Читать интересную книгу Второе дыхание - Александр Зеленов

Прямой атакой Кольку тут не возьмешь: хитер! — надо накрыть с поличным. Такой вариант Петра Петровича устраивал тем, что все разрешалось в своем кругу, без огласки. Узнай вдруг об этом кто посторонний — на Кольку будут показывать пальцами, матери перестанут пускать его на порог, запретят своей детворе не только дружить, но даже встречаться с вором. И вот вам налицо испорченное детство, еще одна искалеченная детская душа!

Да, Кольку нужно спасать. Спасать от него самого. И делать это следует сейчас же.

...Но вот миновали сутки. Прошел еще один день и еще одна ночь, вновь наступило утро, а меловая дорожка в саду так и не появлялась. Ящик с мелом на чердаке тоже стоял нетронутым.

Неужели племянник раскусил его ловушку с мелом?

Сомнения уже подтачивали душу, но, занимаясь разными делами по дому, Петр Петрович не спускал с племянника настороженных глаз.

Однажды в маленькое окошко со двора Петр Петрович заметил, как, озираясь пугливо, подбирается Колька к заветному лазу. Петр Петрович так и приник к окошку в надежде, что тайна вот-вот откроется. Но помешала жена, которой приспичило именно в этот момент выйти в сад с подушкой в руке, чтобы прилечь на гамак. Заметив Юлию Ильиничну, Колька тут же напустил на себя равнодушный вид, закинул руки за голову и принялся глазеть на небо как ни в чем не бывало.

Племянник и в самом деле оказывался не так-то прост.

Петр Петрович считал себя в душе неплохим психологом. А поскольку к делу примешивалось и самолюбие (не отступать же перед мальчишкой, которому нет и тринадцати!), он быстро придумал еще один план.

Все дело в том, что у племянника нет условий, при которых он смог бы осуществить задуманное.

Значит, надо такие условия создать.

И Петр Петрович немедленно приступил к осуществлению своего нового замысла.

5

— Ко-о-ля!.. Вла-а-дик!.. — в который уж раз выбегая на улицу, принималась звать мальчишек, гонявших неподалеку футбольный мяч, Юлия Ильинична.

Наконец на крики ее примчался Колька. Весь вспотевший, еле переводя дыхание, спросил:

— Чего вы, теть Юль?

— Сколько же мне с вами, с оболтусами, мучиться! — принялась сердито отчитывать его Юлия Ильинична. — Кричу, все горло свое надсадила, а им хоть бы что!.. Где Владик,почему не идет?

— А его там и нет.

— Где же он?

— А я знаю?!

— Ступай и сейчас же найди! И скажи, чтоб домой отправлялся немедленно. На рыбалку поедете на ночь, дядя Петя с собой вас берет.

— И меня?.. А Василия Гавриловича тоже? (Так Колька называл отчима.)

— Все поедете, все... Да постой ты, куда полетел! Что это у тебя, кровь на роже?

— Это вон Витька Савоськин мячом залепил...

— И в кого ты только урод такой, господи! — сокрушенно вздохнула Юлия Ильинична. — Ну ступай, ступай, ладно...

Колька повернулся на одной ноге и разнузданным своим галопом вновь помчался к куче орущих, гоняющих мяч мальчишек.

Минут через пять он пронесся обратно в дом, влетел на кухню, где женщины уже укладывали для рыболовов небогатую снедь.

— Владьки нету нигде, теть Юль!

Юлия Ильинична насторожилась:

— Как это нет?

— Ну, вот что... — сказал, выходя из горницы, Петр Петрович и положил свою ладонь на узкое плечо племянника. — В конце-то концов можем мы и без Владьки уехать, только уж вы здесь все сделайте точно, как и договорились, — обратился он к женщинам. — Незаметно для Кольки он подмигнул им и продолжал: — Сегодня же сходите в милицию и вызовите оперативника со служебной собакой. Чтобы завтра с утра он с собакой был здесь! Больше нельзя нам время терять, вы меня поняли?

— Поняли, поняли! — преувеличенно громко заверили Софья и Юлия Ильинична.

Пока все шло по плану. А расчет Петра Петровича был прост.

Услышав о собаке, Колька от рыбалки немедленно откажется, постарается остаться дома, чтоб замести следы.

А если он вдруг согласится?

Хотя вероятность такая была ничтожна, Петр Петрович не исключал и ее. Что ж, поведение племянника на рыбалке все равно его выдаст. Можно ли спокойно удить рыбу, если ты знаешь, что, может быть, именно в эту минуту служебная собака уже рыскает по твоему следу и, разрушая все твои планы, мечты, надежды, наводит людей на заветный тайник?!

На рыбалку собирались с подъемом. В рюкзак, за неимением другой еды, положили побольше картошки и хлеба. Не забыли и перец, лавровый лист, укроп для ухи.

Запихивая в рюкзак небольшую сеть-одностенку, Василий Гаврилович подмигнул: побраконьерствуем, мол? Петр Петрович поморщился, но возражать не стал.

Колька согласился ехать на рыбалку с такой неподдельной радостью, что Петра Петровича взяло сомненье, уж не ошибся ли он. Зато непонятное что-то творилось с Владиком.

Владика отыскали на чердаке, где он, подперев голову ладонью, валялся на старой железной кровати и от нечего делать играл со старой ленивой кошкой, любимицей бабушки.

От рыбалки сын отказался наотрез и даже не захотел объяснить причину.

«Не пойду — и всё! И ничего вы со мной не сделаете!» — заявил он матери.

Вел он себя все последнее время странно: перестал ходить на пляж, не бегал с ребятами по улице, сделался еще более замкнутым, раздражительным. Даже своим излюбленным делом, прической, и то занимался не каждый день. Он или валялся на чердаке, в бывшей маленькой горенке деда, лениво листая старый разрозненный «Крокодил», либо неприкаянно слонялся по дому, по саду, натыкаясь, как слепой, на деревья и углы.

Юлия Ильинична почти не отходила от сына, то и дело осведомляясь, не поел ли он чего лишнего, не болит ли у него голова.

Владик только вяло отмахивался, а если мать приставала — он огрызался.

Петр Петрович как раз и намеревался развлечь сына рыбалкой. Получив такой категорический отказ, удивился, но настаивать не стал.

Неожиданно за рыбаками увязался Семен, зять соседки Никитишны, здоровенный мужик, заехавший к теще по пути в Крым, где он собирался провести свой длинный полярный отпуск (работал Семен где-то на Крайнем Севере).

К вечеру рыболовы были уже на левом притоке Волги и разбивали свой лагерь неподалеку от места, где старица сливалась с новым руслом реки.

Закончив эту работу, надергали под мостками окуня на мормышку. Мелкого оставили наживлять жерлицы, покрупнее отобрали для ухи.

В одной из заводин, густо поросшей кувшинками и водяной гречихой, Василий Гаврилович предложил пустить в дело сетку — все свидетельствовало о том, что здесь должны водиться лини.

Сетку развернули. Василий Гаврилович держал один ее конец у берега, а Петр Петрович, как самый рослый, пошел ставить от глуби.

Когда узкое горло заводины было перехвачено, Василий Гаврилович махнул раздетым до трусов Семену и Кольке:

— Начинай!..

Те забо́тали по воде кольями, сходясь все ближе и ближе, постепенно сужая круг.

Не прошли они и половины заводины, как на чистой воде меж кувшинками взыграл здоровенный бурун. Большой темно-бронзовый линь вывернулся на поверхность, показав литую толстую спину, ударил коротким сильным хвостом и снова ушел в глубину.

— Крепче держите! Сейчас саданет! — крикнул Василий Гаврилович сдавленным голосом, вызванивая от напряжения зубами.

Сетка и в самом деле дрогнула, поплавки колыхнулись, пустили волну. Кол, которым Петр Петрович натягивал сетку, дернулся вдруг, словно живой, и теперь даже издали было видно, как сетка посередине надулась шаром, а поплавки принялись нырять, словно молодые утята.

— Дер-жи-и!.. Уйде-о-от!.. — закричал Василий Гаврилович что есть мочи.

Петр Петрович отбросил кол. Увязая в илистом дне, оскользаясь на топляках и корягах, ринулся к середине сетки, где, запутавшись в ячеях, мощно бурунила воду сильная рыбина. С маху, всем телом кинулся он на сетку, пытаясь сгрести и выхватить ее из воды вместе с запутавшимся линем. На помощь ему спешил Василий Гаврилович, Петр Петрович слышал, как бурлила за зятем вода, но сам уже ничего не видел вокруг, беспомощно барахтаясь на глубине, моргая залитыми водой глазами.

— Эх, раз-зява, упустил!.. — с сердцем выругался Василий Гаврилович где-то рядом.

— Очки... Где мои очки? — растерянно бормотал Петр Петрович.

Без очков лицо его сделалось беззащитным, беспомощным, словно у новорожденного, даже немножко жалким.

Всем сразу стало не до линя.

Семен и Колька побросали колья и вместе с Василием Гавриловичем принялись искать очки. Зять, водя ногою по дну, мучился, переживал про себя, слышал или нет Петр Петрович его «раззяву». Семен тоже принялся щупать ногами дно. Колька нырял.

Скоро со дна поднялась такая густая ржавая муть, что держать глаза в воде открытыми стало невозможно. Первым не выдержал Семен; нетрезво пошатываясь (успел уж хватить перед тем, как лезть в воду), в длинных «семейных» трусах, облеплявших мокрые волосатые ляжки, полез на берег. За ним, не в силах больше терпеть холодину низовой воды, выскочил посиневший Колька, а потом и зять вывел за руку беспомощного Петра Петровича.