Читать интересную книгу Последняя реликвия - Эдуард Борнхёэ

— Я долго искал такую девицу, посетил много ливонских городов: и в Риге был, и в Феллине, и даже обошел весь Эзель. Много повидал свадеб… Но пока все мои старания были напрасны: все девицы перед алтарем охотно говорят «да». Сегодня же я случайно услышал, что в этом доме живет ангел, который может меня исцелить. Может быть, это ты, милое дитя, — моя спасительница?

— Нет, — ответила девушка, смеясь. — Вижу, не такой уж ты и страшненький, как мне показалось в первую минуту, когда ты вышел из тьмы. И я рада бы тебя исцелить. Но это не я тот ангел.

— Жаль! А кто же она?

— Не надейся найти здесь спасение, нищий. Этот ангел, о котором ты говоришь, — не кто иной, как сама наша высокородная барышня.

— Вот как! Тогда скажи мне по секрету, красавица: она злая или заносчивая?

— Сам ты злой и заносчивый! — не на шутку рассердилась девушка. — Наша милостивая барышня — настоящий ангел небесный. Ни одной такой барышни больше в Таллине не сыскать.

— Тогда почему же ей не помочь бедному человеку? Почему не попробовать снять с меня сердечные боли? Ей, наверное, и самой будет интересно.

— Кто же осмелится из-за тебя, оборванца, беспокоить барышню? Меня за это господин наш — барон — и наказать может.

— А ты пусти меня к ней, я сам ее и попрошу! — был неотвязчив Гавриил.

— Нет, нет! Я не могу впустить в дом чужого человека.

— Тогда вызови барышню сюда! — придумал Гавриил. — Я поклонюсь ей на лестнице.

— Еще лучше сказал!.. — воскликнула строго служанка; она, должно быть, уже начала терять терпение. — Бери свой кусок хлеба и иди с миром, нищий!

— Выслушай меня, милое дитя!.. — настойчиво продолжал Гавриил; ему терпения было не занимать. — Сейчас я только жалкий нищий, но, поверь, я знавал и лучшие дни и был не последний среди господ.

— Это видно по твоему лицу, — серьезно заметила девушка.

— У меня с прежних времен сохранилась одна дорогая вещица. Вот взгляни-ка!.. Видишь это кольцо?

— Ах, какое красивое! — в восхищении воскликнула девушка.

— Оно из чистого золота, и в нем драгоценный камень. Кольцо это мне дорого как память, но здоровье, на мой взгляд, еще дороже. Я подарю тебе это колечко, если ты позовешь сюда барышню так, чтобы никто об этом не знал.

— Ах, как же мне быть… — в сомнении сказала служанка. — Барышня еще как будто не спит. Иначе зачем ей было наряжаться на ночь глядя…

Девушка все боролась с собой. Агнес, слушая разговор наверху, ждала с нетерпением. Если бы девушка продолжала отказываться, милостивая барышня, может быть, и без просьбы сбежала бы вниз — как бы случайно, как бы не зная о. приходе этого нежданного гостя; и спасла бы нищего от его сердечной болезни… Но нет, служанка не смогла устоять против искушения. Рассмотрев кольцо и взвесив его на ладони, она после короткого размышления спросила как бы вскользь:

— Оно в самом деле золотое?

— Из самого чистого золота, — заверил Гавриил. — А у драгоценного камня есть еще то особенное свойство, что если долго будешь в него вглядываться, увидишь лицо своего суженого.

Девушка засмеялась:

— Ну, так и быть, я возьму кольцо. Подожди немного здесь, а я попытаюсь уговорить барышню сойти вниз.

Она осторожно закрыла дверь, задвинула засов, чтобы нищий не смог войти без разрешения, и поспешила к барышне.

В мгновение ока служанка взлетела по лестнице на второй этаж.

— Добрая барышня, — склонилась она в легком поклоне. — За дверью стоит нищий и просит милостыни.

— Какое мне до этого дело? — холодно ответила Агнес; она сидела перед зеркалом, делая вид, что примеряет украшения. — Если он достоин сострадания, накорми его, и пусть уходит своей дорогой.

— Это я и хотела сделать, — запинаясь, сказала девушка, — но тот, что ожидает внизу, какой-то совсем особенный нищий.

— Что же в нем такого особенного? — недовольно повела плечом Агнес.

— Он ни от кого другого не хочет принять подаяние, как только из рук самой барышни.

— Вот как! Особенный — ты права. Но если он такой наглец, скорее прогони его!

— Милая барышня! — умоляюще сказала девушка, и лицо ее побледнело. — Будьте милосердны к этому бедному человеку. Он говорит, что знавал и лучшие дни, что сам был когда-то господином. И я верю ему. Стоит только взглянуть на него, чтобы в это поверить: высокий, статный… и уверенный взгляд….

— Какие-то сказки ты мне рассказываешь, — недоверчиво улыбнулась Агнес.

— Нет, совсем не сказки, барышня. Сейчас он тяжело болен и уверяет, что не сможет выздороветь, если только какая-то невеста не скажет «нет», — ох, я глупая, что я говорю! — если милостивая барышня не даст ему поцеловать свою благородную руку.

— Что за глупости ты действительно болтаешь! — сердито оборвала ее Агнес, втайне радуясь тому, что внезапный румянец, заливший ее лицо, можно объяснить вспышкой гнева. — Оставь меня в покое и поступай со своим нищим, как хочешь!

— Милая барышня!.. — все не теряла надежды служанка; так уж, видно, не хотелось ей расставаться с кольцом.

— Иди, иди! — Агнес показала на дверь.

Девушка, всхлипывая, вышла из комнаты.

Но Агнес тотчас же ее догнала:

— Почему ты плачешь?

— Ох, дорогая барышня, мне так жалко этого бедного человека. Ему, должно быть, немало тягот пришлось снести.

— Неужели ты плачешь только от жалости к нему? — недоверчиво спросила барышня; Агнес хорошо понимала, что служанка лукавила чуть-чуть.

— Да, мне его жалко. У него такие выразительные — большие, глубокие, черные, как уголь, глаза, что… что…

— Ах вот оно что!.. — засмеялась Агнес. — Ну, если у него такие красивые глаза, тогда мы пойдем и посмотрим. Вели ему подождать минуту…

Агнес взяла со стола листок бумаги, завернула в него золотую монету и вслед за служанкой спустилась вниз.

Нищий до земли поклонился барышне и начал взволнованным голосом излагать свою просьбу.

— Я все знаю уже про тебя, нищий, — перебила Агнес и сунула завернутую в бумагу золотую монету в руку Гавриила. — Моя служанка очень просила за тебя. И я не могу ей отказать.

Без дальнейших просьб нищий схватил ласковую, щедрую руку и прижался губами к ее шелковистой, мягкой коже. Это был горячий, долгий, жадный поцелуй и… гордая барышня, к великому изумлению служанки, ему не противилась. Но барышне все же пришлось силой отнять свою руку, так как нищий, казалось, совсем забыл, что ее надо выпустить.

— Ты теперь выздоровел, я надеюсь? — спросила Агнес взволнованно задрожавшим голосом.

Нищий выпрямил свой могучий стан, расправил широкие плечи; на его исхудалом лице и в самом деле как будто заиграл здоровый румянец.

— У меня такое чувство, добрая госпожа, словно я испил из самого источника здоровья, — признался он с воодушевлением. — Знахарка мне правду сказала: чудодейственной силой обладает рука милостивой барышни.

— Я очень сомневаюсь в этой чудодейственной силе, — сказала Агнес с улыбкой. — Думаю, что в этой бумажке скрыта гораздо более могучая волшебная сила.

— Я не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность милостивой барышне, — склонился в низком поклоне Гавриил. — Да благословит барышню Мённикхузен Бог и да пошлет ей поскорее такого жениха, которому она перед алтарем с радостью скажет «да»!..

— Не благодари меня так горячо и не благословляй, — сказала Агнес с суровой серьезностью, оглядываясь при этом на служанку. — Свою благодарность ты лучше всего выразишь тем, что впредь не будешь лениться и нищенствовать, а постараешься жить честным трудом. Иди с миром!

Нищий еще раз низко поклонился и вышел из дома. За углом он быстро развернул бумажку и прочел: «Садовая калитка с улицы, налево от ворот, в полночь будет открыта. Ночного сторожа угостят свадебным пивом».

Гавриил, обронив счастливую слезу, поцеловал бумажку и золотую монету и, окрыленный, стал поспешно спускаться с Тоомпеа…

Агнес весь вечер не выходила из комнаты. Около девяти часов барон Мённикхузен сам навестил дочь и нашел ее спокойно спящей в постели.

Свет его свечи разбудил Агнес, она открыла глаза и спросила:

— Это ты, отец?

— Да, я, — ответил Мённикхузен. — Как твое здоровье, моя дорогая?

— Я здорова как будто, но все еще чувствую усталость и слабость…

— Завтра встанешь?

— Надеюсь на это.

— И отпразднуем свадьбу?

Агнес печально покачала головой:

— Прости меня, дорогой отец! Я знаю, что тяжко виновата перед тобой. Видит Бог, я не питаю никакого зла к юнкеру Рисбитеру, но стать его женой не могу.

— Подумай о том, что я дал ему слово! Еще не было такого, дочка, чтобы Мённикхузен слова своего не сдержал.

— Я думаю об этом и всем сердцем скорблю, что ты должен из-за меня нарушить свое слово, но… я не могу иначе.

Когда Агнес произносила эти слова, на лице ее отражалась подлинная душевная боль. Но, быть может, вызывалась она тем, что Агнес, всю свою жизнь до глубины души презиравшая уловки и обман, сейчас была принуждена притворяться перед любимым отцом и прибегать к этим самым уловкам и обману.