Санкт-Петербург, 19 января 1895 года
…Студенты организовали шествие от университета и технологического института до Аничкова дворца, — это была первая массовая манифестация такого рода. Полиция быстро их разогнала, никаких серьезных инцидентов отмечено не было.
Но линия была уже обозначена, улица теперь предназначалась не только для торжественного выезда государя…
Все эти события, казалось, были лишь легким облачком на ясном небосводе перед счастливым происшествием, к которому готовился император, и вся империя уже знала об этом, — горечь взаимных обид вскоре развеялась, и жизнь вновь вошла в привычную колею,
Мария Федоровна спешно прибыла из Копенгагена, чтобы находиться рядом с невесткой, когда той потребуется ее помощь.
Александра решила рожать не в Санкт-Петербурге, а в Царском Селе.
С каким нетерпением, с каким религиозным пылом, верующие опускались на колени перед иконами в тысячах русских церквей, молились за рождение у императрицы мальчика, наследника трона. Салюта в триста залпов из пушек в день рождения наследника так и не прозвучало. Пожелания самодержцев, как и всего населения Санкт-Петербурга не оправдались! На свет появилась девочка. Великая княгиня Ольга Николаевна вошла в этот мир, который обманулся в своих ожиданиях. Младенец весил девять фунтов. Радость родителей затмевала разочарование окружения. Отец уже не думал о своем разочаровании, — он уже смирился, что у него не будет наследника. Не беда! Ему всего двадцать семь, а жене — двадцать три…
У него еще будет шанс…
Молодая мама пожелала лично кормить свою новорожденную. Александра сама нянчила и купала ребенка, пела малышке колыбельные песенки, которые она уже произносила на безупречном русском языке, с очень приятным немецким акцентом.
Она была счастлива, сердце ее переполнялось радостью. Поглядывая на спящую девочку, она писала своей сестре Виктории: «Ты себе не представляешь, как мы счастливы; у нас появилась такая чудная малышка, о которой так приятно заботиться…»
Когда маленькая Ольга спала, мама, сидя у детской кроватки, вязала и мысленно высказывала ей свои пожелания: «Пусть это дитя подольше рассчитывает на своих родителей, и пусть ее жизнь будет безоблачной и счастливой!»
* * *
Шли месяцы, но положение Александры не менялось. Ее непреодолимая тяга к уединенной семейной жизни со всех сторон подвергалась критике, все только и говорили об исполнении дворцового протокола, о надлежащем официальном поведении, которое должно было всем бросаться в глаза, что вызывало еще большее неудовольствие у ее свекрови.
Решительно, эти две женщины не находили общего языка, и, скорее всего, никогда не найдут. Великие княгини под влиянием своего окружения заявляли, что молодая императрица делает все, чтобы отдалить мужа от его матери, от членов царской семьи. Фрейлины из числа той аристократии, которая еще недавно составляла двор Александра III, нисколько не желали понравиться императрице. Той пришлось не раз их менять. Повсюду распространялись слухи о том, что этой капризной немке не угодишь, что служить ей — одна каторга. После того как своих постов лишились графиня Ламсдорф и княгиня Барятинская, трудно было, судя по всему, подобрать им замену, найти достойных кандидаток. Но одну все же нашли. Княгиня Оболенская, заняв эту должность, более двадцати лет, до самого конца царствования оставалась верной Её величеству. Этот неоспоримый факт опровергал все коварные инсинуации придворных статс-дам, которыми с удовольствием пользовалась княгиня Радзивилл в своих мемуарах, но все, что она в них писала, было так далеко от истины.
Короче говоря, чтобы молодая императрица не говорила, чтобы не делала, какие бы решения не принимала, все тут же вызывало суровую критику, самые неблагоприятные комментарии.
Утверждали, что она, пользуясь своим положением, настойчиво всем протягивала руку для поцелуя, что раздражало многих, считавших, что такой жест их унижает.
Но будь у нее другой характер, будь она излишне веселой, даже фамильярной, то непременно нашлись бы такие, которые стали бы упрекать ее в недостаточном чувстве собственного достоинства и неуважении к короне.
Царствование этой молодой несчастной женщины началось в обстановке постоянной, угнетающей критики, главным источником которой служили неприязненные чувства к ней со стороны свекрови, которая выражала к ней свою антипатию еще до того, как она стала членом семьи, — она считала, что только одна она может судить о том, как ее невестка должна вести себя!
Но в дружном хоре этих разодетых светских дур, осуждавших все ее слова, все ее поступки, раздавались и более здравые голоса. Мол, пока еще слишком рано судить о ней, пусть вначале немного привыкнет к своему стремительному возвышению. Такое мнение разделяли многие, но праздношатающаяся санкт-петербургская толпа, которая ни в чем не уступала точно такой же толпе парижской, прислушивалась только к тем мнениям, которые выражались громче других, то есть к мнениям членов императорской семьи.
Наступил, наконец, момент, когда оба противостоящих друг другу придворных клана все решительнее выражали свое мнение по этому поводу. Два инцидента, произошедшие этой зимой, всполошили всех.
По чину православного богослужения русское имя императрицы при литургии произносилось сразу после имени императора. Но Павел I своим указом в конце прошлого века установил полное преимущество в этом отношении вдовствующей императрицы при ее жизни.
Мария Федоровна, воспользовавшись этим царским указом, не пожелала отказаться от своего преимущества в пользу новой императрицы и потребовала, что ее имя, как и встарь произносилось при богослужении первым.
Царь пытался каким-то образом уладить этот острый, вызывающий у него беспокойство, спор. Но Александра тоже не сдавалась. Она потребовала, чтобы Святейший синод, — этот высший орган религиозной власти, — разобрал это дело и решил, наконец, какая из двух императриц по своему рангу следовала сразу за императором.
Мария Федоровна принялась «обрабатывать» своего сына. Святейший синод собрался для обсуждения этого вопроса. На совещание были созваны известные в России архиепископы, протоиереи, священники. После проведенных консультаций, после тайного голосования предпочтение клира было отдано молодой императрице.
Таким образом, Синод не удовлетворил требования вдовствующей императрицы, и та очень рассердилась на своего сына, — еще бы, ведь он вполне мог своим новым указом подтвердить действенность первого, составленного Павлом I, таким образом проявить свое уважение к древним обычаям… В окружении Николая многие выражали недовольство тем, что царь не лишил такого преимущества свою жену, и тем самым нанес болезненное оскорбление матери.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});