ли как-нибудь побыстрее? – спросил я, изо всех сил стараясь не грубить.
– Не волнуйтесь, Михаил Николаевич, артефакт вас не убьет. И вообще никакого серьезного вреда не причинит.
– А это что, по-вашему? – заорал я. – Или вам шашлычку захотелось?
Страшно было представить, что в его понимании представлял из себя серьезный вред. У меня руки были готовы взорваться, а ладони наверняка уже покрылись волдырями. И странно, что все еще не завоняло жареным мясом…
– Евгений Родионович, что нам делать? – обеспокоенно вопрошала Хруцкая. – Он долго не выдержит. Сейчас потеряет сознание от боли.
Она была права. Меня уже мутило так, что я плохо воспринимал реальность.
Плещеев отстранился и выпрямился.
– Только ждать, – огорошил он. – Артефакт сам завершит работу.
Я зажмурился и плотнее стиснул зубы. Да, пекло уже не настолько невыносимо, или мне так казалось на фоне поплывшего сознания. Но раны, которые я получил, болели по полной. И я все еще никак не мог оторвать руки от артефакта, словно он присосался и стал продолжением моих рук.
– Лови его! – раздалось откуда-то сбоку.
Я даже не сразу понял, что начал падать. Пол ушел из-под ног, я завалился набок, но чьи-то руки успели подхватить меня и смягчили падение.
Наконец сияние куба стало понемногу угасать. Сперва потух основной металл, затем начали гаснуть прожилки и волны… И лишь после этого я выронил куб на пол – артефакт упал с громким стуком. Ядвига бросилась было его поднимать, но профессор перехватил ее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Погоди, Ядька. Пусть остынет.
Я с трудом встал на колени, и на меня навалилась вся невыносимая боль свежего сильного ожога. Черт, я уже и забыл, сколь мерзким было это ощущение. Меня били, резали, швырялись в меня косами, но заживо еще не сжигали.
– Изверги, – корчась на полу, прохрипел я. – Фашисты…
Хруцкая тут же метнулась ко мне.
– Покажи руки!
Я молча протянул ей израненные ладони. Да уж, досталось от кубика мне знатно. Некоторые волдыри полопались, часть были обугленными. Завой я сейчас во весь голос, вряд ли кто-то стал бы меня осуждать. Но я стоически терпел. Лишь когда Ядвига дотронулась до моих ожогов, я дернулся и тихо заскулил.
– Проклятье…
– Серьезного вреда не причинит, да? – попытался улыбнуться я, но вместо улыбки вышел зверский оскал – лицо перекосило от боли.
– Так, лежи смирно. Постарайся не шевелиться, – девушка подползла ко мне с более освещенной стороны и внимательно уставилась на раны. – Сперва я их обеззаражу, затем применю «Мертвую» и «Живую» воды. Поначалу будет больно.
– А сейчас я на курорте, ага.
– Не ерепеньтесь, юноша, – строго посмотрел на меня профессор. – Ядька знает, что делать. Она хороша в лекарстве и периодически штопает наших ребят после неудачных опытов.
Ядвига откинула роскошные волосы назад и уставилась на меня в упор.
– Просить прощения буду позже, а сейчас тебя нужно быстро подлечить. Такие раны тем плохи, что в них легко занести заразу, и лечение потом дастся труднее. Нужно сразу обрабатывать. Готов?
Я кивнул.
– Давай.
Девушка прикрыла глаза, сконцентрировалась, и в следующее мгновение ее руки охватило сияние – но не привычной мне «Берегини». Здесь явно была какая-то особая лекарская премудрость.
– Сейчас будет неприятно, – предупредила она и поднесла к моим ладоням свои сияющие руки.
Пару секунд кололо и пощипывало, а затем я не удержался и завыл. Болело так, словно она лила мне на раны концентрированную уксусную кислоту.
– Ааа! Черт!
– Терпи. Терпи, Миш, – приговаривала Хруцкая. – Так и должно быть. Это обеззараживающее заклинание. Выучила на факультативе.
– А анестезию вас там делать часом не учили?
– Нет времени, – она отняла руки, снова закрыла глаза и словно что-то перекалибровала в силе.
Теперь ее руки светились чуть иначе, более плотным и густым сиянием с мелкими искорками. Точно не «Воды», что-то другое. А когда она поднесла руки ко мне, я почувствовал холод. Спустя несколько секунд стало немного легче.
– Больше обезболить не смогу, извини, – предупредила она.
– И так хорошо, спасибо…
Теперь я хотя бы мог соображать, а мозг не взрывался от болевых импульсов. Ныло, жгло, пульсировало – я чувствовал все виды боли, но мог ее терпеть. Не тратя времени зря, Ядвига снова обеззаразила раны, а затем принялась колдовать «Мертвую воду».
– Сейчас начнет чесаться и зудеть.
– Ага.
Я уже более-менее знал, как работали связки обеих «Вод». «Мертвая» сращивала повреждения, останавливала кровь и всячески останавливала процессы разрушения. А «Живая» запускала восстановление и стимулировала рост тканей. Опытный лекарь, в совершенстве овладевший «Водой», мог за считаные минуты лечить открытые переломы. Правда, такое вмешательство не было приятным. Когда заставляешь организм восстанавливаться в сотни раз быстрее того, как это задумала природа, приходится расплачиваться болью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Везде чертова боль. В этом мире боль, казалось, меня преследовала.
Ядвига провела еще несколько манипуляций с силой, и я испытал весь спектр ощущений от нестерпимого зуда и чесотки до легкого покалывания, теплой волны целебной силы и боли от стремительно делящихся клеток.
– Ну как ты? – С неподдельным беспокойством спросила Хруцкая. – Судя по виду, все прошло нормально.