Внезапно Эли срывается с места, проносится мимо Лириса и мчится ко мне.
Да что за черт!
Делаю шаг в сторону, и мальчишка, отставив в сторону мелкие ручонки, летит дальше. Замечаю краем глаза столик с высокой вазой, который как раз стоит на пути детеныша.
Слишком разогнался. Сейчас врежется.
Моя рука движется сама собой. Вцепляюсь в воротник рубашки Эли и принимаю на себя всю силу его резкого торможения. Он останавливается буквально в полуметре от тяжелой конструкции.
Выдыхаю, и тут сознание проясняется. И чего это на меня нашло?
‒ Ма… ‒ вякает дитенок.
Стискиваю зубы и, рванув на себя Эли, толкаю его в сторону Лириса. Тот делает шаг вперед и ловит младшего брата, позволив тому врезаться лицом в свою грудь.
‒ Подержи-ка, ‒ бросаю я и нервно прячу за спину руку, которой только что держала Эли.
Отступаю. Медленно. Настороженно.
Кошмар. Стоя вот так вместе, эти дети наводят на меня жуть. По логике мироздания, они вообще не должны существовать.
Еще шажочек назад.
«Вас не должно быть здесь».
Мимика на застывшем лице Лириса получает новый заряд активности. Он подбоченивается, голубизна глаз разбавляется ледяной злобой.
Судя по его реакции, последнюю мысль я неосознанно озвучила.
‒ Тебя тоже не должно здесь быть, ‒ подает он голос.
Любопытные интонации умеет выдавать этот пацан. С забавненьким таким оттенком стервозности. Да и в чертах лица у него сразу появляется нечто неуловимо женственное. И интуиция подсказывает мне, что он способен быть еще той заразой.
‒ Я и не напрашивалась, ‒ рассержено буркаю в ответ.
Признаю, сейчас мне достаточно сложно определить наилучший исход моего существования. А хорошо ли, что я пробудилась? Может, лучше было бы и вовсе не оживать, чем видеть то, насколько сильно изменился мир вокруг?
Но я… хочу жить.
Злость накатывается, будто слои краски, накладываемые небрежно, один на другим, вдохновленным художником. Смешивается яркими цветами, приобретая в конечном итоге оттенок промозглой грязевой корки.
Желание жизни всколыхнуло во мне искру, и я вернулась к свету. Но моя настоящая жизнь уже украдена Виви. Теперь он ставит меня перед фактами, угодными лишь ему.
Снова шаг. Плечи потряхивает, а сердце бьется в груди взбешенным зверем.
Шаг…
Неожиданно нога теряет опору. Кажется, я слишком близко подошла к лестнице, ведущей вниз. Кренюсь, делаю пару взмахов руками, но уже осознаю, что равновесие исключило себя из списка моих умений. Идеального варианта для падения попросту не существует. Ударюсь ли я спиной или прокачусь по ступеням грудью — любой результат в моем нынешнем состоянии может стать летальным.
Внезапно мои пальцы, а долю секунды спустя и запястье, обхватывают тонкие мальчишечьи пальцы. Стиснув зубы, Лирис наклоняется вперед, упирается пятками в пол и усиливает хватку, крепче сжимая мою руку. Эли с поразительной практичностью пристраивается перед братом, создав своим телом дополнительный упор, и, в свою очередь, вцепляется ручонками в его запястье.
Всю эту конструкцию из тел успеваю разглядеть исключительно потому, что мое собственное тело застывает в наклонном положении. Пятки упираются в краешек верхней ступени, мыски направлены к потолку, а сама я зависаю над пропастью.
Фух, кажется, не падаю. Но о равновесии говорить рано.
‒ Даже… не думай… ‒ со злобным присвистом выдыхает Лирис. — Не думай… подыхать…
Похоже, сдохнуть просто так тут тоже не позволят.
И ума не приложу, почему мальчишка сейчас злится даже больше, чем минуту назад — при нашей пикировке? Я, между прочим, едва на части тут не развалилась и все еще нахожусь в опасности. Зачем же еще и за это на меня сердиться?
Сколько это продлится? Пацанам не удастся вытянуть меня. Слишком неудобное положение. Могут слететь сами.
Внутренности вновь и вновь пронзает тонкая игла. И так каждый миг мысли о том, что держащие меня шмакодявки подвергнут себя опасности. Отвратительное ощущение. Мне уже хочется поскорее свалиться с чертовой лестницы и погрузиться в пучину упоительной боли.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Отпусти», ‒ собираюсь потребовать я, но голос пропадает. Все из-за взгляда Лириса.
Злобная категоричность. Разъяренная решительность.
Бесноватая фурия.
Не отпустит. Даже если буду угрожать ему.
Подошва Лириса издает скрип. Он едва заметно проскальзывает на обуви ближе к краю, подталкивая тем самым собой и Эли. Мое тело накреняется сильнее.
Хочу засмеяться в голос от нелепости происходящего.
Неожиданно к спине прижимается нечто горячее и мощное. Перед глазами мелькают чьи-то большие руки, и тело наконец-то находит равновесие. Но ноги встречаются со ступенями на какое-то мгновение, а затем опять теряют опору.
Съеживаюсь, прижатая к груди Виви. Коробит от того, что он так легко поднял меня на руки. Чувствую себя незначительной песчинкой, которую можно свободно перемещать в любой плоскости.
‒ Отпусти. ‒ Виви смотрит на Лириса, который по-прежнему держит меня за запястье. Тот, следуя за рывком поднятия меня на руки, спустился вниз на пару ступеней. Эли тоже рядом, стоит, собрав бровки хмурым домиком, цепляется за футболку брата и поглядывает на меня.
Хватка не слабеет.
‒ Отпусти, ‒ с прежней холодностью повторяет Виви.
Воцаряется тишина. Правда спустя пару секунд напряжение, таящееся в воздухе, разбавляется приближающимся жизнерадостным посвистыванием. К лестнице неторопливо подходит Тео, притормаживает у первой ступени, чтобы пробежаться глазами по своим ногтям, и только потом смотрит вперед.
Веселенький свист уходит в один обрамленный хрипом «ик!»
Мы глядим на него. Все четверо.
‒ Сказал бы, что картинка очень иррациональная, но лучше не буду… А… О… Я же только что это сказал, да? Ну… ‒ Он выпячивает губы, пытаясь невозмутимо улыбнуться, и с неприкрытой опасливостью вжимается в стену, чтобы обойти нас на расстоянии. ‒ Там… продолжайте. Обращайтесь, если что понадобится. О, меня, кажется, зовет Лиллоу! Уже иду!
Трухло.
Но благоразумное трухло.
‒ Можешь уже отпустить. ‒ Интонации Виви теплеют на малюсенький градус.
Лирис медленно кивает, разжимает пальцы и убирает руку.
И я наконец очухиваюсь. Странно, что я вообще так долго на его руках молча просидела.
‒ Это ты отпусти. ‒ Выворачиваюсь и с усилием гнусь, чтобы, в свою очередь, упереться в его руки, как в подлокотники кресла. ‒ Отвали!
‒ Переодевайся, ‒ бросает он Эли. ‒ Через десять минут обед.
Ау! Я тут! Он спокойно общается со своими детенышами, ни капли не реагируя на то, что я извиваюсь у него на руках, как разъяренная змея.
‒ Сказала, отпусти!
Виви разворачивается и начинает спускаться по лестнице. Нулевая реакция на мои окрики.
Усталость нагоняет меня очень быстро. Обмякаю и, яростно дыша ртом, устраиваю щеку на его руке. Мощь Виви исходит от каждого сантиметра его тела. Может, он нарочно обрекает меня на осознание собственной хрупкости?
Когда-то и я таскала его на себе. Он был маленьким и легким, словно невесомый пух. В какой-то мере это было даже упоительно ‒ прижимать к груди хищника, пока еще завернутого в красочную конфетную обертку.
Мне нравилось превосходить его.
Нравилось защищать… его. И таким образом превосходить его сильнее.
Но теперь все изменилось. Он удерживает меня на своих руках. А я даже не чертов хищник.
‒ Отпусти, ‒ рычу я, подумывая уже цапнуть его за что-нибудь.
‒ Как скажешь.
Он опускает меня на пол и придерживает сзади за воротник, будто ребенка, делающего первые в своей жизни шаги.
Не отпустил ведь, пока до первого этажа не дотащил.
Размахиваюсь и бью по его локтю. Он разжимает пальцы. Меня тут же клонит вперед, пока заботливые руки Лиллоу не останавливают мои уродливые танцы. Что-то подсказывает мне, не будь дворецкого рядом, Виви не отпустил бы так просто мою шкирку.
‒ Десять минут. ‒ Виви оправляет скомканный от моих вихляний рукав. ‒ Приходи обедать, Чахотка.