— Выглядишь не лучшим образом, друг мой. Судя по-всему, случилось нечто неприятное, — встревожился де Люирье, осматривая лишенную волос отметину на черепе Филибера де Монтуазона.
— Неприятнее и не бывает, — отозвался тот, скривившись. — Время не ждет. Выезжаем немедленно.
— Прекрасно, наши люди только обрадуются, — заверил его лейтенант, поворачиваясь к остальным, чтобы сообщить новость.
На сборы ушло всего несколько минут. Филибер де Монтуазон тем временем рассказывал де Люирье о том, что случилось. Зайца разрезали, каждый взял по куску. Мясо ели уже на ходу.
На опушке мужчины оседлали коней и быстро преодолели лье, остававшееся до перекрестка дорог.
Филибер посмотрел на Гарнье.
— Проезжай, — сказал он.
— Я скоро, мессир. Еще до наступления ночи мой меч омоется кровью этого сопляка. Встретимся в Бати.
Гарнье пустил коня по дороге в Амбуаз, где находился в то время дофин Карл. Филибер де Монтуазон с довольной улыбкой на тонких губах смотрел ему вслед. Он с радостью лично занялся бы своим соперником, но он не мог потерять столько времени.
Он пришпорил коня, увлекая за собой своих людей. На этот раз, как только он выполнит данное ему поручение, Филиппина будет принадлежать ему.
Глава 17
В Сассенаж пришел рассвет, окрасив в нежные розовые тона маленькое окошко на верхнем этаже донжона, к которому сейчас был обращен взгляд лежащей на своей постели Альгонды. Жерсанда уже встала, но девушка оттягивала этот момент, терзаемая грустными мыслями о том, что ее ждет. Каждое утро с того дня, как она вернулась из крипты, ее тошнило, и в памяти всплывали одни и те же картины.
Она словно со стороны видела себя входящей в их с матерью комнату — промокшей до нитки, с посиневшими губами и неровно бьющимся сердцем. Слава Богу, мать оказалась там, она как раз складывала чистое белье. Жерсанда помогла дочери раздеться, потом растерла ее лавандовой настойкой. Она спросила, откуда взялись две вишневого цвета отметины у девушки между грудями — в то место впились зубы змеи, проткнув ткань платья. Постепенно Альгонда согрелась. Она рассказала матери о случившемся. Умолчала только о своем решении побороться с судьбой. Волновать мать ей не хотелось. Признаться в том, что она собирается отдаться барону, чтобы нейтрализовать действие яда, и так было нелегко.
— Как бы я хотела, чтобы все это выпало на мою долю, а не на твою! — вздохнула Жерсанда.
Мать и дочь обнялись. Губы Альгонды дрожали, но она все же взяла себя в руки. Инстинкт самосохранения в ней возобладает. Она это знала.
Девушка ласково высвободилась из материнских объятий, оделась в чистое и вышла, испытывая непреодолимое желание выпить свежего молока. Самой доить Бланшетту ей не хотелось, поэтому Альгонда спустилась в кухню, и мэтр Жанис с радостью налил ей сливок.
Предоставив поварятам суетиться вокруг кастрюль, он сел напротив девушки.
— Что-то ты бледненькая сегодня, моя малиновка. Ты переживаешь из-за Матье, я же вижу. И чего только ждет этот балбес, почему не просит твоей руки? Может, наподдать ему под зад, чтобы ускорить дело?
— Вот этого точно не надо, я умру со стыда! — взмолилась Альгонда.
Мэтр Жанис встал и со вздохом по-отечески чмокнул в темечко девушку, в уголках губ которой остались белые пятнышки сливок.
— Как хочешь, но грусть гасит твою красоту. Послушай моего совета: стоит тебе построить глазки кому-нибудь другому, как этот простак вмиг поймет, что делать!
У Альгонды сжалось сердце. «С наступлением ночи, — думала она, поднимаясь в свою башню, — ваш совет, мэтр Жанис, вполне может мне пригодиться».
Сказав Матье, что у нее не будет свободной минутки, пока она не приведет в порядок проклятую комнату, остаток дня Альгонда работала не покладая рук. Отодраенная до блеска, с натертыми полами, комната понемногу приобретала жилой вид. Ближе к вечеру Жерсанда привела плотника, чтобы тот починил кровать и заменил прогнившие доски пола, а потом вставил в оконный проем новое витражное стекло. Побывала в комнате и портниха — сняла мерки для новых штор. Гобелен с изображением «суда любви», судьей на котором выступала девушка со скрытым вуалью лицом, вынесли на улицу, хорошенько потерли золой, а потом прополоскали в речной воде и разложили сушиться на соседнем лугу. Благодаря работникам, которым довелось побывать в овеянной тайной комнате, слух о том, что она снова открыта, докатился и до деревни, и там сразу начали зажигать свечи, чтобы защититься от гнева феи. Вечером эта новость обсуждалась в каждом доме. Мало кого она обрадовала, большинство жителей закрыли наглухо ставни, пребывая в уверенности, что демоническое дыхание женщины-змеи ветром носится по деревне.
Барон вернулся к обеду. Уже стук его сапог на лестнице вверг Альгонду, которая, запершись в проклятой спальне, натирала паркет воском, в состояние паники. Она долго не могла успокоиться — просто сидела на полу, прижавшись спиной к наличнику и не сводя глаз с каминной трубы, за которой скрывался тайный ход. На смену страху пришла ненависть к Мелюзине.
Нет, она не станет играть в игру, навязанную невероятными существами! Пусть она и потомок Мелиоры, только она намного человечнее, чем фея, и намеревается таковой остаться. Остальное зависит от ее доброй воли.
Барон не стал подниматься наверх, и она вернулась к своей работе. Церковный колокол прозвонил девять, когда она через распахнутое окно услышала, как барон зовет сокольничего. Она подошла ближе к окну, чтобы убедиться, что он и правда уезжает на охоту. Сердце было готово выпрыгнуть из груди. Матье, огорченный ее долгим отсутствием, стоял посреди двора. Запрокинув голову и прижав ладонь козырьком к линии густых бровей, он смотрел на ее окно. Альгонда, которая твердо решила не показывать ему своей тоски, помахала юноше рукой. Он отвесил ей поклон, послал воздушный поцелуй и повернулся, намереваясь уйти, как раз в тот момент, когда барон Жак проезжал мимо на лошади в сопровождении сокольничего, на перчатке у которого восседала хищная птица. Как и Матье, он поднял голову и посмотрел на башню. Альгонда поспешно отошла от окна.
Когда Альгонда, подав барону ужин, переступила порог его спальни, чтобы приготовить ему постель, ранка на ее груди была уже похожа на черноватый след от ожога в форме звезды.
Девушка заменила свечу, потом откинула на кровати одеяло и поправила подушки. Все это она делала нехотя, сердце ледяной рукой сжимал страх. В комнату вошел барон. Она повернулась к нему, но глаз не подняла.
— Ты хочешь меня, Альгонда? — спросил он, подходя ближе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});