К ужину вернулся из дворца Петька. И я видела, как улыбка исчезла с лица моего сына, когда он увидел меня, замершую с ножом на куском сыра, которые надо было нарезать на стол. Алгана с Залерой отправили меня домой, потому что к вечеру я совсем не могла ничего делать. Сидела, замерев, под коровой с подойником, как будто бы забыла, для чего я, вообще, к ней пришла.
– Мам, – обнял он меня, делясь теплом любви, – ты чего? Ну, наплюй ты на него. А то ишь нашелся какой прынц… ты тут страдаешь, а он про тебя и думать забыл.
Петькино сочувствие, его по-детски жестокие слова пробили брешь в стене, которую я возвела в своем сердце. Я длинно всхлипнула, выронила нож и больше не могла сдерживать слезы, они катились по моим щекам и капали на сыр, на стол и на пол…
– Мам, прости! – ахнул Петька. Он растерянно взглянул меня, думая, что это он виноват в моих слезах, – прости, мам…
Он довел меня до дивана, притащил стакан воды, а я все никак не могла остановиться и перестать плакать. И даже не заметила, как мальчишка исчез, уходя в портал. И через пару минут вернулся обратно с Лексом.
– Лола, – маг присел рядом, обнимая меня и подставляя свое плечо для слез, – тише, не пугай сына. У тебя все будет хорошо…
Он гладил меня по спине, плечам, волосам, целовал в макушку, шептал что-то успокаивающее, говорил о том, какая я хорошая, и Яволк идиот, раз променял меня на какую-то девицу. Он говорил-говорил… и я успокаивалась, отогреваясь в объятиях Лекса.
Как так получилось, что он поцеловал меня, я не знаю. Но я не оттолкнула мага, наоборот. Ответила на его поцелуй.
Все чувства к Яволку смыло слезами. И в сердце царила пугающая пустота, которую и заполнил поцелуй Лекса.
– Лола, – прошептал он в мои губы, – прости…
И попытался отстраниться. Уйти и бросить меня снова. Как Яволк…
– Нет, – всхлипнула я, – не уходи. Пожалуйста…
И сама потянулась за вторым. Мне было необходимо почувствовать себя нужной. Любимой. И желанной.
Лекс застонал и прижал меня к себе, выдохнул:
– Лола, не надо. Я не смогу остановиться.
– И не надо, – замотала я головой, – не останавливайся, – и обняла его за шею, сближая нас еще больше.
Он нежно обхватил губами мои губы, застонал, и не обрывая поцелуй, поднял меня на руки и понес наверх. В спальню.
Лекс не Яволк. В нем не было звериной страсти и мощи. Он любил меня, нежно и чувственно прикасаясь кончиками пальцев к телу, лаская и даря необыкновенно трепетные ощущения и легкость полета.
Когда все закончилось, и мы лежали в объятиях друг друга, я поняла, что мне хорошо, и я, определенно, счастлива.
С этого момента все изменилось. Я как будто бы сбросила тяжелый груз, который волочила за собой все это время. И теперь не ходила, а порхала. Наслаждаясь необычайной легкостью. Я даже спросила у Ильгана, видит ли он какие-нибудь изменения в путях, но он ничего не видел. Мы все так же двигались по той дороге судьбы, которая должна была привести нас к трагедии.
Но даже это не мешало мне быть счастливой рядом с Лексом. А он каждое утро уходил вместе с Петькой во дворец, и каждый вечер возвращался. Каждое утро он обнимал и целовал меня, как в последний раз, а каждый вечер – как в первый. Мы не говорили о нашем будущем. Лекс не торопил меня. А я с каждым днем все сильнее понимала, что с ним мне хорошо и спокойно. Полюбила ли я его? Не знаю. Наверное, просто привыкла и приняла, как часть своей жизни.
Я чаще улыбалась и хохотала. Так же, как раньше, до того, как все началось. И дела стали спориться. Дед погрузил остатки выдержанных сыров и уехал в Выселки строить свою жизнь. Мы договорились, что он будет приезжать за сырами два раза в месяц. Больше не было смысла, здесь продукты дороже и продавать их на местных ярмарках выгоднее. Этим занялась Залера. Оказалось, у нее просто талант к торговле, и теперь у нас было два примерно одинаковых источника дохода. На местном рынке мы торговали всем, что получали от своего хозяйства: коровье и козье молоко, сметана, творог, сливки, корот, яйца, кроличье, баранье и козье мясо. К зиме я хотела освоить и переработку мяса: делать колбасу, сосиски, копчености и полуфабрикаты. Так цена продукта сразу вырастет, а с ней и доходность Солнечной долины. Но пока нам было не до этого.
Лето перевалило за вторую половину, в горах ощутимо похолодало. Пора было запускать мастерские. Мы закупили козью шерсть, наняли работников и стали шить бурки по той технологии, которую я опробовала еще в прошлом году. Первую, пробную партию Залера продала за пару часов. И рассказала нам о пожеланиях покупателей. Девушкам хотелось бы более нарядную обувь, и мы стали украшать бурки вышивкой, кистями и помпонами. Женщины постарше хотели бы, чтобы бурки стали более практичны. И мы стали использовать натуральную кожу для верхнего слоя ступни и задника. Для пожилых важнее было тепло. И мы стали шить бурки утепленные кроличьим мехом.
В качестве подошвы использовали кожу быков, которую нам привозил дед из Нулопа. Стационарные порталы очень сильно удешевляли доставку, поэтому производство оставалось выгодным.
Петька помог нам быстро оформить патент на бурки и теперь мы стали практически монополистами… Еще несколько хозяйств стали шить войлочную обувь, по другим выкройкам, но она не пользовалась популярностью, потому что наша была удобнее.
Работа спорилась, урожай радовал, а мы готовились засадить фруктовыми деревьями ту половину долины, которая должна была стать садом. Дед уже сделал в Нулопе заказ на две сотни саженцев. А пока мы косили переросшую траву, сушили и складывали ее в стога. Пригодиться зимой на подстилку.
Жизнь текла мирно и неспешно. И все мои домочадцы были довольны, кроме Ильгана. Он с каждым днем все больше хмурился, говорил, что слишком вся эта идиллия похожа на затишье перед бурей… И оказался прав.
Однажды вечером, когда мы ждали Петьку и Лекса, посреди нашего дома открылся маленький круг