Сыграть сыщика в телесериале — это был интересный опыт. «Точки и линии» — хороший детектив, с проработанным сценарием, множеством интриг и поворотов сюжета, выстроенного вокруг тёмной истории с участием высокопоставленного чиновника. Я легко нашёл общий язык с режиссёром Канном Исибаси, который старше меня, ему почти семьдесят лет.
Когда «Точки и линии» вышел в эфир на канале «Асахи» в конце 2007 года, его ждал немедленный успех. Рейтинги были самыми высокими за неделю: 23,8 % в первый день, вечером в субботу, и 23,7 % в воскресенье. «Точки и линии» даже взял Гран-при на Международном фестивале драмы[28] в 2008 году. После этого ещё несколько каналов предложили мне сняться у них в сериалах.
До того как я приступил к работе над моим первым фильмом «Жестокий полицейский», мне уже довелось сыграть серийного убийцу в дораме «Преступления Окубо Киёси», вышедшей в эфир в 1983 году. Это реальная история психопата, который убил восемь женщин, прячась под маской клоуна в момент совершения преступлений. Сериал стал настоящим хитом на телевидении! И в том же году я получил роль сержанта Хара в фильме «Счастливого Рождества, мистер Лоуренс».
В шкуре ТодзёС Китано все непросто. Следовать за ним нелегко. В нём много противоречивого. Когда речь заходит о нём, кинокритики теряются в догадках. Ведь Китано играет с парадоксами. Впрочем, сам он утверждает, что без ума от западных идей в духе картезианства. С одной стороны, он призывает свою страну уважительнее относиться к истории, примириться с Азией и признать преступления, совершённые Японией в этом регионе в прошлом веке. Но с другой стороны, в 2008 году он не задумываясь согласился сыграть генерала (и военного преступника) Хидэки Тодзё в телефильме (общей продолжительностью 4 ч. 30 мин.), который был показан на канале Ти-би-эс в декабре 2008 года. Нельзя сравнить это с тем, как Чаплин сыграл Гитлера, выставив его в смешном свете: сериал про Тодзё — не комедия, а якобы историческая теленовелла, приоткрывающая «человечную» сторону пресловутого генерала. Несмотря на всё мастерство гримеров, сходство актёра с персонажем оказалось сомнительным, и публика невысоко оценила эту его работу. Незадолго до премьеры телефильма японский выпуск мужского журнала GQ признал Такеши Китано «Человеком года 2008 в Японии».
А вот и роль, которая заставила зрителей скрежетать зубами! Но почему же? Почему нельзя, запрещено, не положено воплощать в телефильме неоднозначный образ? Разве актёр должен всё время играть исключительно цельных личностей? В любом случае, я и до этого появлялся на экране в форме имперской армии — в 1983 году в фильме «Счастливого Рождества, мистер Лоуренс». И я не волновался насчёт реакции азиатских зрителей. Ведь моя позиция всем хорошо известна.
На самом деле история, которая легла в основу сериала, довольно интересна. Это переломный момент в жизни Тодзё, который был премьер-министром Японии во время Второй мировой войны. Решающий момент, когда мы видим, как сомнения гложут его совесть и душу и он даже выступает против войны... Это было в сентябре 1941 года, во время встречи с императором Хирохито, за три месяца до неизбежного 8 сентября (день атаки на Пёрл-Харбор по японскому календарю) и вступления в войну. В сериале показан только этот ключевой момент. И хотя мы знаем, что произойдёт дальше, мне показалось, что сомнения этого генерала заслуживают того, чтобы снять о них телефильм. Пусть даже большая часть японской интеллигенции возлагает на Тодзё вину за развязывание войны.
Как бы то ни было, я считаю, что эффект от сериала получился интересный. Читая сценарий, я составил более конкретное представление об отношениях между императором Хирохито и генералом Тодзё, о разногласиях в правительстве и руководстве армии, а также о процессе вступления Японии в войну против Соединённых Штатов. Кроме того, фильм выполнил и просветительскую функцию. После окончания сериала в эфире состоялась дискуссия, хотя такие неоднозначные темы редко обсуждаются на телевидении.
Конечно, когда продюсеры Эн-би-эс предложили мне такую ответственную роль, я засомневался. Правильно ли с моей стороны будет сыграть Тодзё? Такие решения легко не принимаются. Но продюсеры так настаивали, что мне не захотелось их разочаровывать. Они сказали мне: «Мы не представляем никого другого в этой роли, только вы сможете сыграть в таком сериале, поэтому, пожалуйста, соглашайтесь!» Словом, они так умоляли, что я сдался. Когда я согласился, другие актёры — и не самые маленькие — сразу же тоже присоединились к съёмочной группе. А я решил, что после всех плохих парней, мафиози и грязных типов, которых я уже сыграл в кино, влезть в шкуру Тодзё — не такая уж трагедия. Подумаешь, одним бандитом больше.
13.
Живопись — царство моей фантазии
Китано — один из немногих режиссёров, которые пишут пейзажи к своим фильмам, используя картины, чтобы ярче представить себе сцену или диалог. Живопись, по его словам, это больше чем высокое искусство — это идеальная форма отображения. Берясь за кисть, Китано черпает вдохновение в своих грёзах и кошмарах, в старинных гравюрах, в классической и современной литературе, даже в комиксах манга. Говорит, что был покорен Лувром и шедеврами итальянских мастеров. Леонардо да Винчи и обманчивая улыбка Моны Лизы, Микеланджело и его ангелы владеют умом Китано в той же степени, что и обнажённые женщины, натюрморты, видения ада и сцены убийств Делакруа. Художественная мастерская Китано расположена в тихом местечке на юге Токио. Она заполнена сотнями картин, рисунков и эскизов, которые он уже давно отказался выставлять и продавать.
Сейчас я пишу обнажённую женскую натуру. Я начал эту картину несколько дней назад и прошлой ночью почти закончил, но она доставляет мне столько хлопот. Она меня не устраивает...
Я весь в краске, сейчас она на всех моих футболках. Потому что в последнее время я пишу каждый день, каждый вечер. Когда у меня есть время отдохнуть после записи телепередачи или съёмок фильма, я люблю запереться в мастерской и писать картины до глубокой ночи.
Вот это полотно, с животными, я закончил за несколько часов. Оно появляется в моём фильме «Ахиллес и черепаха». Это портрет улыбающегося ребенка. А вот на этой картине подбородок мальчика чуть дрожит. Это голова Дали, а вот тут — портрет Саддама Хусейна во всех красках, мне нравится его лицо. Еще меня завораживает символика чисел, поэтому недавно я начал работать над этой картиной, посвящённой числу «пятьдесят».
Хотя у моих картин нет названий. Это не загадка, просто вот так. С чего бы им как-то называться? Для меня скорее наоборот, настоящая загадка — то, что у картин бывают названия. Почему они непременно должны как-то называться?
Я рисую не только животных и насекомых. Я рисую всё, что угодно: сцены, которые кто-то сочтёт наивными, метафорическими и совершенно абсурдными, деревенскую жизнь, сельских жителей, блюдо с окономияки (чем-то вроде японской пиццы), глупых японцев — всё подряд, что только взбредёт мне в голову. Меня это забавляет.
Иногда прямо посреди ночи у меня возникает желание рисовать — из-за какого-то образа или сцены, увиденной во сне. Я встаю и принимаюсь за работу. Когда картина закончена, я понимаю, что она не имеет ничего общего с изначальным замыслом. И ложусь спать. А наутро я смотрю на то, что написал, и вздрагиваю: «Что ж это такое-то?»
Почему я пишу? Не знаю, вот так сразу ничего не приходит в голову. Мне всегда нравилось писать, рисовать. Только в детстве, когда мне удавалось взять откуда-то карандаши или краски, мать отбирала их. Подростком я любил западную живопись, великих европейских художников, в частности эпохи Возрождения — например, Леонардо да Винчи, работы которого мне посчастливилось увидеть в красивых книгах по искусству. Меня также привлекали картины Матисса и Пикассо. И еще чистейший стиль Кокто.