ему свои извинения, и он их принял. Затем он рассказал мне, что, помимо молочного чертополоха и таурина, он принимал свыше дюжины других добавок, продаваемых без рецепта: карнитин, глутатион, желтокорень, кукурузные рыльца, одуванчик, клопогон кистевидный, диметилглицин, коэнзим Q, тиамин, альфа-липоевую кислоту, крапиву двудомную, масло орегано, эхинацею, магнезию, селен и медь. Ничего из этого не было указано в его медкарте.
Джинн вырвался из бутылки, и Джек себя больше не сдерживал. Он вынул из ботинок стельки, покрытые россыпью маленьких неодимовых магнитов, каждый из которых стоил ему сорок пять центов в комиссионном магазине. Он протянул мне свои очки – на их оправе тоже были закреплены два круглых магнита. (Так вот что это были за штуки!)
Джек рассказал, что несколько лет тому назад у него была серьезная инфекция легких, и ему пришлось почти год принимать несколько видов антибиотиков. Тогда он еще не пользовался магнитами; он впредь не собирался повторять ошибки прошлого.
Я поинтересовался у него, может ли связь между магнитами и здоровьем быть случайным совпадением? Зная, что Джек прекрасно разбирается в философии, я напомнил ему о теории науки Карла Поппера и принципе фальсификации. Я радостно предложил ему выбрать болезнь, на которой мы могли бы проверить эффективность магнитов. Мы могли бы провести небольшое клиническое испытание с использованием магнитной терапии и без нее. Он, ничуть не смущаясь, спокойно пожал плечами и сообщил:
– Я предпочитаю не слишком увлекаться анализом или вдумываться, чтобы не потерять эффект плацебо.
Собравшись уходить, он протянул мне подарок – один из малюсеньких магнитиков.
– Держите его подальше от кошелька, – посоветовал он мне. – Он сотрет ваш проездной на метро.
* * *
Джек приходил ко мне на прием в кардиологическую клинику при больнице Бельвю по средам. Как и многие из моих пациентов, он был ветераном клиники, успевшим поработать с несколькими поколениями ординаторов. «Я понимаю, что старею, когда замечаю, что врачи молодеют», – шутил он. В клинике всегда было полно народу. На прием выделялось десять, максимум двенадцать минут. Надо было послушать сердце и легкие, пройтись по списку жалоб, сделать запись о продвижении лечения, возможно, выписать рецепт и переходить к следующему пациенту. В таких условиях не было ничего удивительного в том, что Джек, а я подозревал, что и многие другие пациенты, обратились к нетрадиционной медицине. Я полагал, что доктор Нулл проводит с Джеком куда больше времени. Он наверняка выслушивает его и показывает, что ему небезразлична судьба пациента. Но работают ли его природные лекарства? Я поставил перед собой задачу донести до Джека, что мой научный подход лучше, чем альтернатива.
Через несколько недель после того посещения, на котором Джек показал мне свои магниты, я решил обсудить с ним вопрос его лечения. «У вас слабое сердце», – сказал я ему, пальцами рук словно охватывая невидимый баскетбольный мяч, чтобы донести до него свою мысль.
Я предложил ему вариант с вживлением дефибриллятора. В грудь Джека будет вживлено устройство размером с брелок, которое будет отслеживать ритм его сердца и подавать электрический разряд в случае, если ритм станет опасно нестабильным. Это было аналогом пластин дефибриллятора в отделении экстренной помощи, но они всегда будут при нем.
Специальный бивентрикулярный дефибриллятор помог бы ослабленному сердцу Джека координировать свои сокращения. Я полагал, что это может облегчить его проблему с одышкой и снизить частоту госпитализаций. Наверняка это могло даже продлить ему жизнь.
Бивентрикулярные дефибрилляторы тогда стоили около 40 000 долларов. В США от сердечной недостаточности страдают свыше шести миллионов пациентов, и каждый год этот диагноз ставится еще полумиллиону человек. Если бы даже малая часть таких пациентов, как Джек, получала эти устройства, то расходы возросли бы на много миллиардов. Помимо финансового вопроса, у меня оставались некоторые сомнения насчет того, подойдет ли Джеку это устройство. Он наверняка проживет не меньше года, но не более пяти лет. Как он хотел бы умереть, когда придет его час? Пациенты с сердечной недостаточностью умирают одним из двух способов: у них или случается внезапная, словно им выключили свет, аритмия, и их сердце останавливается, или нагнетательная функция их сердца постепенно сходит на нет, и сердце настолько ослабевает, что больше не может поставлять кислород тканям. Недостаточность нагнетательной функции приводит к ужасной смерти. К ее симптомам относятся тошнота, утомляемость и постоянная нехватка кислорода; вместе они складываются в одно из самых мучительных и тяжких испытаний, которые могут выпасть на долю человека. Разве внезапная аритмия не стала бы для Джека более мирным способом завершить свой земной путь, чем мучительное удушье, оттого что его легкие заполняются жидкостью от застойной сердечной недостаточности? Разумеется, дефибриллятор предотвратит внезапную смерть. Но он лишит его самой возможности уйти в результате внезапной смерти и потенциально может превратить процесс умирания в куда более долгий и мучительный. Разумеется, по мере усугубления состояния, Джек всегда может отключить устройство и не позволить ему давать новые болезненные разряды. Мой опыт показывал, что почти никто из пациентов на это не решался. Врачи редко сообщали им о возможности деактивации дефибриллятора, а родственники, неспособные смириться с неотвратимостью смерти близкого человека, чаще всего не хотели принимать за них это решение.
В разговоре с Джеком я не стал вдаваться в эти детали. Уместить даже краткую беседу в десятиминутный прием было достаточно сложно, что уж говорить о затяжной мрачной дискуссии! Я посоветовал ему установить дефибриллятор. Я не был уверен, что принимаю правильное решение, но я надеялся, что это поможет ему протянуть хоть сколько-то. В итоге все сказанное мной не имело значения, потому что Джек отмахнулся от моей рекомендации. Он не хотел устанавливать дефибриллятор. Он был уверен, что со временем его магниты ему помогут.
* * *
Сердце по сути своей является электрическим органом. Без электричества не было бы пульса. Электрические импульсы стимулируют особые белки в клетках сердца, заставляя их прижиматься друг к другу, вызывая сокращение всего органа. Сбои в ритме этих импульсов приводят к нарушению нагнетательной функции сердца. К началу XX века о существовании этого механизма уже знали и понимали электрическую схему «проводки», управляющей сердцем. К примеру, физиологи знали о том, что почти каждый из трех миллиардов ударов сердца в жизни человека начинается со спонтанной активации клеток в самой верхней части правого предсердия, в области, называемой синоатриальным узлом – естественным водителем сердечного ритма. В потоке заряженных ионов заряд этих клеток периодически доходит до предела; у обычного человека в состоянии покоя это происходит приблизительно раз в секунду. Это приводит к возникновению электрической волны – потенциала