И едва не рассмеялся. Это вообще было не тело! Это была кукла в человеческий рост, аккуратно сшитая из разномастных тряпок. Как сейчас помню, половина лица, по шву, была сделана из грубого небеленого холста, а другая половина — из полосатой шерстяной ткани, будто от чулка.
Кукла была не одна. Она лежала на краю широкой лавки, а у нее под боком, у стены, пристроилась кукла поменьше. Ничем она от первой не отличалась: просто голова без намека на лицо, руки и ноги. Размером… ну да, как ребенок лет трех. У «детской» куклы был какой-то намек на волосы — растрепанные желтые нитки. Я вдруг вспомнил Раю — какой она была маленькой, в три годика, с такими же растрепанными светлыми волосами — и меня неприятно резануло по сердцу.
Я подошел к двери из хижины и вышел наружу — обнаружив при этом, что меня слегка пошатывало…
Там, за дверью, оказался обычный огородик. Я заметил укроп, петрушку, сельдерей, крошечные кочаны капусты, вьюнки гороха беспомощно стелятся по земле… вездесущий горный шиповник, про который не поймешь, сажают ли его, сам ли он растет, как сорняк… Расколотое корыто, заросшее мхом. Из него должна пить домашняя птица, но воды там давно уже нет. На чурбаке возле корыта сидела женщина в лохмотьях. Впрочем, черные волосы, в которых очень мало седины для ее возраста — лет сорок, наверное — аккуратно приглажены. В руках она держит какую-то ткань. Она шьет.
— Здравствуйте… — сказал я нерешительно на арейском.
— И ты здравствуй, — она говорила с акцентом, что делало арейский в ее устах похожим на язык Радужных Княжеств… да-да, я там никогда не был, но основы знаю — меня сестра Анна научила. — Молодой господин.
— Ты нашла меня в ручье?
— Да, я нашла тебя в ручье. И подумала, что неплохо бы взять твою одежду. Но ты оказался жив, поэтому я принесла тебя сюда.
Она говорила равнодушно, как будто находить людей в ручье было ей не в диковинку. Я еле удержался, чтобы не задать ей поямой вопрос.
— Как вас зовут, добрая женщина? — сказал я вместо этого.
— Зовут меня Сумасшедшая Хельга, — ответила она. — А как звали по-другому, я уже и забыла. А как твое имя, молодой господин?… Только уж извини, шпагу я твою не нашла. Наверное, зарылась где-то в песок.
Я только плечами пожал. Свой фамильный меч, который мне достался от отца, а ему от его отца, я сломал о бок дракона еще два с половиной года назад. Тот, что я таскал после этого, оплакивать не стоило. Да и оставил я его у бургомистра Фернана задолго до падения в реку.
— Ничего, — сказал я. — Вода дала, вода взяла, как говорят на севере. А зовут меня Райн Гаев.
— Это нездешнее имя.
— Правильно, я из Великой Шляхты. Знаете такую страну? Это на северо-западе.
— Ты пришел издалека, молодой господин. А уйдешь еще дальше.
Я кивнул. Ох уже эти деревенские сумасшедшие! Каждый второй — пророк. Разговариваешь с такой, и кажется, что в старую сказку угодил. Из тех, где добрые старухи дают юному рыцарю мудрые советы.
— Все мы, добрая женщина, уходим далеко. И, заметьте, никто не возвращается.
Я сказал это без раздумий — в тон попал, что ли?…
— Страну богов ты имеешь в виду, молодой господин?… — женщина улыбнулась, по прежнему не глядя на меня, а глядя на свои руки. — Нет этой страны богов, нет и не было. И боги наши все не настоящие. Не боги они, они — недобоги.
— Не говори так, бабушка. Дождешься стрелы с ясного неба от Зевса… Или Амон Ра тебя испепелит. А то и Вискондил расстарается.
— Какое дело нынешним богам до сумасшедшей старухи?… Раньше, еще до всего, был такой бог… сейчас его если называют, то зовут только Проклятым Богом. Кевгестармель. Вот он ничто и никого не считал ниже своего гнева. Вот он бы покарал меня. Но его нет. Убит человеком, слышишь ты?! Убит человеком!.. — последние слова она почти прошептала, нагнувшись над своим шитьем, и прошептала так, что мне вдруг стало неизъяснимо жутко в этом унылом садике.
— Проклятые… — шептала она, склоняясь все ниже и ниже. — Проклятые боги… проклинаю вас… проклинаю…
Так звучал ее страшный, одинокий шепот, что даже у меня на голове волосы стали дыбом… И снова сжало горло, потому что я вспомнил, как бил тогда кулаками по столу и кричал сорванным от слез голосом: «Проклинаю вас, боги!» И Рая, тоже плача, утешала меня. А тетя Ванесса к нам не подходила. Маму обрекли на смерть жестокие люди, сказала она. Это надо пережить, сказала она. А мстить не надо. Мстить никогда не надо, потому что местью ничего не изменишь.
Но человеческая жестокость отличается от жестокости богов. Боги жестоки в первую очередь тем, что, не вмешиваясь в наши дела, — или, вернее, вмешиваясь очень редко, — они не дают нам даже утешения. Даже надежды на лучшую долю после смерти они нам не дают. Именно поэтому права сумасшедшая женщина. Они все ненастоящие боги. Они недобоги, в лучшем случае.
Вот бог, о котором говорила мне Рая… Впрочем, его, скорее всего, просто не существует.
— Спасибо, что спасли меня, добрая женщина, — произнес я. — Чем я могу отблагодарить вас?
— А что у тебя есть, молодой господин?
— Немного денег, например.
— Тогда оставь мне деньги. Мой племянник кормит меня, но ему это тяжело. Лучше я буду сама покупать себе еду у соседей. Да и с женой его не придется мне тогда общаться. Не любит она старуху.
— Хорошо, — я кивнул. — Как скажешь.
Остаток дня я посвятил тому, что, сколько мог, привел дом в порядок. Починил пресловутые ставни, укрепил крыльцо, вычистил очаг и смахнул паутину. Потом, уже вечером, постирал свою одежду и повесил ее сушиться над очагом. У меня, слава богу, опыта в домашних делах было не занимать. В нашей семье слуг никогда не держали — даже при жизни отца. Когда мы с Раей были совсем маленькие, убирали тетя Ванесса, или мама, если была дома (насколько тетя ей позволяла — она твердила постоянно, что маме нужен отдых). Потом, когда папа умер, а Рая была еще маленькая, а тетя Ванесса потянула спину, почти всей работой по дому приходилось заниматься мне, пока Рая не подросла настолько, что смогла мне помогать. Тогда уж все домашние дела — ну, почти все — свалилась на нее. Я-то зарабатывал.
Вот такая мы были «шляхетская» семья. Половина наших крестьян жила лучше.
* * *
Кажется, вся деревушка живо заинтересовалась новым постояльцем сумасшедшей Хельги. За день к нам наведались, наверное, все женщины и несколько мужчин. Зашел и деревенский староста: ему нужно было непременно знать, кто я такой и куда держу путь. Я отвечал без затей: странствующий астролог (что дворянин — не сказал, разговаривал со старостой без высокомерия, но как с младшим, ибо этого требовал ранг моей профессии), держу путь в Мигарот, по дороге со мной случилось несчастье — лошадь понесла, я упал и потерял сознание. Сумасшедшая Хельга подобрала меня и доставила к себе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});