о моем недомогании, граф прислал Фенечку с пирожками. Феня — девушка правильная, велёлая и обходительная. Она принесла мне не только пирожки, но и копчёную свининку, паштет и две бутылочки зельтерской. В результате, разумеется, я не записал ни впечатлений от прогулки среди полей, ни своих мыслей о высоком. Да и вовсе ничего не успел сделать.
Просто ужас какой-то с этой Фенечкой.
10 сентября 2008
История про одно представление
Поехали в губернское собрание. Давали сцены из времён нашествия двунадесять языков. По сцене бродило множество юношей в неверных мундирах с одинаковыми эполетами и девицы в ночных рубашках. Они плясали, будто бы на балу, но случилось затемнение. Грохнул выстрел, за ним другой — и я начал сомневаться, верно ли, что стреляют холостыми. Подумалось: вот верный случай свести счёты с врагом — прилюдно и вместе тем безнаказанно, якобы по случайности. Выстрелы утихли, и выбежали драгун с гусаром, исполнив танец с саблями. Всё было успокоилось, как вдруг из-за кулисы выскочил Русский Сцевола и принялся так отчаянно махаться топором, что у некоторых дам в первом ряду слетели шляпки.
Но вот Антихрист был посрамлён басурманы изгнаны со сцены, а её запрудил русский народ в поддёвках и лаптях. Вывели и несколько чистеньких крестьянских детей с пустыми лукошками.
Все восславили Государя, после чего я вышел вон.
11 сентября 2008
История о прочувственной речи
Чтобы я не скучал в дождливую погоду, граф позвал меня в город, рассказать студентам о высоком. Студенты меня всегда привлекали своей отчаянностью. Прохор однажды поймал одного такого у меня в спальне. Молодой человек рылся в секретере, пытаясь найти деньги. Мне самому это не удавалось и в лучшие годы, чего уж говорить о чужом человеке.
Пришлось напоить несчастного сладким чаем.
Итак, я всегда любил молодежь — нам время тлеть, а им цвести. Здравствуй, племя младое, незнакомое.
Швейцар принял мою шубу, я взбежал по чугунной узорчатой лестнице и увидел своих подопечных. Ей Богу, вид у них был хуже, чем у бурсаков. На задних скамьях зазвенело покатившееся стекло, и кисло пахнуло притушенными самокрутками.
Не смотря ни на что, я начал. В произнесении речей перед юношеством нет ничего сложного — в этом может преуспеть каждый. Для начала нужно польстить слушателям, заявив, что и сам был таким, в Корпусе тебя секли за проказы, и ты тоже шел за мидинетками по бульвару, ожидая, когда они поправят чулок.
Затем нужно прижать ладонь к сердцу и крикнуть "Духовность!" Это важно. Зато потом можно забыть все правила русской речи. Знай себе, выкрикивай: "Припасть к корням! Исконно! Душевная искренность! Простит ли нас народ? Нет, не простит, если мы доколе исполать! Вековая мудрость! Пронзительная чистота!"
Под конец хорошо вздохнуть и произнести "Позвольте, перефразируя слова нашего графа…" (Главное — обернуться и проверить, не слышит все это ли сам граф, а то, неровен час, можно и пострадать).
Вот видишь, читатель, нет в этом ничего сложного. Разве что в обществе мытарей нужно несколько раз крикнуть "Государственность! Государственность!", а в полковом собрании кричать: "Кровь, пролитая на полях Отечества, вопиет!".
Так я и сделал.
После моей речи студенты преподнесли мне адрес и печатный пряник, изображающий в натуральную величину русалку с такими огромными грудями, которых ты читатель, верно, не видывал.
Мысль об этом прянике грела мне душу целый день.
И каково было мое возмущение, когда я обнаружил пропажу подарка!
Поиски были недолги, и он обнаружился в каморке Селифана. Мерзавец возлежал с моей русалкой и целовал её в сахарные глазурованные уста!
Велел свести его на конюшню, а оскверненную наяду отдал дворовым детям.
12 сентября 2008
История про свадьбы
Наступила суббота — время свадеб и связанной с ними суматохи. Селянки гладили рушники и скатерти, после жарких споров сватов о приданом перинный пух летал по улицам, будто снег.
Раскурив чубук, я наблюдал за этим столпотворением из окна, вспоминая былое.
Как-то, когда наш полк стоял в N., я был приглашён на свадьбу местного казначея. Ну, сначала всё шло обыкновенным образом — родственницы невесты хихикают и скачут, гг. офицеры рвут им длинные подолы своими шпорами.
Настала пора бросать букет.
И тут случился конфуз.
Собственно, к букету бросились сразу три или четыре прелестницы и сшиблись не хуже, чем негритянские невольники в их любимой игре с мячом и корзиною. Вдруг вокруг умолкли разговоры, пресёкся смех и поздравления. Потому как из означенной группы, выбитая ударом будто елементарная частица, вылетела накладка, что помещают на грудь, для оптического увеличения оной. Свидетельство девичьей нечестности упало на пол и подпрыгнуло несколько раз. Что-то зазвенело.
Все как зачарованные глядели на эти прыжки. Казалось, сам чорт прыгает меж нами.
Старухи падали в обморок, закатив плёнкой куриные глаза, старики бывшие не в одной кампании и смело смотревшие в глаза смерти и неприятелю, мелко крестились.
Вот так.
Есть и иная история. Однажды, чтобы успокоить старые раны, я отправился на воды. Там я встретился с поручиком N***-ского полка, знакомым мне, правда, за карточным столом. Он решил жениться.
Я был приглашён на свадьбу.
Родственники хлопотали, невеста нервничала, и по традиции наших южных губерний, ей подносили рюмочку за рюмочкой — для успокоения.
Успокоение случилось, молодая стала клевать носом, попадая прямо в букет, да и присутствовавшие тоже лечились изрядно.
Настала пора откинуть вуаль и запечатлеть поцелуй на губах молодой жены.
Незапно (Ах, как я люблю это слово — незапно, незапно) раздался крик, от которого кровь стыла в жилах. Кричал жених.
Он не узнал невесты — на него глядело красное извозчичье лицо с фиолетовым носом.
Оказалось, что несчастная страдала жестокой нутрняной непереносимостью какого-то сорта зловредных цветков. Но, успокоившись настойками, забыла об этом.
Обнаружилось это лишь в момент ритуального поцелуя.
Хорош был вид жениха!
Не дожидаясь развязки, я повернулся, забрал в прихожей вполне острую саблю, чью-то вполне приличную шубу. Так я и вышел безо всякого препятствия, бросился в кибитку и закричал: «Пошёл!»
13 сентября 2008
История про визит к Кашиным
Целый день провёл в постеле. Никого к себе не допускал, думал о том, не лишний ли я человек, не зря ли живу. Надо избавиться от иностранного и наносного, вот что. Оттого покушал консоме с профитролями безо всякого удовольствия. Потом слушал дождь и жевал пряник, забытый кем-то на книжной