Продажа приятных комплексов на долгое время обеспечивала средствами. За них платили бешеные деньги. В итоге, как бы ни был огорчён бывший счастливец, расставшись со своим чудесным комплексом, он всё же уходил домой с немалой суммой, что само по себе уже служило ему утешением.
Тридцатипятилетний писатель, отец семейства, торопливо вошёл в дом. Прежде чем повесить пальто, он стряхнул с него снег. «Пальто напоминает спущенную с цепи собаку», — подумал он.
Вид у мужчины был озабоченный. В гостиной горела лампа. За столом жена занималась переделкой своего старого голубого платья. Дочери играли на полу с мячом, поочерёдно бросая его в деревянную фигурку. Немного помолчав, муж вынул из кармана две бумажки и положил их на стол.
— Завтра утром в половине девятого, — сказал он. — В. Г. Павильон № 3. Нас примут одновременно.
Жена вздрогнула и ниже склонилась над своим рукоделием. Он пристально посмотрел на неё, и она не смогла унять охватившую её дрожь.
— Но ведь мы договорились, — мягко сказал он, выдержав небольшую паузу.
— Одно дело сказать, другое — сделать, — тихо отозвалась она.
Не находя себе места, он продолжал стоять посреди комнаты, казалось, он искал поддержки у знакомых предметов. Сколько раз они об этом говорили! Сколько обсуждали! Чего только он за это время не продал: путешествие в Далмацию, каникулы на Корсике, карнавал в Риме, забавное приключение с очаровательной наездницей, радость первых успехов на литературном поприще! Он не помнит даже, что написал. Остались только названия в записной книжке. И вот теперь надо пожертвовать друг другом. Иного выхода нет. Он должен закончить свой роман, на это понадобится не менее года, год работы без забот о заработках. Его будущая книга — шедевр, которым он потрясёт мир! Имеет ли значение всё остальное?!
Писатель должен выплеснуть ту таинственную Жизнь, что зреет в глубине его души. В этом ему удалось убедить жену, так по крайней мере ему казалось. А сейчас её бросает в дрожь при одной мысли о предстоящем.
Прийти к такому решению было нелегко. Всё, чем они были друг для друга, чудесное начало их любви, тысячи мельчайших подробностей: взгляды, ласки, подступавшие к горлу слёзы радости, наслаждение… Отказаться от всего этого, продать воспоминания и остаться один на один со своими разочарованиями, редкими заботами, ссорами. Но вот как раз этого последнего она и не захотела. «Тогда надо расстаться и с соседним комплексом, — сказала она, — или я тебя возненавижу».
Итак, им придётся изгнать из своих душ и всё остальное, всё до конца. Кроме воспоминаний о детях. Их надо пощадить. Они много раздумывали над тем, как спасти свои воспоминания; может, записать их все от начала и до конца, до последних дней. Он предложил, пусть один из них отправится на операцию месяцем позже другого, чтобы успеть передать свои воспоминания. Но она на это не согласилась.
— Как бы тесно ни переплелись наши переживания, всё-таки они разные. Я не могу дать тебе твоё восприятие, а ты мне моё. Останутся карикатурные обрывки. Нет, лучше раз и навсегда расстаться со всем.
Так и порешили. А теперь у неё дрожат руки, и лицо своё она прячет от него, своё чистое, прекрасное лицо, которое всегда трогало его выражением доброты и твёрдости. Серьёзная от природы, она умела и посмеяться, да ещё как!
Глупо, что раньше это было само собой разумеющимся и он не замечал таких простых вещей. Только теперь, когда ничего уже нельзя изменить, многое проступило особенно ярко. Интересно, испытывает ли она такие же чувства? Вряд ли. Какие у него теперь достоинства? Раньше была любовь, которая всё идеализировала, всё оправдывала, не отличая настоящих добродетелей от воображаемых. Позвольте, но ведь люди воздавали хвалу его творчеству! Уж не та ли он самая невзрачная ракушка, что скрывает в себе жемчужину? Он, как и ракушка, ничего собой не представляет, ценна лишь жемчужина, от которой ему рано или поздно необходимо избавиться. Пожалуй, сравнение удачное. Но ведь он не только требует жертв, а и сам их приносит. Лишается воспоминаний о лучшем, что подарила ему жизнь. Может быть, она считает, что для него семейное счастье не столь всепоглощающе, как для неё, и в этом кроется источник её безысходной тоски? Откуда ей знать, что значит для художника его творчество! Впрочем, он и сам не очень-то в этом разбирается.
Неожиданно для себя он ощутил, что проголодался.
— А не поужинать ли нам? Девочки лягут спать, а мы с тобой проведём вдвоём последний вечер, — сказал он как можно мягче.
Она вздохнула и поднялась с места.
— Убери это отсюда, — сказала она, указывая на бумажки. — Я буду накрывать на стол.
Этими словами она как бы отстранилась от ответственности за предстоящее. Она даже прикасаться не хотела к этим купчим на продажу их душ.
Случайный прохожий при взгляде в окно, за которым вокруг стола сидела за ужином семья, был бы, несомненно, растроган картиной счастливой семейной идилии.
— Вы почему сегодня молчите? — неожиданно спросила старшая дочь.
— У мамы разболелся зуб, — нашёлся отец, — а для вас иногда и помолчать даже полезно.
Сказав это, он и сам удивился, как удачно подыскал ответ. Ужин они закончили в полном молчании.
— Девочки, быстро спать. Пожелайте папе спокойной ночи.
Церемония прощания прошла как обычно, и он проводил детей без особого волнения. Они-то ведь останутся в его памяти.
Пока жена наверху укладывала девочек спать, он торопливо собрал со стола посуду. Прочь всё это, прочь воспоминания об этом злосчастном ужине! Теперь они проведут остаток вечера вдвоём, забившись каждый в свой угол, недоступные друг другу, и любая попытка завязать разговор ещё больше усилит отчуждение. Неужели она будет опять растравлять его рану? Прежде она была не такой. Если, бывало, и ссорились и он обижался на неё, она никогда не теряла самообладания. Обида проходила, а любовь усиливалась. Но это было раньше, а сейчас перед лицом такого страшного испытания?..
Он со страхом ожидал её возвращения из детской, утешало только сознание, что завтра утром он навсегда расстанется с воспоминанием об этом вечере. Что-то она долго, дольше обычного не спускается вниз. Верно, сидит возле кроваток, опустив на руки лицо, переводя заплаканные глаза с одной девочки на другую. Но нет, она уже внизу. На кухне. Хлопнула дверца буфета, что-то ищет. Разговаривает сама с собой. Звякнуло стекло. Неужели она… А вдруг у неё там яд! При этой мысли его затрясло как в лихорадке. Может быть, все эти годы она была так безмятежно спокойна, так радовалась жизни потому, что хранила бутылочку с ядом. На всякий случай. А если такой случай настал? Если она решила расстаться и с прошлым и с будущим?!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});