говорит он и прикладывает палец к моим губам. — Пожалуйста, не надо причинять себе боль из-за меня. Ты обещала, что больше не будешь этого делать. — Еще одна грустная улыбка. — Иди сюда, уже поздно. Давай спать.
Он любит меня. Я знаю это и без его слов. Это видно в каждом его поступке. Почему же он не позволяет мне любить его в ответ? Мой темный, опасный муж — такой сильный, такой несокрушимый, и такой страшно одинокий, даже когда я рядом с ним. Я не знаю, почему он не пускает меня к себе и почему все еще прячется от меня. Даже после того, как я видела его обнаженным множество раз, он все еще надевает рубашки с длинными рукавами, когда я рядом в течение дня. Неужели он не понимает, что никто и никогда не сравнится с ним в моих глазах? Как я могу заставить его понять это?
Он обнимает меня, тянется к прикроватной лампе и выключает ее. Ничего особенного в этом нет, и я не знаю почему, но то, что он выключил лампу, стало для меня последней каплей. Я решаю, что с меня хватит. С меня хватит, что все потрясены тем, что он мне нравится, с меня хватит, что люди говорят мне, что со мной что-то не так, но больше всего мне надоело, что он считает себя недостаточно хорошим и отвергает мои прикосновения. Я сажусь, включаю эту чертову лампу и поворачиваюсь лицом к Михаилу.
«Всё, хватит. Я буду прикасаться к тебе, где и когда захочу. Если я захочу тебя поцеловать, ты не имеешь права отвернуться.»
Михаил приподнимается на локтях и смотрит на меня, сжав рот в тонкую линию.
— Детка...
«Нет. Не надо меня сейчас ублажать. На этот раз сладкими речами ты не отделаешься.»
— Сладкими речами? — он приподнял бровь.
«Больше никаких отказов. Хватит играть в горячее и холодное. Больше никаких длинных рукавов.» — Я показываю на него пальцем. — «Если я увижу тебя хоть в одной рубашке с длинными рукавами в доме, я ее с тебя сорву.»
Михаил очень хорошо умеет держать эмоции на лице, но я улавливаю удивление, промелькнувшее в его глазах, когда он наклоняет голову и смотрит на меня.
Мне все равно, что я впервые встретила его лишь месяц назад. Мне все равно, что наш брак оформлен как деловая сделка без моего участия. Для. Меня. Это. Неважно. Он мой, и я буду бороться со всем и с каждым, кто попытается отнять его у меня, даже если это будет сам Михаил.
«И я буду целовать тебя везде. Понял? Я напишу это для тебя, если понадобится. Везде. Да, глаз у тебя некрасивый. Но я все равно хочу его поцеловать.» — Я стиснула зубы и смотрю на него. — «И ты мне позволишь.» — Я тыкаю его пальцем в центр груди, затем продолжаю: «Потому что я люблю тебя. Каждую твою частичку. В том числе и твою сварливую личность. Смирись нахрен с этим.»
Я делаю глубокий вдох, скрещиваю руки и наблюдаю за ним, пока он смотрит на меня, не мигая. Он настолько неподвижен, что на мгновение я думаю, не перестал ли он дышать, затем он внезапно набрасывается на меня, и я оказываюсь на спине под Михаилом. Он по-прежнему ничего не говорит, просто прижимает ладони по обе стороны от моего лица и наклоняет голову, пока наши носы не соприкасаются. Большим пальцем правой руки он проводит по контуру моей скулы и подбородка, а затем по моим губам.
— Скажи мне еще раз, — шепчет он, внимательно глядя на меня, как ястреб, словно ища какой-то обман. Я смотрю ему в глаза и удерживаю его взгляд, желая, чтобы он убедился в правдивости моих слов.
— Я...очень сильно люблю... тебя, — говорю я, и в следующую секунду Михаил прижимается к моему рту.
Его руки обхватывают мою спину, когда он перекатывается, увлекая меня за собой, пока я не оказываюсь на нем, не разрывая поцелуя. Он прижимает меня к себе так крепко, что трудно дышать.
— Ya lyublyu tebya vsey dushoy, solnyshko, — говорит он мне на ухо. — Ya ne pozvolyu nikomu zabrat' tebya.
Я улыбаюсь и наклоняюсь, чтобы поцеловать его левую бровь. Затем я перехожу на правую сторону его лица и провожу пальцем по линии самого толстого шрама, от вершины лба, до самого подбородка.
— Ты... такой замечательный... муж. — Я целую его правую бровь, затем уголок его правого глаза. Он не отстраняется. Я целую его снова.
— А ты такая сумасшедшая, dusha moya. — Он вздыхает.
— Только ... для тебя . . . Михаил.
Он прикладывает палец к моим губам.
— Хватит. Перестань причинять себе боль.
Я улыбаюсь и скольжу рукой по его груди.
— Заставь... меня.
Глава 17
Я читаю сообщение от нашего представителя в Мексике и сразу же звоню Роману.
— Анджело Скардони перевозит товар, — говорю я, как только он отвечает на звонок. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Ты знаешь, когда они пересекут границу?
— Где-то в четверг вечером.
— Найди хорошее место, чтобы перехватить их после пересечения границы. Взорви их.
— Уверен?
— Бруно сжег мой склад. Антон до сих пор в больнице с ожогами третьей степени. Я хочу, чтобы этот товар исчез.
— Хорошо.
— И убедись, что они знают, что это были мы, — говорит Роман и обрывает звонок.
Я кладу телефон обратно в карман, беру стул и ставлю его перед человеком, сидящим со связанными руками и ногами посреди комнаты. Его ладони повернуты вверх, показывая красную, покрытую волдырями кожу.
Я сажусь, откидываюсь назад и рассматриваю стоящего передо мной итальянского ублюдка. Лет двадцати, немного полноват, одет в джинсы и дизайнерскую футболку. Он не похож на уличного бандита. Возможно, чей-то племянник - на несколько ступеней ниже и ищет способ подняться в звании, взяв на себя работу по поджогу склада Братвы. Идиот. И судя по тому, как его глаза смотрят на меня, огромные и немигающие, напуган до смерти.
— Значит, Энцо, тебе нравится поджигать вещи? — Я киваю в сторону его обожженных рук. — Тебе нужно больше практики.
Он бормочет что-то, чего я не могу понять из-за кляпа. Неважно, он не готов дать мне нужную