ни даже республике. Он управлял под своею собственною ответственностью; он являлся настоящим монархом, власть которого не знала ни пределов, ни правильного контроля[606].
Во времена империи положение его не осталось таким же. Произошло это не потому, чтобы в эту эпоху выработались более мягкие приемы управления в духе идеи свободы и разумного права; продолжение данного исследования покажет, насколько мало влияют идеи и теории во всякие времена на улучшение человеческого существования. Силою, которая заставила исчезнуть деспотизм проконсулов, являлся деспотизм императоров.
Когда римский сенат организовал империю, к 27 году до нашей эры, он вручил августу проконсульскую власть над половиною провинций и право верховного наблюдения за наместниками всех остальных. В этом нововведении, в котором некоторые мыслители усматривали, может быть, лишь посягательство на свободу, заключалось зерно новой административной системы. В силу указанного акта оказалось действительно, что начальники провинций из государей, управлявших от собственного имени, обратились в агентов или заместителей нового монарха. Этот факт, по-видимому, такой простой и ничтожный, был источником происхождения административной централизации в Европе.
Нельзя сомневаться, что народы почувствовали эту централизацию как великое благодеяние. Находиться под управлением человека, обладающего самостоятельною неограниченною властью, или лица, являющегося органом и представителем другой высшей, но далекой власти, – это две вещи весьма различные. Оба указанные способа администрации обладают каждый своими достоинствами и недостатками; но хорошие стороны второго настолько преобладают, что народы предпочитали его почти во все эпохи истории. Люди инстинктивно любят централизацию; им приятно знать, что тот, кому они подчинены, сам в свою очередь обязан повиноваться другому. Подвергаясь возможности утеснения со стороны того, кто ими непосредственно управляет, они дорожат тем, что существует высшая сила, которая может оказать им покровительство. Против агентов императорской власти галлы находили защиту в самом императоре. Верховная власть последнего стала гарантиею против мелких пристрастий чиновника, против его высокомерия, злобы и хищности.
Провинциальные наместники уже не могли больше смотреть на себя, как на царей. Они сделались только органами высшей власти. Отправляясь на места назначения, они получали от императора писаные инструкции[607]. Они посылали ему отчеты во всех своих действиях. В письмах Плиния Младшего к Траяну[608] находим пример почти ежедневной переписки, которую каждый наместник должен был вести с императором. Из них ясно обнаруживается, как велико было различие между начальниками провинций во времена империи и проконсулами республики. Из них видно, насколько сильно жители провинций зависели от государя; но нельзя из них же не заметить, как мало они должны были страшиться злоупотреблений властью со стороны их ближайших правителей.
При порядке, господствовавшем в римском мире до утверждения империи, правительство, правда, пыталось также оградить подданных римского народа от чрезмерного произвола и ненасытной алчности проконсулов; для этой цели учреждались многоразличные судные комиссии, которые на первый взгляд кажутся очень строгими трибуналами; но на деле эти мероприятия оказались мало действительными[609], потому что очень редко случалось, чтобы судьи не были связаны общими интересами с подсудимыми. Императорское правительство, наоборот, достигло такой цели при помощи гораздо более простого средства, именно через подчинение областных правителей центральной власти.
Действительно, с того дня, как все элементы самодержавия вручены были цезарям, их жилище, которое стало с тех пор называться palatium, сделалось средоточием всей имперской администрации. В нем сгруппировался многочисленный служебный персонал и очень быстро организованы были различные канцелярии. Все это было настолько ново, что ни сенаторам, ни всадникам, ни гражданам, ни простым свободным людям не пришло в голову вступить в ряды служащих в возникших таким образом учреждениях, или, может быть, сами императоры нашли неудобным пользоваться здесь их услугами. Но точно так же, как в каждом большом доме какого-нибудь члена римской аристократии находились особые секретари и писцы, набиравшиеся из рабов и вольноотпущенников господина, так и «императорский дом» нашел среди рабов и вольноотпущенников цезарей очень многочисленный контингент канцелярских чиновников, приказчиков, архивариусов[610]. Так устраивалось делопроизводство по центральному управлению государством в первые сто лет империи. Впоследствии свободные граждане и даже всадники стали допускаться к занятию высших должностей в императорских канцеляриях[611].
Все эти канцелярии, устроенные при императорском palatium’е, носили общее название officia[612]. Их было пять отделений, которые специально назывались a libellis, ab epistolis, a rationibus, a memoria, a cognitionibus[613]. Bo главе каждого из них стоял особый начальник или заведующий, который получал титул princeps или magister officii; y него был помощник – adiutor; затем канцелярия составлялась из первого чиновника – proximus и группы младших – простых scriniarii или tabularii.
Канцелярия a libellis принимала всякие письма, направлявшиеся к императору со всех концов империи либо от должностных, либо от частных лиц[614].
Эти письма предварительно рассматривались там, a после этого начальствующий данным отделением императорского центрального управления представлял их самому императору с своим собственным докладом[615]. Далее отделение аb epistolis редактировало ответы государя[616]. У нас нет точных сведений о функциях отделения a memoria, и можно только высказать предположение, что оно было подобием архива, в котором сохранялись исполненные дела на случай необходимости справок[617]. Отделение a rationibus принимало, рассматривало и проверяло все финансовые отчеты, доставлявшиеся как из города Рима, так и из провинций[618]. Отделение a cognitionibus принимало к рассмотрению многочисленные прошения о правосудии, обращавшиеся к императору; оно же производило предварительное следствие по каждому из подобных дел[619].
Учреждение всех этих отделений, составивших императорскую канцелярию по центральному управлению государством, было действительно совершенною новостью, подобия которой никогда еще до сих пор не видели ни Рим, ни Европа, и это нововведение могло сильно поразить людей. Особенно вызывало изумление то обстоятельство, что акты или отчеты провинциального наместника, который пользовался сенаторским званием и принадлежал, по большей части, к знатной семье, рассматривались в глубине какой-нибудь канцелярии смиренным вольноотпущенником. Отсюда происходит раздражение и презрительный тон Тaцита, когда он говорит о чиновниках, служивших в упомянутых учреждениях[620]. Но Плиний Младший уже отзывается о них с почтением[621], и поэт Стaций, который на самом деле не был сенатором, отдает полную справедливость их деятельности: он сам знавал нескольких начальников различных отделений императорской канцелярии, например Абасканта аb epistolis, Клавдия Этруска a rationibus, и изображает их как людей честных и трудолюбивых[622]. В следующие поколения мы видим, что в описанных канцеляриях заседают и служат даже такие люди, как Папиниан и Ульпиан[623].
Доклады и денежные отчеты различных должностных лиц контролировались в отделениях императорской канцелярии почти изо дня в день[624]. Всякое сколько-нибудь значительное дело непременно рассматривалось там. Областные наместники