Что касается промышленности, то можно сказать, что ее до революции 1921 года почти не было. Теперь же промышленные предприятия, главным образом пищевые и крустарно-промысловые, имеются почти во всех городах Монголии. Развивается и горнодобывающая промышленность преимущественно в восточных районах республики. Разительный контраст с прошлым представляют культурные завоевания монгольского народа. В каждом сомоне открыты школы. Успешно развиваются все виды национального искусства. Например, театры (оперы и драмы) имеются не только в Улан-Баторе, но и в крупных аймачных центрах, а на международных фестивалях многие из монгольских артистов получили ряд премий. Созданы национальные кинофильмы. Развиваются национальная музыка, живопись, литература[17]. Большое внимание уделяется вопросам здравоохранения — во всех аймачных центрах имеются амбулатории и больницы.
Домашние яки на пастбище
Арбай-Хэрэ, в который прибыл наш отряд, был похож на Улан-Батор в миниатюре. Везде были хорошие домики, огороженные частоколом из лиственницы, так же как и улан-баторские хошаны.
Аймачный центр очень уютно расположен в небольшой межгорной долине, и увидеть его можно только, когда машины подъезжают почти вплотную, зато он виден сразу весь.
Аймачные власти встретили нас, как и в других местах, очень гостеприимно, отведя нам для отдыха одно из лучших и просторных помещений. В Арбай-Хэрэ мы провели два дня, так как необходимо было пополнить запас пиломатериалов, за которыми Эглон ездил на лесопильный завод.
18 августа мы продолжили наш путь. После переправы через большую, но не очень глубокую реку Онгин-Гол наша экспедиция разделилась на две группы: улан-баторскую и восточногобийскую. Второй предстоял тысячекилометровый путь вдоль Великой Гоби. У нас не было точных карт и проводников, но зато имелся теперь опыт путешествия по пустыне.
Свернув с дороги вправо, мы поехали по степи, в направлении Санту-Сомона. Чем больше мы удалялись от Хангая, тем ровнее становилась местность: крупные холмы сменялись мелкими, переходившими в равнину. К вечеру мы были уже в Цогту-Чиндамани-Сомоне, пройдя, таким образом, за день 165 километров без дороги — вот что значит ровная степь!
На следующий день наш путь по-прежнему шел по степной равнине, совершенно плоской, а затем после пересечения старого автомобильного тракта Улан-Батор — Далан-Дзадагад дорога стала значительно хуже: начал попадаться дэрисовый кочкарник, в котором тропа терялась, и ехать было плохо. К концу дня нам удалось выехать на новый автомобильный тракт Улан-Батор — Далан-Дзадагад, проходящий значительно восточнее старого. Перед выходом на эту дорогу тянулось громадное гранитное поле, по которому очень трудно было пробираться, так как повсюду торчали из земли гранитные скалы. На далан-дзадагадском тракте нам пришлось простоять два дня, потому что одну из машин — "Барса" — отправили за горючим в Далан-Дзадагад, поскольку взятые нами запасы были на исходе.
22 августа, пополнив запасы горючего, мы поехали дальше, но уже на двух машинах: "Дзерене" и "Драконе". Проехав километров 40 к северу по старой петле даландзадагадского тракта, мы повернули на восток. Ориентиром нам служили телеграфные столбы, соединяющие Далан-Дзадагад с Сайн-Шандой. У места поворота было громадное озеро дождевого происхождения, заполнявшее глинистую котловину. Это, собственно, было даже не озеро, а просто гигантская лужа в десятки квадратных километров, которую нам пришлось объезжать. Машины шли близ самой воды по склонам небольших глинистых холмов, размякших после дождей, и со страшным ревом моторов едва-едва продирались сквозь липкую грязь. Наши машины походили на мух, которым надо проползти лист липкой бумаги с одного конца на другой. Вопрос упирался в силу машин: 10 километров такого пути стоили большого напряжения не только моторам, но и людям.
Наконец, мы преодолели "липку" и выбрались на слабо всхолмленную равнину, которая оказалась достаточно твердой. Кое-где торчали белые мраморные скалы, привлекавшие наше внимание не столько из-за красоты, сколько из-за проходимости машин. Постепенно на восток местность становилась все более пересеченной, пока, наконец, не перешла в широкую открытую равнину, где машины быстро наверстали потерянную скорость. На обеденный привал мы остановились посреди степи. От степных трав исходил какой-то дурманящий аромат. Впереди виднелся мираж — на горизонте расстилалось синее море, в котором так хотелось выкупаться!
После привала мы спустились в громадную глинистую котловину, к счастью еще не затопленную дождем, и постарались преодолеть ее до ночи, остановившись на ночлег лишь тогда, когда машины очутились на плато.
На следующий день мы стали постепенно отклоняться на юго-восток, и степи сменились теперь песками с саксаулом, которые, правда, не тянулись на десятки километров, но все же хлопот доставляли немало, так как отдельные участки от километра до пяти попадались часто. Кое-где виднелись хайлясы. Одним словом, мы снова ехали по типичной Гоби — каменистой пустыне, местами голой, местами с саксаулом, произраставшим на песках. Кругом был низкий изрезанный мелкосопочник, среди которого приходилось искать проход для машин.
В середине дня мы перевалили через небольшие горы и вышли к развалинам монастыря Улугэй-Хид, расположенного у южного подножия гор. Теперь не так далеко было уже и Эргиль-Обо — конечный пункт нашего путешествия. Мы устроили совещание, как ехать дальше на Эргиль-Обо. Прямо были пески, которые нужно было обойти либо с севера, либо с юга. Мы приняли северный вариант, так как знали, что к северу есть люди и колодцы, на юге же перед нами расстилалась немая песчаная пустыня, где не было людей и вряд ли была вода.
Склоны горы, у которой ютился монастырь, были сильно изрезаны глубокими промоинами и живо напомнили мне путешествие в западном маршруте по склонам горы Цаган-Богдо-Улы. Мы потеряли из виду телеграфные столбы, которые отсюда шли также на север, к Сайн-Шанде. Они были не только хорошим ориентиром для нас, но вдоль них проходила старинная караванная тропа, а также остатки автомобильных следов, сохранившихся еще от подвозки столбов, когда их ставили. Поэтому без таких ориентиров, без всяких проводников в незнакомой и безлюдной местности пробиваться было очень трудно. Машины пересекали бесконечные промоины и овраги всевозможных размеров, пока не въехали в бугристые пески, но которым не смогли двигаться. К счастью, здесь мы заметили телеграфные столбы, до которых было не более двух километров, но преодолели их только к концу дня. У телеграфных столбов дорога была лучше, и, проехав до наступления темноты еще немного, остановились на ночлег, снова въехав в горы. Чем ближе к Эргиль-Обо, тем становилось труднее. А что нас ждало завтра?