— зачем ты нарисовал её?
Задумчивый взгляд васильковых омутов испытующе проникал прямо в душу.
— хотел чтобы ты была моей.
— тогда зачем показал всем?
Он застыл.
Картина так нравилась автору, что собирая работы для выставки, он ни задумывался ни секунды. Это его лучшее творение. Результат сотни часов, бессонных ночей, крик души.
Это его мечта. Его фантазия. Его Машенька.
— не знаю…
И вновь она увидела перед собой растеряного мальчишку, одинокого и мечтающего о признании, любви, счастье.
— ты её продашь? — Повторила утренний вопрос
— нет. Хочешь я её сожгу, разорву, уничтожу? Хочешь?
— вообще-то хочу. Хочу чтобы её никогда не было, чтобы никто никогда её не видел. Но ты этого отменить уже не сможешь. Там две сотни людей, которые пялились на… Ее грудь…
И они все думают, то это я, что я такая… Такая… Пошлая.
Машу прорвало, она зло щурилась и выплевывала слова как будто они были горькими.
— милая, — Касинский вновь стал собой, его тон был спокойным и нравооучительным. Это ужасно раздражало, даже бесило. — это всего лишь картина. Фантазия автора. Ничего общего с реальностью. — он скользнул по ней взглядом, остановился на груди и облизнув губы коснулся пальцами соска, очертания которого поступали сквозь тонкий розовый шёлк.
Маруся вздрогнула и закрыла грудь руками.
— но все эти люди…
— да наплевать на них всех! — завёлся мужчина, — это не порно, не фотки обнаженки, это Венера, Аврора, Ева, Психея, Омфала, Даная… Ты вообще была в Третьяковке? Лувре? Эрмитаже?
— была в эрмитаже, — смущённо ответила девушка опуская глаза.
— художники во все века рисовали обнажённых девушек. Твоё тело совершенно. Женское тело — чудо дарованное природой. Оно восхитительно, оно способно дарить жизнь, дарить счастье, экстаз, оргазм.
Чем сильнее распалялся художник, тем краснее становились Машины щеки.
— перестань. — тихо взмолилась она не зная куда деться из под его горящего взгляда.
— нет! И я буду рисовать тебя снова и снова. И целовать тебя, и трогать, и гладить, и ласкать, и обладать… — Теперь он уже сам ощущал, что его несёт.
Отдышавшись и немного успокоив возбужденную фантазию, мужчина продолжил уже тише:
— ни кто не посмеет тебя обидеть! Я буду рядом.
Не смотря на все его фокусы, ложь и манипуляции, этим словам хотелось верить. И Маруся поверила. Опять.
Вечер и правда прошёл не плохо. Только девушка все время провела прячась за плечо своего спутника и почти не говорила.
Маша кивала, смущённо улыбалась, а сама все крепче прижималась к руке Касинского.
Смотреть в глаза его дедушке, как и остальным собеседникам было неловко. Она повторяла про себя как мантру: "я Венера, я Аврора, я Даная, я Венера, я…"
— можно я уеду? Уже поздно… — осторожно поинтересовалась, когда часы пробили полночь.
— ещё немного, потерпи жемчужинка, — он в стотысячный раз поцеловал синяк оставленный его польцами на её плече.
— почему жемчужинка? — удивилась новому прозвищу красавица.
— погугли. Картина Поля Бодри "жемчужина и море".
Машу восхищали его образованость, красноречие и эрудиция.
Вопреки собственным ожиданиям, она совсем не думала о Володе.
Напротив, ей казалось, что роман с ним ей просто приснился.
— Павел Петрович? Добрый вечер. Простите великодушно, я привезу Машеньку чуть позже, если вы не против.
— Игорь, я бы хотел услышать это он неё.
Доктор был, как всегда учтив, но неприязнь все же чувствовалась.
Касинский передал трубку Маше.
— пап, не беспокойся, он не держит меня в заложниках, — весело отозвалась дочь и тут же добавила, — у Игоря потрясающая галерея, это настоящая старинная усадьба Трубецких, представляешь?
— не очень, — сухо, но спокойно ответил врач. — я останусь в "стрелках" и жду тебя тут, завтра к обеду.
— хорошо, спокойной ночи, целую.
— спокойной, детка.
Настроение девушки улучшалось пропорционально уменьшению количества гостей.
Когда Игорь отвлёкся общаясь с зарубежными художниками, Маруся улизнула и отправилась в другое крыло внушительного дома.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тут ещё не был закончен ремонт, а некоторые комнаты и вовсе стояли пустыми и нетронутыми. В советские времена в здании усадьбы была библиотека. В больших комнатах первого этажа по прежнему сохранились стилажи, полки и даже каталоги.
Но Стрелкову интересовали вовсе не они.
Лепнина, выцветшая роспись, бортики, колонны, люстры — вот что хотелось рассматривать.
Оставшись в одиночестве и тишине она ходила по тёмным комнатам подсвечивая себе телефоном.
— Машенька, это может быть не безопасно.
— ой, Леонид Петрович, простите, очень хотелось взглянуть, такое здание чудесное.
Смотреть на дедушку Игоря было очень неловко. Если мнение о ней посторонних людей ещё можно как то игнорировать, то осуждение в его глазах, увидеть было страшно.
— лучше проводить экскурсию днём, пойдём в парадную, Гарик наверняка уже ищет тебя.
— конечно.
Она потупила взор, сцепила пальцы перед собой и поплелась рядом со старшим Касинским.
— возможно ты примешь меня за назойливого старикашку, лезущего не в свое дело, но в моем возрасте есть некие преимущества. Одно из них — безнаказанно лезть в чужие дела! — старичек добродушно рассмеялся приобняв Марусю за талию.
Они неспеша шли по длинному коридору.
— Гарик бывает невыносим, резок и даже груб, — мужчина покосился на багровые пятнышки напоминающие о том какой сильной может быть хватка его внука. — но он не плохой человек. Просто жизнь научила быть хитрым и изворотливым. А я всегда твердил ему, что нужно добиваться своего любой ценой.
Вот и вырос мой мальчик таким.
Леонид Петрович остановился у больших стеклянных дверей ведущих в сад и пристально взглянул на Марусю сверху вниз.
— просто не будет. Он не изменится и не станет мягче или лучше. Подумай, сможешь ли с этим жить.
— спасибо, я подумаю.
Последние гости разошлись и пара наконец оказалась в машине. Сегодня их вёз водитель.
Игорь будто и не замечал его.
Как только за Машей захлопгулась дверь, мужчина притянул её к себе и ни говоря ни слова завладел губами.
Глава 20
Они целовались целую вечность.
Руки скользили по тонкому шелку платья. Сжимали, мяли, гладили.
Когда Игорь стянул тоненькую лямочку с плеча и медленно провел пальцами по груди, опуская ткань все ниже, Маша услышала как хлопнул дверь.
Водитель припарковал огромный кадилак и вышел.
Касинский поймал её взгляд.
— он не вернётся.
Но в глазах красавицы читались сомнения.
И он сдался. Знал, что может настоять, убедить, уговорить, заставить, но не стал.
Даже себе не смог объяснить почему наступил на горло собственным желаниям.
Поправил лямочки на её плечах, скользнул костяшками пальцев по бархатной щёчке и позвал водителя.
У квартиры Игорь все же сорвался. Её близость была такой мучительной, а желание обладать, любить, подчинить, присвоить и вовсе сводило с ума.
Когда девушка потянулась к двери, Касинский обхватил её бедра и заскользил по ним ладонями прижимая аппетитные ягодицы к своим бедрам.
Возбуждение становилось невыносимым. Кровь горела огнём, мышцы болели от напряжения, мысли несвязно барахтались где-то на границе сознания.
— Игорь…
Она не просила, просто произнесла его имя, но это, как ни странно, подействовало.
— у меня странная просьба: верни платье.
Маруся не сразу поняла о чем он и смотрела удивлённо хлопая глазками.
— прислать его завтра? — неуверенно предположила оглядываясь по сторонам.
— сейчас. Я подожду… — он задумался, но все же решил, что безопаснее для него самого будет не входить в квартиру. — тут.
— хорошо
Она быстро разделась, одела пижамные штаны и футболку и сложила платье туфли и украшения обратно в коробку, которую, несколько часов назад, привёз