вдруг это для тебя в порядке вещей?
— Ревнуешь? — Сергей наконец посмотрел на меня, — Зря. Саш, прости, но у меня между отношениями и работой обычно перевешивает работа. Обычно, но не с тобой.
— Могу гордиться?
— Можешь. Но меня это пугает, если честно. Напомни, куда сейчас сворачивать?
— Направо и до конца.
Если бы Топольский начал увиливать и клясться мне в верности я бы не поверила, а вот эта его честность меня обезоружила. Он, в отличие от меня, был готов душу вывернуть, если понадобится.
Пока я думала, мы добрались до Лугового. Лениво шурша дождевиком подошел охранник. Имени я его не помню, лопоухий парнишка появился совсем недавно.
— А Александры Алексеевны… ой, здрасти! — это он увидел меня на пассажирском кресле.
— Вечер добрый. Шлагбаум поднимите, пожалуйста, — ответил за меня Топольский. К нашей охране теплых чувств у него так и не появилось.
— Зря ты так, — усмехнулась я, — парень вон под дождь вылез ради тебя.
— Лучше б он за твоими воротами смотрел, чтоб туда ничего не подкидывали.
— Видишь, вроде ничего больше не подкидывают, — я нажала на брелок и ворота послушно разъехались.
— Неисправимая оптимистка, — покачал головой Сергей, глуша мотор.
— А где собака? — уже на крыльце спросил Топольский.
— У Андрея. Я ведь дома не живу.
Краем глаза я проследила за реакцией на мои слова, но ревности я не увидела. Одумался?
* * *
Сергей.
— Подождешь? — спрашивает Саша, открывая входную дверь, — Я чайник поставлю и переоденусь.
— Я покурю пока.
Дождь все еще льет, а мне не по себе. Я сейчас тот самый палач, который будет загонять иголки под ногти, заставляя вспоминать то, что очень хочется забыть. Неприятная роль, не таким я хотел быть в глазах любимой женщины.
Я оборачиваюсь на шаги.
— Теперь ты никуда не денешься, — улыбается она уголками губ, ставя на столик две чашки с чаем.
— Ты не представляешь, как мне иногда хочется, чтоб кто-то наливал мне чай не спрашивая.
— Это такая же проблема, как и поговорить? — она подошла к перилам достала из кармана большой толстовки, накинутой на плечи, пачку сигарет. Суетливым движением вытряхнула одну и заозиралась в поисках зажигалки.
— Проблема, — я щелкнул своей, слабый огонек на мгновение осветил ее лицо.
— Спасибо. Начнем душевный стриптиз? Правда я никому не рассказывала кроме врача и в суде. Вряд ли с тобой будет легче.
— Я знаю достаточно, чтоб не заставлять тебя вспоминать.
— Что конкретно ты знаешь?
— Что ты любила, а он мудак. Что играл, что подставил тебя, откупился. Про клинику знаю, про шрамы.
— Действительно, почти все. Как интересно у тебя все в три предложения вместилось. А шрамы…Это вторая попытка была, если бы не Андрей, то, наверное, с первого раза бы получилось.
— Вторая?
— Да, первый раз я хотела в окно. Пятый этаж, внизу асфальт, вряд ли бы спасли. Не надо меня жалеть, уже все сгорело давно, обида только осталась, что нормальной жизни у меня не будет.
— Знаешь, — она помолчала, — я всегда хотела, чтоб как у родителей — семья, посиделки вечером на крыльце, любовь, доверие, дом, где любят гостей, пахнет сдобой и кофе. Я так радовалась, когда это платье дурацкое выбирала, представляла, как все потом будет — дом, семья, дети… а потом… потом он мне жизнь сломал. Клиника, экспертиза, суды. На последнем он уже не стеснялся, проклял меня, орал, что я хуже шлюхи и никому теперь не нужна, потому что меня даже трогать противно. А я ведь просто рассказала, где у него тайник с наркотой.
— И ты поверила?
— В голове тогда щёлкнуло, и установка осталась. А потом… у меня ведь не было никого, чтоб опровергнуть.
— И не ухаживал никто?
— Пытались. Но не все такие настойчивые, как ты. Остальные либо дружат со мной, либо просто решали, что у меня характер не сахар и я стерва. А ты мне систему сломал.
— Со мной твой дурной характер не работает?
— Влюбилась, потому что. И испугалась, потому что не знала, что с этим делать — будущего ведь со мной нет.
— Есть. И я очень на него надеюсь.
— Я не хочу быть чемоданом без ручки — бросить совесть не позволяет, и нести тяжело. Да и разве что-то серьезное будет?
— Будет. Иначе бы меня здесь не было.
— Ты не понимаешь — во что лезешь, — она покачала головой, — рыцарь в сияющих доспехах.
— Я знаю, что без тебя очень плохо, а твое безразличие — больно.
— Больно… — она вдруг зло усмехнулась, — а мне не больно понимать, что шансов у меня нет ни на что? Довериться и понять, что ошиблась, что ты в глазах человека, которому ты решилась что-то рассказать, в которого влюбилась по уши, та самая шлюха? Не больно пить таблетки и реветь по ночам в подушку, потому что все, чего ты хочешь, чтоб последних четырех лет просто не было. И это навсегда, понимаешь? На всю жизнь. Вечный страх, кошмары. Воспоминания. И я уже смирилась с этим, свыклась. А тут ты… — девушка судорожно вздохнула, — а я с тобой живая. Я могу нравится, могу влюбиться, мне с тобой хорошо и в то же время ужасно страшно! Страшно, то все это игра, что все обман… Верить страшно… — она вдруг затихла и продолжила спокойнее, — А ты не понимаешь, чего хочешь. Не понимаешь, что тебя со мной ждет. Зачем я, если есть нормальные, Сереж? Те, кто не просыпается с криком от кошмаров, у которых нет панических атак, кто не боится воспоминаний?
— Саша…
— Я ведь даже не знаю, можно ли со мной спать, — она меня не слышит, — я ведь так