Рада выслушала долгую речь генерала Врангеля стоя и впоследствии не могла простить и себе, и ему этого унижения…
Депутация Рады поздней ночью принята была мною в Ростове на вокзале, ходатайствуя о судьбе арестованных и свидетельствуя о готовности кубанцев вести борьбу до конца в полном единении с Добровольческой армией…
Не удовлетворение, а глубокую скорбь вызвали во мне их «покаянные» речи. Вынужденный в силу государственной необходимости на применение суровых мер, я знал, что удар по кубанским демагогам косвенно отзовется на самосознании кубанского казачества, имевшего большие заслуги и неповинного в политической игре, казачества, с которым нас связывали лучшие страницы боевой страды, к которому я относился с глубочайшей симпатией…
Но иного выхода не было.
Одиннадцать арестованных членов Рады я приказал выслать за границу. Скрывшийся И. Макаренко после нескольких недель скитаний по хуторам и плавням, получив от Ставки через третьих лиц гарантию безопасности, вернулся в Екатеринодар. Он явился к начальнику нашего Военного управления и поведал о том, что много пережил, передумал за это время и решил совершенно отойти от политической деятельности. Обещание свое выполнил.
Поднять против командования донцов и терцев кубанским послам не удалось. 7 ноября я посетил заседание Донского Круга и в большой, почти трехчасовой речи развернул перед ним картину военно-политического положения противобольшевистских фронтов – тяжелого и грозного. Основы и мотивы нашей внешней политики. Историю взаимоотношений с казачеством и распри с Кубанью. Круг слушал с глубоким вниманием и отзывчивостью. Создавшееся на Круге настроение побудило кубанских послов покинуть в тот же день Новочеркасск, не дожидаясь ответа Круга. Ответ последовал лишь 11-го, составлен был в примирительных тонах и заканчивался пожеланием, чтобы «происшедшие на Кубани печальные события не отразились на работе Рады, которая в целом должна быть выше всяких подозрений». Агеев – заместитель председателя Круга – под влиянием этих настроений сложил свои полномочия и отбыл для лечения в Грузию…
На Тереке кубанские послы встретили еще менее сочувствия, и председатель терского правительства в заседании Круга 19 ноября при общем одобрении говорил о «злокачественном нарыве», который, «к сожалению, был вскрыт другой силой, а не самими кубанцами».
В большинстве российских организаций и печати действия Южной власти в кубанском вопросе встретили полное сочувствие.
В ближайшие дни Рада вынесла ряд резолюций – об единении с Добровольческой армией, о скорейшем создании Южно-русской власти, о лишении полномочий парижской делегации. Поручила финансово-экономической комиссии пересмотреть экономическую политику края, в частности вопрос о таможенных рогатках[[139] ].
Вместе с тем Рада изменила основные положения кубанской конституции:
1. Законодательная Рада упраздняется, и функции ее переходят к Краевой Раде.
2. Для избрания атамана учреждается особая атаманская Рада (временно эти функции несет Краевая Рада).
3. Правительство ответственно перед Краевой Радой.
4. Войсковому атаману в случае несогласия с вотумом недоверия правительству принадлежит право роспуска Краевой Рады. Рада нового состава должна быть собрана не позднее двух месяцев. Повторенный ею вотум недоверия правительству влечет за собой его отставку.
5. Положение об управлении Кубанским краем не может быть изменено правительством в порядке 57-й статьи.
10 ноября сложил свои полномочия кубанский атаман генерал Филимонов, невзирая на настойчивые просьбы Рады. Он объяснил свой отказ тем обстоятельством, что с изменением конституции атаманские права расширяются до пределов, превышающих определенные Радой при его выборах; что, как показали все предшествующие события, он не объединяет все слои населения края…
В письме своем ко мне он приводил другие мотивы:
«В событиях последних дней на Кубани для меня лично оказалось самым тяжелым – это переданное мне через третьих лиц Ваше мнение о неприемлемости моего пребывания на посту кубанского атамана… Являясь убежденным и последовательным сторонником идеи воссоздания России, я ни одной минуты не мыслил возможности работать без Вашего сочувствия и доброжелательства; поэтому, как только я узнал, что этих условий в настоящее время нет, я немедленно, несмотря на единодушное доверие Рады, сложил с себя полномочия…»
Главное действующее лицо екатеринодарских событий генерал Покровский предъявил свои права на атаманскую булаву…
Барон Врангель называл имена двух кандидатов – Науменко и Покровского. Я считал дальнейшее вмешательство в компетенцию Рады ненужным и ответил, что, «не зная обстановки на Кубани, воздерживаюсь от участия в этом деле…».
Покровский был настойчив. 11 ноября по аппарату между ним и генералом Врангелем происходил разговор:
Генерал Покровский: Отставка Александра Петровича[[140] ] воспринята в окончательной форме. До восьми часов были заседания в отделах, обсуждались кандидатуры, выдвинуты: Науменко, Улагай, Филимонов, Успенский. Меня боятся… Полагаю, что нужно применить форс-мажор.
Генерал Врангель: …У Улагая шансов никаких нет, да, кроме того, он на это дело не пойдет. Филимонов здесь совсем неприемлем, и главнокомандующий разрешил мне определенно об этом сказать. Все решится между Вами и Науменко. В это дело теперь нам вмешиваться не следует.
Рада избрала атаманом генерала Н. М. Успенского, большого доброжелателя Добровольческой армии, и своим председателем Скобцова. Формирование кабинета поручено было Сушкову, стоявшему ранее уже во главе правительства в начале 1919 года.
Новый атаман после своего избрания заявил Раде: «Я считаю долгом заявить, что я, как гражданин и кубанский казак, глубоко оскорблен и потрясен событиями последних дней. Надеюсь на вашу мощную поддержку; опираясь на вас, я сделаю так, что события, имевшие место в прошедшем, не будут иметь места в будущем. Я сделаю так, чтобы никакие посторонние силы не мешали строить нашу жизнь так, как нам угодно».
Хотя в этом заявлении слышалось осуждение, но это была скорее дань чувству обиды, затаенному Радой. «Посторонние силы» не посягали более на «свободу народа», а политика атамана направлена была на борьбу с большевиками и на объединение с командованием.
Власть, таким образом, перешла к «линейской» группе. И хотя «Коп» и другие правительственные органы продолжали еще по инерции свою деятельность, восстанавливавшую казаков против власти Юга, хотя оставшиеся самостийники… перенесли в подполье свою «политическую работу», и в частности агитацию в пользу дезертирства и зеленоармейства, но кубанское казачество отнеслось к происшедшим событиям спокойно. И можно было думать, что укрепление новой власти остановит тот процесс разложения, который в течение более года точил организм Кубани, поражая день за днем, шаг за шагом ее армию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});