Дэймон прикрыл ладонью глаза и потянулся. В постели было тепло, уютно, и покидать ее совсем не хоте лось.
Соланж! Дэймон подскочил с бьющимся сердцем и тут же увидел, что она по-прежнему рядом, по-детски трогательно свернулась калачиком, подтянув одеяло к самому подбородку. Под его взглядом она пошевелилась, потянулась, с забавным наслаждением зевнула. Дэймон не мог оторвать от нее глаз. Соланж здесь, в Вульфхавене, в его спальне.
Он провел ночь с Соланж.
– Милорд! Милорд, проснись! – Это был голос оруженосца. В дверь продолжали стучать. Доносилось приглушенное бормотание.
Дэймон выбрался из постели, набросил на плечи одеяло и подошел к двери.
– Убирайтесь! – раздельно сказал он.
– Локвуд, это ты? Я требую, чтобы ты немедленно вышел. Слишком долго я ждал твоего появления!
– Это Лоншан, милорд, – послышался голос Год вина. – Кажется, ты ему очень срочно нужен.
– Локвуд, вот уже битый месяц я наслаждаюсь сомнительным гостеприимством в твоем замке и сыт им по горло! Я велел твоим людям разбудить меня, как только ты вернешься, но они ослушались! Это возмутительно!
– Я скоро выйду, – сказал Дэймон. – Уходи.
– Ты выйдешь немедленно! – бушевал Лоншан.
Соланж сидела в постели, широко раскрыв глаза и прижимая к груди смятые простыни. Прислушиваясь к шуму, она лихорадочно оглядывалась.
– Оставайся на месте, – шепнул ей Дэймон и вновь повернулся к двери. – Послушай, Говард, я ведь уже сказал тебе, что скоро выйду. Этого должно быть достаточно.
– Вовсе нет! Мне уже говорили, что ты, мол, скоро вернешься из Франции, но ждать пришлось добрых три недели! Я желаю покинуть этот проклятый замок, как только исполню приказ короля! Если ты сейчас же не откроешь дверь, я буду читать королевский указ прямо в коридоре и сам выгребу золото из твоих сундуков!
Услышав о королевском указе, Дэймон торопливо принялся отпирать засов, разъяренный дерзостью Лоншана и тем, что Соланж услышит недобрую весть об Айронстаге прежде, чем он сам ей все объяснит.
Дэймон приоткрыл дверь.
– Как видишь, – холодно сказал он, – я еще не совсем готов к встрече с королевским посланником. Мне надо одеться.
Узкие глазки Лоншана сузились еще больше.
– Тогда я подожду в твоей спальне! Довольно с меня всяких отговорок! Мои люди уже готовы тронуться в путь. Ты задерживаешь нас... – С этими словами Лоншан дернул дверь на себя и ворвался в спальню. За ним последовали все остальные.
От кровати донесся пронзительный женский вопль. Одеяла взметнулись вверх. Лоншан застыл на месте.
– Пошел вон, – процедил Дэймон, шагнув к нему.
– Да ладно, приятель, – фыркнул тот с показным безразличием. – Твоя шлюха нам не помешает.
Без единого слова Дэймон схватил наглеца за шиворот и вышвырнул через порог с такой силой, что Лоншан пролетел через коридор и врезался в стену.
– Бог ты мой, – ужаснулся Годвин.
– Пошли все вон! – разъяренно кричал Дэймон. – Годвин! Присмотри за тем, чтобы это, – он ткнул пальцем в неподвижного Лоншана, – больше не совало носа ко мне. Собери чертово золото и отдай ему! Я скоро спущусь.
– Слушаюсь, милорд, – отозвался Годвин и с почтительным поклоном удалился, уводя с собой остальных. С легким стуком захлопнулась дверь, и Дэймон запер ее.
Боже, ну и переделка! Под грудой одеял вздрагивала Соланж. Дэймон бросился к ней, торопясь уверить любимую, что все в порядке. Одеяла дрожали, как-то странно подпрыгивали. Дэймон даже испугался. Соланж, должно быть, вне себя после такой отвратительной сцены! Как бы у нее не началась истерика...
Он присел на краю кровати и положил руку на дрожащее под одеялом плечо.
– Все в порядке, родная. Они ушли.
Соланж высунула голову, и Дэймон ободряюще улыбнулся ей.
– Можешь вылезать.
Тогда она вынырнула из-под одеял, но тут же согнулась вдвое, и волосы темными волнами скрыли ее лицо. Дэймон совсем растерялся.
– Это моя вина. Не следовало мне открывать дверь. Черт бы побрал этого болвана! Он донимает меня с тех пор, как... словом, уже не один год. Любовь моя, не принимай близко к сердцу его слова!
Соланж шумно втянула в себя воздух и вдруг разразилась звонким хохотом.
Дэймон потрясенно уставился на нее. Она хохотала так, что слезы брызнули из глаз.
– Если бы ты только видел его лицо, когда он заметил меня!
– Так он тебя видел?
– Ну да, всего секунду. Но, Дэймон, какое у него было лицо! Никогда прежде не видела таких выпученных глаз!
Дэймон невольно усмехнулся, представив себе эту картину.
– По правде говоря, ты немного похожа на его жену.
– В самом деле?
– Совсем чуть-чуть.
– Бедная, каково ей быть замужем за таким надутым индюком! Я ей от души сочувствую.
– Не стоит, – сухо сказал Дэймон. – Она всегда найдет, чем утешиться.
Соланж наклонила голову, окинув его испытующим взглядом.
– Понимаю. Скажи мне, а кто он такой?
– Говард Лоншан – королевский посланник. Он прибыл сюда по приказу Эдварда и скоро уедет.
– Я понимаю.
Больше она не сказала ни слова, просто смотрела на Дэймона. Копна спутанных волос придавала ее лицу колдовское очарование. Кожа в утреннем свете светилась сливочной белизной. Дэймон поймал себя на том, что смотрит на ее губы и мечтает вновь испробовать их сладость.
– Тебе лучше уйти, – сказал он медленно.
– Неужели? – Соланж насмешливо изогнула бровь.
– Мне нужно поговорить с Лоншаном. Не хотим же мы, чтобы он снова ворвался сюда.
– Не хотим, – подтвердила Соланж.
Голова у Дэймона шла кругом. Соланж держалась совсем не так, как он ожидал. Она не кричала, не злилась, не плакала, не скандалила. Напротив, это досадное происшествие явно позабавило ее. Довольно странное поведение для графини Редмонд, которую только что назвали шлюхой.
Но это была Соланж. Она всегда изумляла Дэймона.
– Я пришлю в твою спальню служанку с одеждой. Прости, но мне тоже нужно одеться.
Он поднялся, протянул Соланж ее сорочку и отвернулся, чувствуя себя при этом полным дураком. Потом Дэймон предложил Соланж руку и повел ее в соседнюю спальню. Все казалось нереальным. Мысли путались.
Соланж здесь, в Вульфхавене. Она вернулась к нему, разделила с ним ложе, подарила ему самый драгоценный подарок – себя, а он велел ей одеться и уйти. Болван! Он должен был пасть на колени, сказать, как безмерно он ее обожает, каким блаженством была для него эта ночь...
Соланж смотрела, как он мнется, подыскивая слова, и в глазах ее под густыми темными ресницами играли золотые искорки.
– Эта комната принадлежала моей матери, – наконец выдавил Дэймон и понял, что опять сказал не то, что нужно.