Читать интересную книгу Разбег в неизвестность - Павел Дмитриев

Пришлось откатиться на позорный примитив. Федор от расстройства задействовал триады, например, вместо «1» – писал «111». Безусловно, надежность резко выросла, зато емкость упала катастрофически. Двадцать килобайт, на мой взгляд, попросту не стоили возни, так как влезали на полсотни метров широко распространенной перфоленты.

Поэтому опробовали более экономный вариант – навесили на блоки записываемых данных биты четности для проверки контрольной суммы, и начали записывать на пластинку сразу две копии, разнеся их на пару килогерц. Соответственно, при считывании использовался только «целый» блок. Но ничего хорошего из этого не получилось. Надежность обнаружения дефекта по одному биту оказалась недостаточной, требовалось серьезное усложнение. Вроде бы ничего страшного, задача вполне посильная для техники шестьдесят шестого года… Но уж слишком часто при механическом повреждении дорожки погибали сразу обе копии. В принципе решение нашли и тут, достаточно было один из каналов «резать» с задержкой по времени…

Однако на этой стадии мне стало окончательно понятно – дешевого и «красивого» варианта не получится. Все эти нагромождения имели смысл только совместно со сложным специализированным контроллером, в котором имелись и «математика», и буферная память. По меркам текущей эпохи результатом реализации нашего затянувшегося экспромта грозил стать основательный «шкаф».

Если уж «городить огород», то лучше сразу с магнитным или оптическим диском. Там хоть перспектива очевидна, тогда как винил – не более чем паллиатив на пяток лет. Проект пришлось свернуть. Резак так и оставили «пользоваться» на ВЦ ТЭЦ. Выжимку из исследований с шикарными фотографиями опубликовали в «компьютерном» приложении к журналу «Радио», благо секретность работы была нулевая, эффект примерно такой же, а вот с интересным контентом напряженка.

Сухой остаток напоминал анекдот. Вместо купания лошадей в шампанском облили пивом котенка. Единственный алгоритмический бонус имел горький привкус, даже на основе грампластинки нельзя было сделать ничего толкового без микросхем. Ранее я думал, что для копирования CD-ROM не хватает только дешевого маломощного лазера. Поэтому надеялся на быстрый прогресс после окончания работ товарища Алферова. Реальность оказалась жестокой для системного интегратора из поколения, которое не знало контроллеров с частотой ниже гигагерца.

Только я начал вспоминать Алферова всуе – он и сам вышел на связь, причем через самый верх, а именно через крайне недовольного заминкой министра Шокина. Обещал я Жоресу Ивановичу перезванивать, но в суете забыл. Вот и огреб «обратку» от советской бюрократии. Хотя по сути ничего страшного. Не считая того, что на пути копирования лазеров выросли препятствия размером примерно с Эверест, перескочить которые при всем желании не получалось, поэтому будущий нобелевский лауреат очень просил найти «еще какие-нибудь образцы для ускорения решения первоначальной задачи». В общем, на обычный русский послание переводилось куда проще. А именно: «Дайте, ради бога, содрать что-нибудь попроще, а то начальники уже смотрят зверем, чего доброго закроют неперспективное направление к чертям собачьим».

Перспектива переться в Ленинграл ради разговора не радовала. Тем более что я совершенно не понимал, чем конкретно помочь ученому, кроме пространных советов «брать больше, кидать дальше». Поэтому первым делом «схватился» за трубку ВЧ, благо вопросы должны были обсуждаться не сверхсекретные. В смысле о будущем не должно было быть сказано ни одного слова. Несмотря на примитивность советских средств связи, я уже стал превращаться в настоящего телефонного паука.

Разговор начался с обмена любезностями. Алферов поблагодарил меня за рекомендацию широко использовать для управления ЭВМ. Процессы действительно оказались очень быстрыми, рабочий цикл во многих фазах длился буквально секунды, человеку не уследить. Попутно рассказал, что теория гетероперехода за прошедший год рванулась вперед буквально скачком и сулила невероятные, фантастические перспективы. В общем, «все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, как никогда». За исключением пустячка.

А именно инженеры с технологами попросту не успевали за полетом мысли ученых. Причем это еще очень мягкий термин для происходящего. Правильнее происходящее назвать бардаком по всем направлениям работы. К примеру, пару глушковских «Днепров» пришлось срочно заменить на дорогущие PDP-7[268], все реально существующие в природе отечественные ЭВМ попросту не справлялись с управлением процессами. Моя надежда на БЭСМ-6 не оправдалась, Алферову этого монстра пообещали – но только в следующей пятилетке. Да еще предупредили в грубой форме, типа сообщили, что адаптировать это чудо под нужды производства чеканутым ученым придется исключительно собственными силами.

Между тем процесс эпитаксии требовал не просто директивного управления. Вынь и положь реакцию в соответствии с моделью и данными, поступавшими с установки, а там имелись такие прелести, как торсионные весы, сверхточные термометры, показатели расхода компонентов, давления… Кстати, все это тоже пришлось закупать в разных странах за золото, ничего годного советская индустрия не могла предложить в принципе. Апофеозом наших стараний стали несовместимые форматы данных, для приведения которых к одному номиналу пришлось разрабатывать отдельные схемы и алгоритмы.

Да что там электроника, все было плохо даже с обычной механикой. Вроде не сильно сложный цикл: засунуть подложку-вафлю в предварительную камеру, откачать до форвакуума, переместить манипулятором в основную камеру. Там восстановить высокий вакуум, это займет полчаса-час… Но оказалось, что жидкая смазка в советских подшипниках насосов попросту горит и взрывается при контакте с неизбежными остаткам хлора и фтора.

Зрелище быстрого разноса вращающегося на огромной скорости ротора не для слабонервных, тут приходится думать не о стоимости последующего ремонта, а о жизнях сотрудников. Пришлось опять идти на поклон к «проклятым капиталистам» за импортными насосами, у которых подшипники на твердой смазке на основе диосульфида молибдена. Причем последние ни много ни мало, а по десять тысяч баксов за штуку. Или по десять килограмм золота в нынешнем масштабе цен.

Разумеется, умельцы есть и в родном отечестве. Какой-то советский НИИ клятвенно обещал сделать магнитный подвес с безмасляным стартом[269]… Но только в конце следующей пятилетки. А результат нужен был «вчера». Да и не верилось в такой прогресс из-за подшипников. Для применения в полупроводниковой индустрии их нужно было бы изготавливать в разы точнее, чем для баллистических ракет. Что, понятное дело, в милитаристическом СССР находилось за гранью добра и зла.

В общем, Жоресу Ивановичу нужна была пара лет спокойной работы для выстраивания бизнес-процессов. Но большие начальники, видя уходящие за границу колоссальные суммы, давили на коммунистическую сознательность, как толпа пионеров пубертатного возраста на двери женской раздевалки в школьном спортзале. И тут срабатывал капкан моего послезнания – красиво выглядящий в отчете промежуточный результат в нем предусмотрен попросту не был. Да и Алферов с образцами на руках хотел получить не иначе как «великий прорыв», поскольку сильно опасался «расконсервации» неизвестных конкурентов или чего-нибудь еще похуже.

Наконец, когда добрались до сути, я задал основной волновавший меня вопрос:

– А где еще в технике применяются технологии на основе арсенида галлия?

– Любые полупроводники, – безапелляционно огорошил меня ученый. Но быстро поправился: – Скорее всего, можно поискать в радарах… Еще бывают светодиоды и фотоприемники. Пожалуй, так, чтобы серийно, это все. Раньше арсенид шел на подложки интегральных схем, но кремний оказался дешевле.

– Светодиоды есть, но они уже широко используются в СССР, – заметил я и про себя добавил: «Еще год назад специально изучал вопрос».

– Разумеется, но применяют их очень редко, – аккуратно поправил меня Жорес Иванович. – Уж очень они дорогие, да и тусклые, что с ними делать по большому счету?

Вот тебе и социализм! В разрезе цены рассматривать новинки электроники мне даже в голову не приходило. Точно знаю, что в будущем цветные «стекляшки» будут стоить «по рублю пучок», разве что особо яркие подешевели лишь недавно, когда их начали использовать для бытового освещения[270].

– Это почем? – небрежно поинтересовался я.

– Сложно сказать, в СССР их попросту не делают вообще… – Алферов малость замялся. – Сам видел в зарубежных журналах по двести шестьдесят долларов.

– Сколько?!

На несколько секунд я лишился дара речи. Четверть штуки! Для двадцать первого века очень приличные деньги, как раз цена средненького смартфона. В тысяча девятьсот шестьдесят шестом году это… Черт, да подержанный кадиллак столько стоит!