Козаках и Татарах. Все польско-турецкия войны были ссорами за козацкия с одной и
татарские с другой стороны вторжения. Оба соседния государства, поражая друг друга,
выезжали на пограничных ордах, с этой стороны христианских, с той —
магометанских; оба терпели их из горькой необходимости, и оба рады были.бы
отделаться от них навеки. Но чтб оказалось в последствии возможным для России,
было не по силам ни Польше, ни Турции.
В польскорусской республике вопрос козачества соединился теперь с вопросом
церкви самым зловещим для панов образом, а между тем козачество приняло новый,
весьма опасный характер.
До Хотинской войны, как это видно из актов Ольшанской и Раставицкой
коммиссий, козакующая шляхта допускала в свое товарищество только ремесленников
да торговцев. Но когда этим королевским и панским поданным велели выписаться из
Козаков, а потом снова позвали на войну, „выписанные запорожские козаки" увеличили
число свое целыми десятками тысяч „беглецов от плуга?, дабы тем прочнее
вкорениться под войсковым присудом своим там, где от них требовали крепостной
зависимости.
Подобно тому, как по козацкому вопросу королевское правительство сделало
уступку, обнаружившую слабость предержащей власти, оно сделало такую же уступку
и по вопросу церковному. При жизни архиереев, занимавших места свои законно, оно
дозволило противозаконно умножившемуся войску, или старшине этого войска,
поставить
.
141
на те самые места твердых в предковекой вере и в русской старине людей,
называемых схизматиками, то-есть раскольниками.
Козацкие предводители сблизились таким образом с верховниками анти-униатской
церкви, и в свои петиции на сейм, сверх трех головоломных пунктов (о дозволении
козакам пребывать самосудно в королевских и : панских имениях, гостевать на Черном
море и увеличить число Запорожского Войска), стали вписывать еще просьбы о том,
чтобы король низложил ставленников римского папы и утвердил ставленников
патриарших.
Еслибы в Избе сеймовых послов от земства и в Избе сенаторской хлопотали о том
же и польскорусские землевладельцы православного исповедания, это было бы весьма
прискорбное для королевской партии явление; но оно не разыгралось бы такими
ужасами в будущем, как разномыслие с козаками Древинских, Киселей и всех тех
ораторов, которые вопияли на сеймах о претерпеваемых православными гонениях, но
ни разу не заикнулись о том, чего домогались козаки со слов Иова Борецкого и
Христофора II Радивила.
Законность церковной унии была признана, если не одобрением, то молчанием
православного дворянства польского, и тем же молчанием признавалась
противозаконность новых православных архиереев. Между тем православные паны
являлись весьма часто земскими послами на сейме, им принадлежало veto римских
трибунов и, произнеся его, каждый из них мог бы уничтожить все текущие
постановления шляхетского государственного собрания. Но ниодин сейм не был чтб
называется сорван из-за того, что отступившие от православия владыки признали
главенство римского папы. Так тесно православные паны были связаны другими, более
важными для них интересами с панами католическими.
Эта тесная связь давала в руки козакам весьма опасное оружие, хотя силу его козаки
поняли только в последствии, — именно: что слова Лях и Пан сделались у них
однозначащими.
Покамест, козачество находилось еще в том периоде своего развития, который
соответствует беззаботному детству и отрочеству. Козаков занимал, покамест, один
широкий произвол ссориться и мириться с кем угодно и как угодно. Они вмешивались
в уличные драки, не как представители целой корпорации, а как приятели одних и
враги других личностей. Таким образом, в 1618 году, был ими утоплен в проруби под
Выдубицким монастырем наместник, то-есть эконом униатского митрополита Иосифа
Велямина
142
.
Рутского, Антоний Грекович, некогда член виленского церковного братства. Таким
образом были ими избиты и ограблены в Богуслове Жиды, проливавшие, по их словам,
христианскую кровь. Таким образом, па походе к Хотину, ограбили они богатого Жида
в Белой Церкви, будто бы за то, что у него в подвале нашли образ Христа Спасителя,
прибитый к полу гвоздями. Таким образом нанимались они в граничники к одному
пану против другого, и помогали им во взаимных наездах, не обращая внимания на то,
который из них был католик и который—православник, или же дрались в панских
ссорах из-за собаки, причем, в виде панского имущества, грабили и православные
храмы.
Самым выразительным доказательством их невнимания к делу веры и церкви могут
служить униятские подвиги полотского архиепископа Иосафата Кунцевича,
возбудившие уже в 1618 году громкие протесты православных сеймовых ораторов и
повсеместные вопли малорусского духовенства. Козаки, в лице атамана Одинца и его
15-ти товарищей, не считали этих подвигов посягательством на свою веру до конца
жизни Кунцевича (1623), и не сделали ему ни одной укоризны. Между тем история
знает, что печерский архимандрит Никифор Тур, еще в 1594 году ходил с наемными
козаками в Новогрудский повет, и отвоевал у каштеляна Полубенского несколько
захваченных им у Киевопечерской лавры деревень; а о козаках Сагайдачного пишет
участник Хотинской войны, Яков Собеский, что они вооруженными толпами бродили
для грабежа по всей Белоруссии. Кстати вспомнить и секретное донесение
королевского агента Оборницкого, подкупавшего Козаков для войны против Османа II:
что они, во время похода к Днестру, столько наделали разорений в королевских и
панских имениях, что едва ли Турки и Татары сделали бы больше.
Вопреки заявлению козацкого историка *), будто бы, по отпадении панов от
малорусских народных интересов, козаки взяли знамя веры и были единственными
борцами за православную церковь и русскую народность, товарищи Иова Борецкого,
спасенные Сагайдачным от королевских мандатов, не смели иначе появляться в своих
епархиях, как тайкомъ—то в среде церковного братства, то в каком-нибудь монашеском
общежитии. Новый киевский митрополит возлагал надежды всего больше на ученого
Мелетия Смотриц-
*) Костомарова,
.
143
кого, титулярного архиепископа полоцкого, в виду мало образованного, хоть и
красноречивого Кунцевича. Смотрицкий воспитывался за-границею по протекции
князя Василия, у которого отец его служил дворянином. Покровительствуемое
протестантами Радивилами братство Св. Духа хлопотало у патриарха Феофана об его
посвящении, и дало ему пристанище в своем монастыре. Отсюда рассылал он монахов
и священников для поддержания в мещанах белорусских городов приверженности к
древней греческой вере, которой противопоставлялась уния, как „вера новая®, иначе
„вера римская®. Нетерпеливее всех сносили бремя новой веры жители города
Витебска, в котором Кунцевич имел свою резиденцию. Они были стеснены до такой
степени, что совершали богослужение только в шалаше, построенном вне города, за
рекой Двиной. В положении Витебска находились и другие белорусские города, но
случаю было угодно вызвать в нем, помимо Козаков, катастрофу, незабвенную ни для
восточной, ни для западной церкви.
Утром 12 ноября 1623 года, в воскресенье, православный священник, поуниятски
раскольник, переправлялся тайком из города на противоположный берег Двины для
богослужения в „заречной будке®, как называли унияты молельню православных.
Архидиакон Кунцевича схватил его, как злодея, избил до полусмерти и запер в
архиепископской кухне. Эта инквизиционная сцена взволновала весь город,
присмиревший, как и другие города, перед законом о церковной унии, который
применялся к православным мещанам с казуистическою последовательностью. Загудел
древний вечевой колокол. Кунцевича вытащили из архиерейской палаты, убили тут же
топорами и бросили в реку.
Кровавое событие навело ужас на королевскую партию. Вообразили, что началась
религиозная война, как в Немецкой Империи. Имя Наливайка, зловещее в устах
папистов имя, воскресло в фантастических потемках, как вампир, которому суждено
было пить благороднейшую кровь нации. Подозревали, чго Витебск состоит в заговоре
со всеми малорусскими городами, что душой заговора были схизматики архиереи,
Борецкий и Смотрицкий, а его теломъ—запорожское козачєство.