Читать интересную книгу Легенды Арбата - Михаил Веллер

- Ага, - говорит дядя. - Не тебе в Париж, а мне в Москву? Интересная идея. После войны Лео Трепер меня не послушал и уехал в Москву. Недавно я получил весточку, что он вышел из сибирских лагерей. Скажи, это ты сам придумал? Только сейчас?

И дядя сухо прощается. А Симон не знает о разведчике Трепере.

4. Невыносимая сладость бытия

Через две недели звонит треснутый телефон на обшарпанной стене в коридоре:

- Товарищ Левин? Здравствуйте, Симон Рувимович. Это вас беспокоят из Комитета Государственной Безопасности. Майор Ашурков. Симон Рувимович, есть ли у вас сейчас возможность разговаривать? Я вас ни от чего не отвлекаю?

- Н-нет, - говорит Левин и выпрямляется по стойке смирно с государственным лицом, но ватные ноги складывают его на сундучок под стенкой.

- Симон Рувимович, в какое время вам было бы удобно зайти к нам, чтобы побеседовать? - утонченно издевается голос.

- В-в-в какое скажете… - докладывает Левин.

- Но вы ведь заняты все рабочие дни в юридической консультации, мы не хотим нарушать ваш рабочий распорядок.

- Э-э-э… - блеет Симон в полном ошизении. - Н-н-ничего… пожалуйста… конечно…

- Не следует откладывать, - мягко настаивает голос. - Завтра в четыре часа дня вас устроит? А сегодня? В три? А в час? Паспорт с собой возьмите, пожалуйста, пропуск будет заказан. Мы ждем вас по адресу… ул. Па-гари… Куда прислать за вами машину? Близко? Как вам удобнее.

Вот и засекся крючок. Открасовался молодой юрист, чей не надо родственник.

- Что ж, - вздохнул он, - это лучше, чем если тебя берут ночью из постели.

Он сел, встал, еще сел, еще встал, свет включил, выключил, в консультации сидел как пыльным мешком шлепнутый, и к нужному часу достиг полной товарной спелости: зеленый снаружи и с мелкой дрожью внутри.

В подъезде за зловещей вывеской, в чистом вестибюле, ему выдали пропуск взамен паспорта и забрали на хранение портфельчик, где была сменка белья, тонкий свитер и умывальные принадлежности, плюс три пачки чая, папиросы и кулек конфет. Симон хорошо знал, что надо брать с собой при аресте.

Вежливый лейтенант проводил его на второй этаж.

- Входите, Симон Рувимович, - встал навстречу от стола приятный мужчина в штатском. - Очень рад познакомиться с вами! - В меру крепко пожал руку. - Присаживайтесь. Чаю хотите? Курите?

Левин двигался, как стеклянный. Он сел, звякая пронзительным колокольчиком внутри головы, и непонимающе уставился на стакан крепкого чаю с лимоном и открытый серебряный портсигар с беломором.

- Итак, вы хотите поехать в Париж, - доброжелательно начал комитетчик, которого Симон про себя окрестил полковником. Это прозвучало как «ИТАК, ВЫ ХОТИТЕ ИЗМЕНИТЬ РОДИНЕ».

«Уже никто никуда не хочет», - с истерическим смешком мелькнуло у Симона…

- Д-да, собственно… и нет, - мучительно сопротивлялся он затягиванию себя в преступный умысел измены родине.

Полковник подвинул ему портсигар и поднес спичку, Симон послушно закурил, выпучил глаза и задохнулся.

- Не волнуйтесь, - сочувственно сказал полковник. - Мы здесь для того, чтобы помочь вам.

Сейчас войдет палач с набором пыточных инструментов.

- На ваше имя пришло приглашение в гости из Франции, - полковник переждал его кашель. - Из Парижа.

- Я не просил… - просипел Симон. - Это дядя… Клянусь, я не знал! В смысле, не просил!

- Когда вам хотелось бы поехать? - Полковник разглядывал его с задумчивым видом, иногда даже чуть кивая собственным мыслям.

- Не знаю… Я еще не думал!

- Возможно, прямо в эту пятницу?

- У меня же работа! - с некоторым даже осуждением возразил Симон, чувствуя себя в этот миг преданным гражданином.

- Ну, возьмете отпуск. Вам дадут, я не сомневаюсь, и не за свой счет, а как полагается, с выплатой отпускных.

До Симона, наконец, дошло. Паранойя . Бред навязчивой идеи расколол сознание. Чтобы сойти с ума, долго пить не обязательно. Отсюда его увезут в желтый дом… а он будет воображать себя в Париже…

Он побелел.

- Или вы предпочитаете весной? Или летом? - любезнейше продолжал выяснять полковник.

Он снял трубку и раздраженно бросил:

- Ну где он там?

Вошел фотограф и снял Симона, велев сесть на стуле ровно и смотреть в объектив.

- А в профиль? - стал помогать Симон, и повернулся боком для второй фотографии.

- В профиль не надо, - приказал полковник. Утонченная издевка заключалась в том, что ехать Симону предстояло в Магадан, и он прекрасно это понимал. Об играх КГБ страна было наслышана.

- Или вы хотели бы поехать весной? Или летом? - рассыпался полковник. - Но чисто по-человечески, наверное, чего откладывать, правда? Ну, несколько дней на неизбежные формальности… - он посмотрел на табель-календарь: - А вот, хоть суббота второе число, вас устроит?

- А-а-а… да, конечно… Как скажете, я готов… - сказал Симон.

- Хотя можно и быстрее!

Он стал бессмысленно улыбаться и часто кивать. Захотел перестать кивать и не смог остановиться. Полковник вздохнул и деликатно стал смотреть в окно.

- А вы бы хотели как ехать - поездом? Или самолетом? - продолжал он глумиться. - Возможно, паромом до Хельсинки и оттуда поездом? Или можно из Ленинграда до Стокгольма, или до Лондона, а там на самолет до Парижа.

На дальней стене кабинета висела карта мира, и хозяин развивал урок географии, взяв указку:

- Конечно, короче и проще всего - прямым рейсом из Москвы - и прямо в Париж. А если в Ленинграде сесть в беспересадочный вагон Ленинград - Париж, то можно через Минск, Варшаву, Берлин - это двое суток через всю Европу, прекрасная поездка.

Вошла плавных очертаний женщина, туго затянутая в юбку и пиджачок, и велела Симону подписать вот здесь. И вот здесь. Он хотел понять, что он подписывает, но, ясно видя бумаги и читая буквы, не мог понять смысла ни одного сочетания. Его мыслительные способности были парализованы.

- Ну, вот и отлично, - сказал полковник. - Если вам подходит завтрашний рейс «Аэрофлота» из Москвы, то к вечеру вам доставят ваш загранпаспорт с французской визой и билеты.

При этих словах Симон понял, что он подписывал. Это был загранпаспорт с его фотографией и его фамилией.

- …Вы, наверное, последнее время много работали и переутомились, - сказал полковник, поднимая его с пола и брызгая водой в лицо. - Вот и отдохнете. Кстати, в нашей поликлинике прекрасный невропатолог, хотите, я сейчас позвоню?

Он проводил его до двери и подержал под локоть:

- Кстати, я бы как мужчина мужчине порекомендовал вам сшить новый костюмчик. Все-таки Париж, вы знаете. О, успеют, в МИДовском ателье обычное дело за полдня выезжающему шить. Вас уже ждут.

…Он шел домой как зомби. Робот утерял ориентацию в пространстве. Так могла бы перемещаться статуя Командора, забывшая адрес Доны Анны. Город раздвигался, вращался и смыкался за ним.

Дома он закрыл дверь, задвинул шторы, выпил стаканом дареный коньяк и уставился в стену. Он был трезв, он был невменяем, он представлял собой стоп-кадр истерики, законсервированной до температуры вечной мерзлоты.

Он пытался анализировать свое сумасшествие, но мысли соскальзывали с оледенелого мозга.

Потом зазвонил телефон.

5. Контрольный звонок

- Здравствуй, мой мальчик, все ли у тебя в порядке? Але? Ты хорошо меня слышишь? Это я, твой дядя.

Слабо знакомый голос поднимал Симона из глухих глубин на поверхность, как натянутая леска вытягивает рыбку. Он медленно осознал себя в мире и сказал:

- Это я?…

- Удалось ли, тебе что-нибудь сделать? - продолжал дядя.

- В каком смысле? - таращил глаза тупой молодой адвокат.

- В смысле твой приезд ко мне - тебе пошли навстречу? Или тебе по-прежнему отказали? Так ты скажи мне. Але! Але! Почему ты молчишь?

- Я не знаю, что произошло, - истерически хихикнул Симон, - но, наверное, я прилечу к тебе завтра. «Аэрофлотом». Из Москвы. В Орли.

- Это точно?

- Не знаю. В КГБ мне так сказали.

- В КГБ? Что у тебя случилось?… Но ты дома, тебя не арестовали?

- Я не знаю!!! - заорал Симон. - Я вообще ничего не знаю и ничего не понимаю!!! Мне дали загранпаспорт, и сказали, что все сделают сами, и я могу лететь когда захочу, так что все в порядке, но вообще я не знаю, я чего-то не понимаю, это немного странно, это просто конец какой-то, но вообще вот, значит, решилось…

- Ага, - говорит дядя. - Значит, все-таки, помогло.

- Что - помогло?…

- А, не важно.

- Дядя, - страшным голосом говорит Симон. - Ты что-то знаешь?

- Ну, что-то я, наверное, таки знаю.

- Ты что-то знаешь про то, как меня выпускают? Ты что, вообще имеешь к этому отношение?

- К чему - к этому?

И Симон начинает пересказывать, к чему - «к этому», - и гадкие зябкие волны бегут по коже, когда он представляет, как сейчас сидит на проводе майор и слушает все его песни безумной сирены, летящие во враждебный мир капитализма.