Читать интересную книгу Уиллоу - Джулия Хобан

— В общем, после недели моего хождения в халате и сна целыми днями, Дэвид решил, что хочет поехать домой и забрать книги из дома родителей к себе. Ты можешь себе представить, сколько книг в нашем доме? Я говорю о нескольких тысячах. Короче, когда мы приехали домой, Дэвид дал мне отвертку. Он хотел, чтобы я разобрала старый книжный шкаф в подвале, пока сам работает наверху. Думая сейчас об этом, я понимаю, что в том, что он делал, не было смысла. Я имею в виду, что у него в квартире нет места для всех этих книг, и почему я вообще должна разбирать этот чертов старый шкаф? Почему бы просто не упаковать все книги? Знаешь, что я думаю по этому поводу? Я думаю, что для Дэвида вот такой разбор шкафов было, сродни древним грекам, которые рвали на себе одежду и волосы в знак траура. Думаю, что все дело было в этом, хотя, в конце концов, мы не зашли слишком далеко.

— В общем, я находилась в подвале с отверткой. Я и отвертка — не лучшее сочетание, как высокие каблуки на Эвересте, такое обычно не хочешь видеть вместе. И я пытаюсь разобрать этот дурацкий книжный шкаф, а у меня не получается. И неожиданно, возможно, из-за возвращения домой, не знаю, или из-за того, что эти книги значили для моих родителей, и что я пытаюсь вынести их коллекцию, но неожиданно я начинаю осознавать. Я имею в виду не думать, а осознавать. Это была не обычная боль, просто стучащаяся в двери моего сознания, а огромное сильное ощущение, и я знала, что если впущу его, то утону в нем.

— И в тот момент, когда я думала, что не контролирую происходящее, я поняла две вещи. Во-первых, уходила эмоциональная боль, она исчезала, так что не могла поглотить меня. А во-вторых, я колола себя, на самом деле, ударяла себя отверткой, и возникающая физическая боль была приятнее всех лучших лекарств, которые мне давали в больнице. Она просто все вытесняла. Эта боль, физическая боль текла по моим венам как героин, я ничего не чувствовала, у меня был иммунитет ко всему остальному, я не чувствовала ничего, кроме боли, и я знала, что нашла путь к своему спасению.

— Когда ты узнал обо мне, то подумал, что я хотела убить себя, что все эти порезы были своего рода "учебной стрельбой", пока я не наберусь достаточно храбрости для серьезного шага. Ты совсем не понимаешь. Ты просто не улавливаешь сути. Я спасаю себя.

— Я научила себя, я приучила себя ничего не чувствовать, кроме физической боли. Я полностью контролирую этот процесс. Ты понимаешь? Понимаешь, что это значит?

Гай ничего не отвечает. Он весь побледнел. Уиллоу тоже молчит, истощенная от того, что так сильно открылась, но происходит кое-что еще. Сидя рядом с ним, она очень остро чувствует его тело, то, как выглядят его руки с закатанными рукавами, поверхность его обнаженной кожи, когда та касается ее, и все эти ощущения отзываются глубоко внутри нее. И она понимает, что как бы она ни старалась предотвратить это, чувствовать только боль, теперь есть что-то еще, от чего она чувствует себя хорошо, и нет ничего, что она хотела бы сделать, кроме как поцеловать его.

Она потрясена, что ее настроение так сильно поменялось. Как тоска может неожиданно превратиться в желание?

Может, это потому, что она никогда так сильно не открывалась другому человеку? Может, потому, что она хочет проверить, верна ли ее гипотеза? Так ли опасно для нее что-то чувствовать? Будет ли поцелуй, чувства к нему, влюбленность в него, на самом деле, такими катастрофическими?

На этот раз именно она наклоняется вперед. Она стоит перед ним на коленях, хватая его за воротник рубашки и притягивая ближе к себе. Ясно, что он поражен этим, как и она сама, но все равно тянется к ней. Их губы встречаются, но она продолжает двигаться еще ближе до тех пор, пока не оказывается у него на коленях, берет его руки со своей талии и кладет их на свою грудь. Она делает все, но не мучает его, ей отчаянно хочется увидеть, может ли у нее быть что-то еще, помимо зависимости от лезвия.

Уиллоу не знает точного момента, когда необыкновенное удовольствие, испытываемое ею, оборачивается болью самых ее ужасных страхов. Под ее закрытыми веками начинают мелькать картинки аварии, борясь за внимание с образом его лица, которое она удерживает. Нахлынувшая волна эмоций грозится поглотить ее. Внезапно она снова оказывается в подвале с книжными шкафами.

— Я не могу. — Уиллоу отталкивает его. — Я не могу!

Она тяжело дышит. Она едва замечает, что Гай тоже стоит перед ней на коленях. Приборная панель вся в крови, раздавленные конечности мамы - вот то, что она видит. Уиллоу прижимает ладони к ушам в напрасной попытке заглушить страшные звуки аварии.

Она вскакивает, отбегает от него в сторону и тянется в карман за бритвой, которую всегда там держит.

Но как только она готова нанести порез, спасти себя, закончить кошмарные видения, вокруг ее руки сжимается ладонь Гая. Он снова грубо тянет ее на пол.

— Нет. — Он качает головой. — Не здесь. Не сейчас. Не рядом со мной.

— Я должна. — Уиллоу жадно хватает ртом воздух. — Просто позволь мне. Позволь мне сделать это!

Гай садится на корточки и торжественно разглядывает ее. — Ну ладно, — наконец, произносит он. — Ты можешь резать себя, но не так, не как какой-то загнанный в угол зверь. Тебе придется это сделать передо мной.

— Ты… Ты хочеш…— Она смотрит на него с открытым ртом. Она и представить себе не может, как она режет себя у него на глазах. Это что-то настолько интимное, что их поцелуй можно сравнить лишь с рукопожатием. Она не может этого сделать. Просто не может. Она просто сидит перед ним на полу, бритва бесполезно болтается в руке.

Но картинки у нее в голове не прекращаются, и есть только один известный ей способ остановить их.

Уиллоу даже не моргает, когда вонзает лезвие в свою плоть. Она смотрит на Гая, зная, что хотя и полностью одета, но чувствует себя абсолютно обнаженной перед ним. Больно. Ужасно больно, и через несколько секунд боль проникает в нее как наркотик, полностью вытесняя все остальное.

— Боже мой. Боже мой! — Теперь Гай прижимает ладонь ко рту. — Прекрати! Я не могу на это смотреть! — Он выхватывает лезвие и швыряет его через всю комнату, хватает ее за руку и смотрит на кровь, а потом прижимает девушку к себе.

Уиллоу оказывается настолько близко к нему, что снова сидит у него на коленях. Она так близко, что их дыхание почти одно на двоих.

— Ты не позволяешь себе испытывать ничего, кроме боли? — Он держит ее еще крепче, чем она даже считала возможным.

Уиллоу откидывается на его грудь. Теперь, когда бритва сделала свою работу, находиться с ним уже не так невыносимо. Сквозь полу прикрытые веки она смотрит, как он рукавом рубашки вытирает кровь на ее руке. Теперь, когда она ощутила онемение, ей больше ничего не хотелось, кроме как вечно быть с ним вот так.

Но вместо этого она делает еще одну хорошую вещь. Она остается с ним даже после того, как выключается свет, и они оказываются в темноте. Остается с ним даже тогда, когда ей давно пора домой. Она остается с ним так долго, как только может.

Глава 12

Уиллоу была уверена, что она уже в совершенстве умела делать вид, будто на уроке она - вся внимание, когда мыслями витала, где угодно. Она знала, как показать, что старательно все записывает, а при этом просто водит ручкой по бумаге, чтобы убедить всех, что следит за текстом даже тогда, когда книга раскрыта совсем на другой странице, и знала, как вовремя кивать, чтобы показать, будто она слушает.

Но, похоже, эти сомнительные навыки покинули ее. Потому что сегодня Уиллоу понимает, что для любого, кто потрудится обратить на нее внимание, почти очевидно, что, пусть телом она и здесь, на уроке французского, но душой очень далеко.

Она не может перестать думать о том, что произошло в книгохранилище. Она не может перестать думать о том, что произошло с Дэвидом предыдущим вечером, и не может перестать гадать, как поведет себя, как должна повести себя в следующий раз, когда увидит Гая или своего брата.

По крайней мере, она получила небольшую отсрочку с Дэвидом. Когда поздно вечером она все-таки решила пойти домой, то боялась разговора, хотя Кэти и говорила, что Дэвид на какой-то конференции и вернется очень поздно. Что касается Кэти, то она особо не говорила о произошедшем. Она уже выразила свои чувства в записке, и Уиллоу была рада, что Кэти не видела смысла в дальнейшем обсуждении.

Уиллоу была уверена в том, что когда увидит Дэвида, то ей будет не комфортно, но у нее не было ни капельки уверенности в том, как будет себя вести Гай после того, что увидел. Тем более, нет никаких гарантий, что все будет в порядке, на самом деле, в порядке… за исключением того, что она сама была далека от того, чтобы быть в порядке.

Уиллоу закрывает глаза, когда непрошеные воспоминания их совместно проведенного дня захлестывают ее. Невозможно было не думать об их проведенном вместе дне со смешанными чувствами: ведь так было замечательно говорить с ним. Ей не следовало рассказывать ему, как она начала себя резать. Целовать его было потрясающе. Целовать его было пугающе. Слушать о его надеждах и страхах было невероятно волнующе. Она недостаточно сильна, чтобы взять на себя чужую боль.