Читать интересную книгу Стенка на стенку - Евгений Сухов

— Многим мы нужны сегодня, Михалыч, — вот поэтому у меня есть добрые благодетели и там! — Варяг ткнул пальцем куда-то в сторону — в направлении Садового кольца. — А что касается того, будто я с зоны в побег ушел, будто я сержанта-охранника прирезал или начальника лагеря замочил — так ведь этого не было. — Варяг усмехнулся. — То есть это, может, и было — но не со мной. Знаешь старую советскую поговорку, Михалыч: без бумажки ты — какашка, а с бумажкой…

Так вот, в моем досье, что пылится в толстом эмвэдэшном сейфе, нет никаких таких бумажек — ни о неснятой судимости, ни об убийстве, ни о побеге… Ничего нет! Я кругом чистый!

Михалыч недоуменно покачал седой головой:

— Так ведь о тебе, Владик, все газеты наперебой трубили…

— Да ты их больше читай, старик! — от души расхохотался Варяг. — Они за жирную подмазку из любого народного певца сделают прожженного пахана! Мало ли что газеты писали — пусть докажут! Нету никаких документов — ни протоколов допроса, ни постановления об аресте! Все подчистил генерал Артамонов, царствие ему небесное! — Последние слова Варяг произнес без смеха, на полном серьезе. Он встал, давая понять, что беседа подошла к концу. — И спасибо, Михалыч за поддержку!

— Ты о чем? — не понял старик.

— О Бароне. Ты правильно решил своего человека в Питер послать. Этот флот нам самим надо окучивать. Не хрена Барону туда свои жирные лапы тянуть. Да и к Барону у меня особого доверия нет.

Михалыч устало прикрыл веки.

— Да нет, он парень вроде честный. Вот только все под себя норовит подгрести — это нехорошо. Но ведь он же не нашей косточки, он из новых, они все сейчас такие…

— Так ведь и я из новых! — улыбнулся Варяг.

— Ты — другое дело, Владик, — сурово возразил Михалыч. — Тебя Егор Нестеренко воспитал. А это школа! — И, посмотрев на него, старик добавил:

— Так что ты хотел мне рассказать? Наезжают на тебя?

Варяг помрачнел и снова сел. Теперь разговор пошел серьезный, — Наезжают, Михалыч. И понять не могу, откуда ветер дует.

— Может, пора Сержанта вызывать? Чего зря рисковать головой? — с искренним сочувствием произнес Михалыч. — За Сержантом ты будешь как за кремлевской стеной. Варяг чуть заметно кивнул.

— Может, и пора, — задумчиво произнес он и быстро добавил, словно невпопад:

— Ты ничего не слыхал про молодого сибирского вора по кличке Колян?

Михалыч покачал головой:

— А что? Помочь надо?

— Нет, ничего. Я сам разберусь. Ты лучше займись тем, о чем Филат просил.

***

На другом конце провода раздался глухой бас:

— Слушаю.

— Привет! Михалыч тебя тревожит. Чем занят?

— Очень важным делом. — Голос собеседника начал приобретать теплую тональность. — Раскрашиваем с внучкой картинки. Хочу тебе заметить, очень непростое занятие. Не доводилось заниматься подобным?

— Пока нет.

— В свое время я упустил такую возможность. Вот теперь приходится наверстывать упущенное.

— Очень неудобно отрывать тебя от такого важного занятия, генерал, но мне нужно переговорить с тобой. Дело очень срочное.

— Где будем говорить?

— На старом месте. Я пошлю за тобой машину… Скажем, часа в два.

Устроит?

— Вполне. Высылай своих орлов.

— Договорились!

Этим «старым местом» был Тверской бульвар. Самый центр Москвы.

Любимейшее место всех москвичей-сторожилов. Здесь, под тенью древних лип, можно было неторопливо выкурить пару сигарет, наблюдая за новыми москвичами и москвичками, неистово возвещавшими о себе из разноцветных колясок. Приятно было тут, устроившись на скамейке в тени деревьев, попить пивка, глядючи на проплывающие в вышине белесые клочковатые облака.

Тверской бульвар издревле был знаменит. Уже чуть ли не двести лет он был излюбленным пятачком отдыха и почти домашнего уюта, который может дать только покой и тишина в центре суетливого, шумного мегаполиса. В прошлом веке сюда стекалась едва ли не вся московская знать, чтобы повидать старых друзей и поделиться новостями. Впрочем, тусовался здесь разный од: отпрыски разночинцев, и дворян, и конечно же купцов. Последние выглядели настоящими барами! Им хотелось пустить пыль в глаза слушательницам бесстужевских курсов, и отпрыски миллионщиков старались показать, что чувствуют себя на Тверском бульваре так же свободно, как титулярные советники в приемной генерал-губернатора. Кавалеры расхаживали с дамами под руку и чинно раскланивались со знакомыми. Даже приезжие спешили заскочить в тенистый оазис, прозванный Тверским бульваром, и хотя бы ненадолго окунуться в атмосферу столичной неги. По мостовым лихо летали пролетки с отважными седоками, норовили удивить незрелых барышень под зонтиками. Каждый из них желал казаться богачом и, когда расплачивался с кучером гривенниками, заявлял:

— Это тебе на чай, голубчик, — купишь детишкам пряничков.

И кучер, с самым серьезным видом глядя в прыщавое лицо юнца, охотно принимал предложенную игру и весело отзывался: «Благодарствую, барин».

Любил Тверской бульвар и этот старик. Прохожие, посматривая на пожилого мужчину, вряд ли предполагали, кто он такой. В его седой голове, как в несгораемом сейфе, хранилось немало государственных секретов, среди которых отправка шпионов в республики бывшего Советского Союза казалась невинным баловством. Именно с его ведома и при его личном участии в кабинетах вице-премьеров ставились сверхчувствительные «жучки». Он был в курсе многих тайн личной жизни министров и депутатов Госдумы и однажды шутки ради посчитал, что если бы он продал на Запад все секреты, которыми владел, то сделался бы самым богатым человеком в России. Отставной генерал ФСБ Герасим Герасимович Львов знал совершенно точно, какие беседы ведут высшие госчиновники у себя на дачах, на кухнях и в супружеских постелях. Часто на подобные «подвиги» генерала подвигало исключительно любопытство. Он осознавал, что обладает едва ли не абсолютной властью и стоит ему только пожелать, как принципиальный или несгибаемый государственный муж может превратиться в зловонную кучку навоза.

Влияние возглавляемой им «спецгруппы связи» усилилось в нынешнее неспокойное время, когда на кремлевский Олимп норовили взобраться выскочки из провинции. У большинства от таких альпинистских подвигов начинала кружиться голова, и новоявленные вожди, едва постояв на самом верху, падали вниз, ломая себе хребты…

Михалыч редко покидал свой особняк. Скорее всего, он стал домоседом поневоле, из-за нелюбви ко всяким малоприятным сюрпризам вроде автоматной очереди по стеклам автомобиля или встречи с отвязанными омоновцами. А потому каждый выезд в город он готовил очень обстоятельно и отправлялся на место встречи только в том случае, если был уверен, что не напорется на мину, а в лощине у МКАД его «мерседес» не будет терпеливо дожидаться скучающий мальчик с оттопыренным карманом, где спрятан крупнокалиберный «кольт». При встречах с генералом Львовым на Тверском бульваре все соседние лавочки обычно оккупировали люди Михалыча; на входе и выходе дежурили по два человека. Телохранители ничем не отличались от прочих гуляющих — вот только если повнимательнее всмотреться в их лица, то сразу можно было заметить особенный взгляд: парни не упускали из вида даже детишек, семенящих мимо, и в случае необходимости готовы были открыть пальбу похлеще, чем на полковом стрельбище.

В этот раз Михалычу было чего опасаться. Два дня назад был расстрелян известный московский положенец по кличке Плут. Самое странное заключалось в том, что убийцам удалось вычислить его тайную квартиру, где он по субботам встречался с любовницей. О существовании любовного гнездышка практически никто знал. Смертельный выстрел застал Плута в ванной Можно только догадываться, сколь немилосердной по. казалась ему смерть, когда он, расслабленный, возле. жал на черном итальянском мраморе и на его лице блуждала довольная улыбка…

Ребята Михалыча рассказывали, что, когда Плута нашли, выглядел он почти как живой, вот только картину портила аккуратная дырочка в двух сантиметрах повыше переносицы. Убийца не пожалел и бабу Плута. Бронебойная пуля угодила в ее перекошенный от ужаса рот, выбив передние зубы и выйдя через затылочную кость.

Киллер сработал грамотно — единственной уликой был пистолет «браунинг-бак» с глушителем. Не пожалел красивую игрушку, швырнул ее без сожаления на измятую простыню, где за полчаса до его появления происходила неистовая любовная пляска.

Одновременно с Плутом застрелили и Гулливера. Несмотря на свой огромный рост и недюжинную силу, после отстрела Гнома парень побаивался в одиночку появляться на улице. Причина была в том, что на него уже дважды совершалось покушение, и оба раза ангел-хранитель накрывал его своим светлым крылом. Даже портьеры, во избежание возможного выстрела, Гулливер всегда задергивал так плотно, что через них не мог пробиться ни лучик света из квартиры. Но вопреки всем принятым мерам предосторожности Гулливера убили… Как это ни странно, снайперская пуля влетела именно через плотно занавешенное окно, вырезав в стекле махонькую розочку.