— Но, господин подполковник! Вы же обещали, — капитан вышел вперед и навис над столом начальника штаба.
— Никому я ничего не обещал, — ворчливо скрипел голос. — Не нависайте тут. Ваши документы, господин э-э-э…
— Обер-лейтенант Смолински, — фон Гетц сделал четкий шаг вперед и оказался возле стола.
— Черт с вами, Гессер. Забирайте новенького, — скрипнул начальник штаба и кивнул фон Гетцу. — На довольствие вы будете поставлены с обеда. Смотрите, много не пейте. А то эти летуны пристрастились к местной горилке и по утрам у них с похмелья головы не влезают в шлемофоны. Увижу вас пьяным — сдам в фельд-жандармерию. Идите устраивайтесь.
Козырнув, оба вышли на улицу.
— Вы где устроились? Нигде? Отлично! В моей мазанке как раз есть свободная койка. Капитан Вильгельм Гессер. Можно просто Вилли, — представился капитан.
— Обер-лейтенант Смолински. Можно просто Курт, — фон Гетц улыбнулся.
Сразу видно, что этот капитан — парень неплохой. Наверняка он окажется хорошим товарищем.
— Давайте бросим ваш гардероб и пойдем представляться командиру эскадрильи.
Пилоты жили в таких же курятниках, как и тот, в котором располагался штаб. Размером они были поменьше, но такие же темные. Назывались курятники — «mazanka». В мазанке Гессера была только одна комната, в которой стояли четыре кровати и печка. Фон Гетц оставил здесь свой роскошный чемодан, и они пошли на аэродром. Ходьбы тут было минут пять — аэродром большой, а село маленькое.
По пути Гессер вводил Конрада в курс дела.
— …На нашем аэродроме базируются два полка. Наш и бомбардировочный. Мы чаще всего сопровождаем «юнкерсы» на бомбежку. Еще есть полк пехоты для охраны, батальон СС, зенитный полк, фельд-жандармы, отделение гестапо, словом, народу туча.
— А где местное население? — фон Гетц заметил, что в селе практически нет гражданских.
— Ах, аборигены? Их отселили еще до нашего прибытия на аэродром в целях сохранения военной тайны.
— Куда отселили?
— А я знаю? Куда-то в тыл. Мы пришли.
Они подошли к капониру. Из-под маскировочной сети вылез майор в кожаной куртке, несмотря на чудовищную жару. Лицо майора было злым. Тонкие усики на верхней губе топорщились, взгляд был колючий и неприязненный.
— Вот, господин майор, — радостно сообщил Гессер. — Привел пополнение.
Майор не разделил радости румяного капитана.
— Где вы шляетесь целый день, Гессер?
— Я был в штабе… — опешив, начал оправдываться капитан.
— Вам там нечего делать без моего разрешения. Ясно? Молчать! Вы, мой заместитель, должны подавать пример дисциплины и трудолюбия! Это еще кто? — злой майор соизволил наконец заметить фон Гетца.
— Обер-лейтенант Смолински. Прибыл в ваше распоряжение.
— Я распоряжусь, — пообещал майор. — Не волнуйтесь, я вами хорошо распоряжусь. Что-то лицо мне ваше знакомо. Вы не бывали в Берлине?
— Каждый немец, по крайней мере, раз в жизни бывал в Берлине, — заметил фон Гетц.
— Да нет. Полтора года назад я был на курсах доподготовки под Берлином. Мы не могли там с вами видеться? Вы в каком корпусе жили?
Фон Гетцу стало нехорошо. Струйка пота потекла из-под фуражки по виску. Он не жил на этих курсах ни в каком корпусе и не мог в нем жить. Он был начальником этих курсов и жил в отдельном коттедже. За несколько месяцев через его руки прошли сотни офицеров, всех запомнить он никак не мог даже при желании, но все офицеры, разумеется, хорошо запомнили его.
— Виноват, господин, майор! Я не был на этих курсах.
— Ну да, ну да, — согласился с ним майор. — Не были. Да вы и не могли там быть! Курсы были организованы для командиров, а не для рядовых летчиков. Вы, судя по всему, год назад были простым лейтенантом?
— Так точно, господин майор!
— Но мне определенно знакомо валю лицо. У вас нет родственников, которые служат в авиации?
— Никак нет.
— Что-то вы староваты для обер-лейтенанта. Летать умеете?
Фон Гетцу вопрос показался обидным, а майор — так просто пренеприятнейшим типом.
— Не знаю, не пробовал, — улыбнулся он с наглецой.
— Ну, так попробуйте, черт бы вас побрал! — заорал майор. — Вон ваш «мессершмитт». Номер семь! Через минуту вы в кабине.
— Есть.
Фон Гетц с помощью Гессера отыскал нужный канонир, Гессер приказал механикам откинуть маскировочную сеть и выкатить самолет.
— Ничего, ничего, — успокаивал он фон Гетца. — Майор вспыльчив, но быстро отходит. Зато пилот первоклассный. Наша эскадрилья несет потерь меньше, чем другие. Вы когда-нибудь летали на «мессершмитте»?
— Да, случалось пару раз.
— Это очень хороший самолет, уверяю вас. Он прекрасно слушается пилота. Ничего страшного. Вы просто взлетите, сделаете круг и сядете. Даже испугаться не успеете.
— Спасибо вам, Вилли. Я думаю, что справлюсь. От винта!
Фон Гетц вырулил на старт и подключился к связи.
В наушниках немедленно заскрежетал противный голос майора:
— Седьмой, черт вас возьми!
— Седьмой на старте, — произнес фон Гетц, стараясь не выходить из себя. — Разрешите взлет.
— Седьмой! Взлет разрешаю. Даю установку на полет. Взлет, набор высоты, эшелон тысяча, горка, затем бочка, перевод в горизонтальный полет, заход на глиссаду, посадка. Ясно?
— Так точно.
Больше полугода фон Гетц не сидел в кабине «мессершмитта». Он любовно осматривал приборную доску, тумблеры и вентили. Руки его с нежностью гладили рукоятку управления, как руки скрипача-виртуоза гладят раритетную скрипку. Он вспомнил, как шесть лет назад впервые сел в кабину «мессершмитта» самой ранней серии. Конечно, самолет модернизировали, добавили мощности двигателю и поставили более мощное вооружение, но это оставался все тот же трудяга «мессершмитт», верный боевой конь рыцаря воздушной войны. Всему, чего добился в этой жизни подполковник фон Гетц, он был обязан «мессершмитту». В руках и ногах несильно закололи тысячи маленьких иголочек — это привычно пошел по венам адреналин.
Конрад посмотрел вбок. На параллельной взлетке на старте стояла тревожная пара, которой надлежало взлетать первой при приближении русских штурмовиков или бомбардировщиков. «Мессершмитты» стояли с работающими моторами, колпаки остекления были сдвинуты назад. Пилоты, сняв шлемофоны, сидели в кабине и, не скрывая презрения, смотрели на «мессершмитт» фон Гетца. «Сейчас этот инкубаторный цыпленок покажет нам, как он умеет летать… с крыши сарая на птичий двор».
— Седьмой! Старт, дьявол тебя побери! — снова рявкнуло в шлемофоне.
Фон Гетц привычно выровнял самолет по взлетке, выпустил закрылки, нажал на тормоз и перевел сектор газа вперед до упора. Мотор увеличил обороты, лопасти пропеллера, вращаясь все быстрее, гнали потоки воздуха под крылья и фюзеляж, «мессершмитт» забился в крупной дрожи. Фон Гетц еще раз посмотрел на наглых сопляков из тревожной пары, усмехнулся их глупой самоуверенности и отпустил тормоз. Самолет дернулся, побежал по взлетке, набирая скорость. Конрад кинул взгляд на спидометр и на отметке «150» потянул рукоятку на себя. Отрыв — и сразу прекратилась дрожь. Самолет просел под своей массой. Фон Гетц убрал шасси и закрылки и стал закладывать вираж с набором высоты. Разворот он закончил как раз на заданном эшелоне — тысяча метров. Мастер. Ас.