Она наклоняется, чтобы посмотреть Тэкери в глаза, знакомится и очень серьезно просит показать сад.
— Чудесный мальчишка, — говорит Бретт, едва они уходят. — Ты молодец, хорошо его воспитываешь.
Наступает моя очередь гордиться успехами. Быть матерью на самом деле не так легко, как пишут в книжках. Слегка улыбаюсь и, чтобы показаться беззаботной и равнодушной, маленькими глотками пью вино.
— Спасибо, — продолжает Бретт.
— За что именно? — уточняю я. Гнев возвращается. — Спасибо за то, что взяла на себя ответственность, пока ты… — Я заставляю себя замолчать.
— Спасибо за то, что сумела стать такой замечательной мамой, и за то, что позволила увидеть сына, — спокойно поясняет Бретт. — Для меня это очень важно. — Он долго молчит, а потом искренне продолжает: — Важнее, чем ты можешь представить.
Бретт смотрит вдаль задумчиво, отстраненно, и я впервые осознаю, что с ним что-то произошло. Не могу сказать, что именно, но ясно вижу, что человек изменился. Изменился серьезно и глубоко. Куда-то исчезли и самомнение, и заносчивость.
— Зачем? — спрашиваю я.
— Что «зачем»? — Он недоуменно поворачивается.
— Зачем после стольких лет тебе внезапно потребовалось познакомиться с Тэкери?
— Все равно не поймешь, — тихо отвечает он. — Просто не сможешь понять. А уж тем более не сможешь простить — после всего, что я натворил.
Молчание длится вечно. Мне слегка не по себе. Тэкери и Лидия скрылись из виду, гости постепенно расходятся.
— Я кое-что тебе принес, — осторожно, словно с опаской произносит Бретт и опускает руку в карман брюк. И в голосе, и в движениях чувствуется сомнение. Он уже не так уверен в себе, как прежде. — Вот. — На раскрытой ладони лежит маленькая коробочка.
С первого взгляда узнаю кольцо. Изящное, с семью бриллиантами. Мое обручальное кольцо — я швырнула его, когда застала Бретта в объятиях Консуэлы Мартин.
— Может быть, напрасно стараюсь, но почему-то хочется, чтобы оно вернулось к тебе. Это же твое кольцо, — почти шепотом поясняет Бретт.
Я держу коробочку на ладони и не знаю, что сказать.
— А вот второе, свадебное, я так и не нашел. Да, впрочем, вряд ли оно тебе потребуется.
— У меня теперь другое, — говорю я и показываю руку с двумя подаренными Адамом кольцами: одно из них с огромным бриллиантом.
— Конечно, — обреченно соглашается Бретт.
— Не могу принять. — Закрываю коробочку и протягиваю Бретту. — Не имею права.
— Значит, сохрани для Тэкери, — настаивает он.
С дорожки доносятся голоса. Кто-то громко прощается. Я теряюсь в сомнениях.
— Пожалуйста, — просит Бретт. — Для меня это очень важно.
— Не могу.
— Можешь. Если для Тэкери, то можешь. Аргументы заканчиваются.
— Хорошо, если для Тэкери, то возьму. — Кладу коробочку в карман.
— Пойду, пожалуй, — говорит Бретт и медлит, как будто хочет поцеловать. И на одну крошечную, самую крошечную долю секунды я готова обнять его и поцеловать в ответ. И тогда все снова станет как прежде. Но о чем я думаю? Надо срочно повернуться и уйти. «Повернуться и уйти», — командует внутренний голос.
— Что ж, прощай, — холодно говорю я и твердым шагом направляюсь в сторону дома. И о чем только я думала?
Глава 18
В шестнадцать лет я победила в конкурсе на лучший рассказ. Дело было в средней школе Беверли-Хиллз. Конкурс считался региональным, и шедевр напечатали в местной газете. Впервые в жизни мне удалось одержать победу и вообще добиться успеха в школе, а потому папа отнесся к событию в высшей степени серьезно. Пригласил меня в ресторан, признался, что очень гордится успехами дочери, и показал газету с рассказом всем друзьям и знакомым. Папа всегда поддерживал наши творческие порывы.
Потом позвонила журналистка. Сказала, что их редакция прочитала рассказ и просит меня дать интервью. Я, разумеется, согласилась. Папа всегда давал интервью после выхода нового альбома. А мне не терпелось поговорить о своей работе.
Журналистка пришла к нам домой, и я повела ее во двор, где приготовила чай со льдом. В жизни она оказалась моложе, чем по телефону, и одета была соответственно: мини-юбка, туфли на шпильках.
— А твой отец дома? — поинтересовалась она, чересчур откровенно заглянув в дом.
— Нет, ушел, — не совсем уверенно ответила я, потому что никогда не знала, где он.
— Каково быть дочерью знаменитых родителей? — спросила журналистка, вытаскивая из большой сумки на длинном ремне диктофон и блокнот.
Неужели опять этот вопрос?
— Нормально, — лаконично ответила я.
— Можешь ли ты сказать, что тебя балуют?
— Не особенно. Папа довольно строг.
— И в чем же проявляется его строгость? — уточнила она, странно растягивая слова. Манера задавать вопросы очень напоминала тихое лошадиное ржание.
— Ну, знаете, требует, чтобы мы вели себя вежливо, убирали в своих комнатах, поддерживали в доме порядок. Гулять можно только до десяти.
— Ты очень переживала, когда родители развелись?
— Порядком.
— Почему? — Ну точно, лошадиное ржание.
— Потому, почему переживают все дети… Но теперь мне кажется, что так лучше и для мамы, и для папы. Во всяком случае, прекратились ссоры.
— Они часто ссорились? — Настырная девица серьезно посмотрела на меня и снова заржала: — И в чем же проявлялись их ссоры?
— Видите ли… по-моему, они соперничали. Оба достигли больших успехов, а потому… — Я остановилась. — Трудно объяснить.
— Может быть, ссорились из-за того, что отец принимал наркотики?
Допрос начинал действовать на нервы.
— Честно говоря, мне казалось, что вы собирались поговорить о моем рассказе, а не о моем папе.
— Конечно, конечно… — Журналистка на мгновение растерялась. — Просто начала издалека. Ну, ты понимаешь, для антуража. Итак, как же тебе пришла в голову сама идея рассказа?
В этот момент я поняла, что ни я, ни мой рассказ ни капли не интересовали бойкую особу. А пришла она исключительно ради папы. Следовало бы сообразить раньше.
Глава 19
На следующий день после похорон я вернулась на работу. В печали есть странная, но объективная закономерность: как бы мы ни тосковали, как бы ни страдали, мир неумолимо движется вперед. А когда рядом пятилетний ребенок, земной шар вращается еще быстрее. Каждый вечер человека надо искупать и уложить спать, попугая необходимо накормить, посудомоечную машину загрузить и разгрузить. Конечно, можно было бы положиться на няню и горничную, но рутина успокаивает, а общение с Тэкери дарит ощущение жизни.