Читать интересную книгу Золотая чума - Алексей Баскаков

Мельников посмотрел на убитого.

— Да уж. Сильный был мужик. Настоящий волк. Матерый. Ну, давай рассказывай, что он тебе сообщил…

25 мая 1966 года, Владивосток

На набережной все было так же, как и месяц назад. Разномастные морячки прогуливались с разновозрастными девицами и женщинами. Шумел-гремел большой океанский съем. Троица Мельникова пробиралась среди этого праздника жизни в уже знакомый Коту ресторан «Волна».

— А ведь, мужики, моя фамилия на самом-то деле не Мельников, а Идиот. Ну как же мне сразу в голову не пришло, где искать Еськова? Я ведь знал биографию Абросимова. Вот, ребята, учитесь на ошибках своего начальника. Самое гнусное в нашей работе — когда начинаешь мыслить штампами, когда мысли текут по проторенным дорожкам. В этом случае не замечаешь самого очевидного. А теперь вот, возможно, он уже сплыл навсегда с нашего горизонта. И ищи теперь. Нет, ну все-таки, какой же я дебил! Меня в академии КГБ нужно как экспонат показывать: капитан, прослуживший двадцать три года в органах и при этом абсолютно лишенный головного мозга.

— Товарищ капитан, значит, и старший лейтенант Прохоров идет по тому же славному пути. Мне вот лично до сих пор ничего непонятно. Почему вы должны были догадаться, куда ломанется Еськов?

— Ты биографию Балыка помнишь?

— Помню, конечно. До последнего времени — история вполне уважаемого и достойного рецидивиста. Балык — типичная головная боль наших коллег из органов внутренних дел. Ради таких, как он, пришлось затевать такое интересное дело, как «сучьи войны». До сих пор пароходы везут на Колыму в качестве принудительного ассортимента воров в законе — в «шестерку» на перековку.

— Ты прав. В том смысле, что паралич мозгов — заболевание заразное. Впрочем, тебя можно понять. Ты пришел в органы после порнографического шабаша, получившего в истории название «XX съезд КПСС». Ладно, пока дойдем, будем тренироваться в умении думать. Теперь тебе как салаге в нашем деле даю подсказку. Ущербность моих мозгов кроется в привычном штампе. При Сталине были заключенные политические и уголовные. И эти два потока никак не смешивались…

— Отец Абросимова!

— Молодец, возьми с полки пирожок. Понюхай и положи на место. Правильно, Леха. Папа Балыка, как известно, загремел по делу Тухачевского. А подельщиков знаменитого маршала называли «красными милитаристами». Очень, понимаете ли, им хотелось во что бы то ни стало прямо тогда развязать большую революционную войну со всеми, кто под горячую руку подвернется. Мало им было Польши, где тот самый Тухачевский в 1920 году крепко получил по шапке. Но это был своеобразный товарищ. Он обладал прямо-таки патологическим неумением учиться на собственных ошибках и во всех своих бесконечных провалах винил кого угодно, только не себя. А ведь «революционная война» — это тот самый экспорт революции, о котором говорил товарищ Троцкий. Недаром он всегда покровительствовал Тухачевскому. Сечете связку? Так вот, моя ошибка в чем? Я рассудил так. Абросимов загремел за политику. За дело или под горячую руку подвернулся — нас это в данный момент не волнует. Но он «политик». А сынок его, Балык, вор чистой воды, пробы ставить некуда. И с папочкой вроде как никаких контактов не поддерживает. Потому что общего у них ничего нет и быть не может. Но мы-то за последнее время убедились, что уж очень сложно переплетаются на Колыме различные грязные игры наших коллег и вульгарная уголовщина. Так переплетаются, что без пол-литра не разберешься, где начинается одно и кончается другое.

— Значит, вы хотите сказать…

— Именно. Вас не удивляет, как это Балык додумался до такого вот необычного занятия, как то, чем он занимается? Вернее, это для нашей страны оно необычное. А вот для США, к примеру, оно в порядке вещей. Оно называется «рэкет». Там этим балуются представители славной организации, которая носит гордое имя мафия.

— Вот только мафии нам и не хватало.

— Будет у нас и мафия. Все идет к этому. Так вот, рассудите — ведь за всю свою предыдущую деятельность Балык никакими особыми открытиями в криминальной сфере не отличился. Воровал попросту, как испокон века на Руси воруют. А тут вдруг — озарение. Я знаю историю американской мафии. Там люди к этому шли десятилетиями. Постепенно. А тут раз — и на пустом месте.

— А ведь верно. Кстати, меня тоже удивляло, как это он так быстро выбился в воры в законе. Но я-то подумал: я не мент, всех тонкостей жизни криминального мира не знаю.

— В общем, повторяю, это вам урок на будущее. Не следуйте шаблонным схемам. Моя ошибка лишь немногим лучше, допустим, поведения какого-нибудь молодого мента, который решил, что подозреваемый не мог ограбить магазин потому, что на работе его характеризуют как активного общественника.

За беседой они подошли к ресторану. У входа рыженькая девица, заплаканная, с размазанной косметикой на лице, откровенно липла к писаному красавцу кавказской внешности, в ослепительно белом кителе старшего лейтенанта торгового флота.

— Резо, дорогой, ну я же тебя люблю! Ну, что тебе эта Галька, лахудра крашеная? Не уходи от меня! Ну, Резо! С Юркой у нас ничего не было! — С этими словами она схватила моряка за руку и попыталась прижаться к его груди.

Морской джигит брезгливо отодвинулся.

— Слушай, ты мне весь китель своей дешевой помадой испачкаешь. И вообще, хотя бы сначала одеваться по-человечески научись, а потом уже ко мне липни. Да и Юрка мне подробно рассказал, как он на тебе прыгал. Слушай, надоела, да? И вообще, меня ребята ждут. — Гордый и неприступный, словно горный орел, парень повернулся и направился в ресторан, оставив девицу рыдать у входа.

Мельников и его команда не обратили внимания на эту душераздирающую сцену, поскольку такое слишком часто можно увидеть там, где много красавцев в белых кителях, которые ходят по морям, по волнам, а иные по этим самым волнам даже доходят до далеких заграничных портов.

В ресторане тоже все было, как и в прошлый раз. Моряки, слегка разбавленные штатскими, выпивали и закусывали. Слышались названия дальних портов, морские термины… В углу над пивом скучали личные телохранители Балыка. На этот раз их было трое. Был на месте и сам Балык. Он с некоторым недоумением посмотрел на Кота. На этот раз его никто о визите не предупреждал. Или он хорошо владел собой, или не знал, что Леха не тот человек, за которого себя выдает. Потому что оправившись от удивления, он тут же позвал официантку. К столику Балыка направились Мельников и Кот. Прохоров со скучающим видом уселся за соседний.

— Привет, Балык!

— Привет. Как там Рваный?

— Со Рваным все хорошо. А вот это наш общий друг.

Мельников, обаятельно улыбаясь, протянул руку.

Балык ее пожал. И тут капитан резким движением перегнул ему кисть. Прием простенький, но очень эффективный. Человек, которому так заломили руку, становится беспомощным. Если дернется, раздастся хруст костей…

Однако незаметно все это проделать не получилось. Жлобы-охранники за столиком только делали вид, что маются дурью. Но на самом же деле они внимательно следили за происходящим. Вскочив, они, сшибая все на своем пути, ринулись на выручку шефа. Первый не добежал. Прохоров, не вставая, ударил его по коленной чашечке и, вскочив, врезал другому ребром ладони по шее. Тем временем Кот пнул коленом в живот третьего, и когда тот согнулся, схватил его за плечи и припечатал мордой об то же колено.

— Не суетитесь, ребята, а то вашему пахану будет очень плохо, — посоветовал Мельников и приказал Балыку:

— Скажи им, чтобы успокоились.

— Идите на место, — нехотя процедил тот, еще не понимая, что происходит. Но чутье уже подсказывало ему, что карта на этот раз легла не в его масть.

— Точнее, ползите. Вы поняли, что вам сказали? А то у нас есть вещи, более железные, чем кулаки.

Парни ворочались на полу, пытаясь подняться.

— Товарищи, все нормально. Небольшой дружеский спор. Все хорошо, — объявил Мельников, повернувшись лицом к залу.

Никто, впрочем, и не думал особо беспокоиться. Видимо, мордобой в ресторане «Волна» был обычным явлением. Вскоре кабацкое веселье возобновилось. Охранники кое-как поднялись и расположились за своим столиком. Там они и сидели с совершенно идиотскими рожами.

— Так вот, слушай ты, лучший кусок осетрины, — начал Мельников тихо, но очень убедительно. — Мне с тобой философские беседы вести некогда. Потому что я — капитан КГБ Мельников из отдела, который занимается особо важными делами. Такими, при которых время на судебные тонкости можно и не тратить. Впрочем, можно и с тонкостями. Хочешь, у тебя на квартире сейчас найдут большой мешок биробиджанской анаши? Той самой, которую тут ребята морячкам продают. А хочешь — мы еще что-нибудь найдем? Что желаешь — на выбор. Но это так, к слову пришлось. Чтобы ты понял — с тобой никто в ментовские игры со сбором доказательств играть не будет. Тут тебе Леха сказал, что со Рваным все хорошо. Он прав. В том смысле, что ему теперь на Небесах хорошо. Я его вчера под Якутском пристрелил, волка позорного. Жил он, как волк, а помер, как собака. А бичей, которых ты подбирал, помнишь? Так они тоже уже все на небесах. Так что ты понял, в какое дело влез? Где трупов — как в тайге брусники. И в финале, если даже по суду, вышка корячится. Но только я повторяю, не будет его, суда этого. Потому мы вот тебя в гадильник отведем, а ты от горя руки на себя наложишь. Ну, зачем ты, дурик, полез в такие игры? Сидел бы себе на жопе ровно, стриг бы шалашовок, торговцев дурью и барыг. И все были бы довольны.