В конце концов, оторвавшись от ткавшегося у него в мозгу музыкального полотна, он сказал:
— Я где-то читал, что беременность — дело случая, чистая лотерея. Главное, что у нас есть хоть какой-то шанс. А если нам повезет, все вернется в свою колею.
Но — выше головы не прыгнешь; ему стало ясно, что достучаться до Милли он не в силах. Вместе с болельщиками она похлопала после «четверки»[55] бэтсмена, потом едва заметно пожала плечами. Вот и весь ответ.
Позже, когда они уже ехали на такси домой, она сказала:
— Возможно, тот твой сон про горящий шкаф для бумаг был нам предостережением.
Уходя со стадиона, Милли снова всплакнула; глаза у нее покраснели, будто после бассейна: она каждую неделю ходила в фитнес-клуб возле своего офиса в Сохо, а потом плавала в бассейне.
— И еще сон про лису в клетке. Может, это вообще один и тот же сон?
Джек мотнул головой:
— Нет, разные сны. Разные.
И перевел взгляд на мелькавшие за окном автомобили и фигуры прохожих.
Стоит только начать врать, тут-то зловещая тень и возникает. «Тут-то она и возникла», — повторил он про себя.
Глава четвертая
Пять лет спустя, через два дня после концерта в Кенвудском парке, Джек слушал у себя в кабинете «Spiegel im Spiegel» Пярта — образец для изучения минималистской лирической музыки, снискавший, тем не менее, большую популярность среди образованной публики. Эта пьеса неизменно действовала на Джека умиротворяюще: только фортепьяно и скрипка, снова и снова зеркально воспроизводящие друг друга, только ветер и капли дождя, все очень просто, бесхитростно и неизменно возвращается к ноте ля. Мощные колонки «Боуз» точно передавали звук, включая тончайшие, еле различимые нюансы, вплоть до шороха и стука педали фортепьяно. Невероятно красиво. Сидя за роялем, Джек наскоро записывал приходившие в голову идеи, поспешно чиркал по нотным линиям, похожим на тонюсенькие проволочки, соединяющие одно внутреннее ухо с другим. Эти внутренние проволочки иногда напоминали ему забор из колючей проволоки; стоит такой забор среди бескрайней, поросшей травой и продуваемой ветрами равнины, к примеру, в Монголии, и цепляет все подряд. Порой даже обрывки целлофана. И они сгодятся.
Потом он сел у мансардного окошка в уютное мягкое кресло и стал смотреть на просторы Хита. Все у него есть — и нет ничего. Он не нуждается в средствах и, следовательно, может не обременяться уроками, однако подающих надежды учеников он все же берет, просто чтобы быть в курсе событий и в этой области; одна такая ученица вот-вот приедет. После взрывов в метро месяц назад эта пугливая таиландка купила себе велосипед, который то и дело выходит из строя. Она именно так и выражается: «выходит из строя». Разве может столь простенький механизм выйти из строя? На самом деле у девушки то колесо спускает, то цепь слетает. Поэтому она регулярно опаздывает.
После урока он должен был идти на внеочередное заседание местного совета для обсуждения безотлагательного вопроса: поселившиеся за три дома от них приезжие вознамерились покуситься на святое — на расположенную перед их домом стоянку для инвалидов. Вероятно, соответствующая табличка на металлическом столбике портит им вид из окна. Впрочем, их недовольство скорее вызвано более эгоистическими причинами: у новых хозяев дома есть громадный джип с сильно затемненными стеклами — ни дать ни взять катафалк, опоясанный по периметру хромированными трубами, точно строительными лесами. Теперь его хозяева хотят заполучить удобную парковку прямо перед домом.
Вообще-то на собрание должна была идти Милли, но она в тот день работала. Джек ненавидит собрания. Он член консультативных советов трех крупных музыкальных заведений, в том числе Дартингтона, и заседания приходится посещать с устрашающей регулярностью.
Хорошо хоть родители Милли уехали к себе в Гемпшир.
Под свинцово-серым небом даже зеленый Хит, кажется, был сам себе не рад. Взрывы остались в прошлом, спасатели закончили поиски в пышущих жаром воронках, крысы уже не глодали останки погибших, все положенные слова были сказаны. Добавить больше нечего. Эти события прямо не коснулись знакомых Джека, за исключением тех, кто, случайно оказавшись поблизости от мест терактов и услышав необычно многоголосый вой сирен пожарных машин и карет «скорой помощи», затрепетал от ужаса. Милли уехала на машине в Гастингс — давать указания частному застройщику многоквартирного дома для престарелых касательно установки, позволяющей повторно использовать не сильно загрязненную воду. Едва услышав о взрывах, она позвонила мужу, но он в ту минуту принимал душ, в спальне из стереомагнитофона неслись мощные звуки Шостаковича, и Джек звонка не услышал. Милли оставила на автоответчике сообщение, но, поскольку она звонила из машины, мобильная связь была неважная, Джек почти ничего не разобрал. Позже, в час дня, он решил отдохнуть от обуревавших его идей, съесть салат и послушать новости — и тогда только понял, что произошло. Кроме Милли, ему никто не звонил, так что о трагических событиях в Лондоне он, видимо, узнал последним.
В тот вечер, когда случилась вторая серия терактов, — к счастью, никто не погиб, потому что бомбы не взорвались, — Джек с Милли отправились пешком в индийский ресторан на Флит-роуд. И там, у них на глазах, двухэтажный автобус сбил возле старого кинотеатра чернокожую женщину в длинном черном платье. Джек успел заметить могучие бедра негритянки. Держа в руках сумки с покупками, она ступила на пешеходный переход. Вдруг на противоположной стороне улицы выросла громада автобуса, раздался крик (нечто среднее между визгом и воплем от осознания ужаса происходящего). Секунды спустя автобус остановился, из-под него к ногам Джека и Милли подкатилось несколько ярко-оранжевых апельсинов. Джек бросился через дорогу, уверенный, что увидит жуткое зрелище — рассеченное пополам или разодранное в клочья тело. Посреди мостовой, перед самым автобусом лежала на боку негритянка; отвалившийся белый пластмассовый бампер кротко прислонился к ее телу, такому тучному, что женщину можно было принять за беременную. Автобус то ли отшвырнул ее, то ли протащил ярдов двадцать.
— Беда! — кричала она, пытаясь приподняться на локте. — Беда, точно беда. Еще какая беда, уж поверьте.
Рядом, на перекрестке с Понд-стрит, стояла «скорая помощь» из расположенной неподалеку больницы «Ройял-Фри», так что Джеку не пришлось помогать несчастной. Женщину осторожно перекатили на носилки под ее беспрерывные причитания:
— Беда. Беда-беда, точно беда.