Узнав такие новости, Серов не удивился — подсознательно чего-то такого и ожидал. Пораскинув слегка уже затуманенными мозгами — бражка хоть и была слабенькой по сравнению с традиционной сорокоградусной водкой, но тоже хорошо давала в голову — капитан решил оставить пострадавшего в деревне. Глядишь, поставят на ноги быстрее, чем в лагере.
Кроме того Серов решил воспользоваться моментом и установить полноценные "дипломатические" отношения со старостой Красновки. То, что неподалеку от деревни на заброшенном хуторе обосновалась банда в полсотни душ он конечно же знал. Кроме того, что в деревне регулярно покупались продукты и другие необходимые мелочи, как оказалось некоторые бойцы еще и "неофициально" там бывали. Так что староста — здоровенный мужик лет на вид пятидесяти пяти-шестидесяти, был в курсе всех событий. Вообще староста оказался персонажем примечательным. Не смотря на то, что в целом, по наблюдениям Серова люди сохраняются в этом мире хуже чем на Земле и большинство с достижением рубежа в полсотни лет уже являются глубокими стариками, конкретно этот мужи выглядел так, будто всегда вел здоровый образ жизни. Первое что бросалось в глаза — ровные здоровые зубы, что для такого возраста редкость и на Земле с ее медициной, лекарствами и всем прочим, а уж для местного средневековья… Кроме того среди прочих жителей деревни он выделялся ростом и телосложением больше подходящим какому-нибудь борцу чем землепашцу. Но все это меркло перед его глазами. Такие глаза капитан видел только один раз в далеком детстве. Их владелец был личностью примечательной — живущий по соседству пожилой еврей. Это был такой себе эталонный еврей из Парижской палаты Мер и Весов. Начиная с имени — Аарон Соломонович Левинсон — и заканчивая поведением. Но самое главное — это были глаза, в которых отражалась вся многовековая мудрость и печаль еврейского народа, сдобренная изрядной порцией хитринки.
Вот и эти глаза понимающему человеку как бы говорили — осторожней, этот своего не упустит. И что характерно — не упустил. В ходе переговоров, проходящих на фоне всеобщей пьянки, капитан договорился, что деревенские будут сообщать ему если им что-нибудь понадобится или, что важнее, кто-то будет искать месторасположение отряда. Кроме того обсудили кое-какие мелочи касающиеся цен на продукты и возможную помощь крестьян.
Гилаф, как звали старосту, мгновенно оценил все выгоды такого сотрудничества. Королевская стража — это конечно хорошо, но вот только где она, когда так нужна. А своя рубашка, как известно всегда ближе к телу. Еще капитан договорился, что Гилаф сведет его со старостами других окрестных деревень. Таким образом, вокруг базы образовывалась территория плотно наполненная "дружественными глазами".
На этом деловая часть закончилась. Нет, вопросов еще оставалось очень много, просто коварная бражка сделала свое дело, и даже стойкому капитану, имевшему бурную молодость и оттого закаленную печень стало не до того.
Оставшаяся часть вечера пролетела незаметно. Как это часто бывает, после сильного нервного напряжения идет откат. А Серов находился в нервном напряжении уже несколько десятков дней — с момента переноса в этот мир. И вот, наконец, появилась возможность расслабиться, находясь в относительной безопасности.
Просыпаться было очень сложно. Капитан нашел себя лежащим на чем-то мягком, но при этом удивительно неприятном. Пошевелив пальцами правой руки, он определил свою постель как стог сена.
"Ну вот, теперь весь день буду чесаться. И что все находят в том, что бы спать в сене?" — Серов имел подобный опыт только один раз и тогда ему не понравилось. Сквозь закрытые веки стали пробиваться первые утренние лучики. Поморщившись, он хотел отвернуть голову в другую сторону, но понял, что лучше будет потерпеть. Ужасная брага — Серов мысленно зарекся ее пить — дала очень неприятное похмелье.
"И это я еще на открытом воздухе спал, — мысли текли вяло как кисель, — а если бы лег в доме. Вообще бы не выжил".
Внезапно где-то, по субъективным ощущениям около левой руки, почувствовалось какое-то шевеление. Решив не дергать многострадальную голову, Серов приоткрыл веки — в мозг буром ввинтился очередной лучик — и скосил глаза. Однако резкости не хватало на то, что бы разглядеть, кто — а в том, что это именно "кто" капитан не сомневался, размытый силуэт складывался во вполне человеческую фигуру — там шевелится. На то, что бы проморгаться и "настроить" зрение ушло еще несколько мгновений. Стало отчетливо ясно, что рядом с ним, свернувшись калачиком, лежит какая-то девчонка. На вид ей было лет восемнадцать, а может даже и меньше. При чем вид ее, и "степень одетости" не оставляли никаких сомнений в том, что она здесь делает.
Серов, попытался вспомнить подробности прошедшего вечера, но все осмысленные воспоминания закончивались на посиделках со старостой.
"Мы кажется о чем-то с ним договаривались… Ах да, точно это я помню, а вот что было дальше… — Шестеренки его голове, скрепя подзаржавевшими боками пришли в движение. Если не получается вспомнить, что было, нужно использовать логику и как минимум просчитать возможные варианты последствий. А то вдруг ему сейчас такие же похмельные мужики придут отрывать самые важные органы. — Ах ты ж черт, совсем ребенок. Это же надо так попасть. Никогда не замечал в себе склонностей к педофилии и вот нате, получите и распишитесь. Хотя… может все еще не так фатально. Это там, у нас в семнадцать лет девушка ребенком считается, а здесь может все и совсем не так. Помнится, в Российской Империи девочкам запретили выходить замуж в двенадцать лет аж… в начале двадцатого века. Это, правда, не отменяет моих проблем. А ну сейчас придут не отрывать причиндалы, а требовать, что бы я женился… Да уж, не известно, что еще хуже".
Девушка тем временем окончательно проснулась, потянулась, вылезла из кучи сена и стала одеваться. Она проворно натянула юбку и некое подобие блузки-рубашки. После этого обернулась и посмотрела на капитана — тот попытался что-то сказать, но из пересохшего горла вырвался только хрип. Глядя на такую картину девушка хмыкнула каким-то своим мыслям и шустро куда-то рванула.
Вот теперь Серов действительно решил, что пора вставать. Он кое-как выкарабкался из сена, попутно вытаскивая все новые и новые соломинки из всех возможных мест, после этого тоже оделся и хотел было уже делать ноги, когда вернулась девушка. В руках она несла глиняную емкость — то ли кувшин, то ли чашку, то ли кастрюлю: мастерство изготовителя не позволяло признать в этом предмете что-то конкретное. Но главное было не это. Главное было то, что внутри. А внутри оказалось с пол литра холодной — аж зубы заломило — ключевой воды. Осушив одним махом емкость, Серов прислушался к своему организму — кажись слегка полегчало.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});