вечера, Правдин вносит предложение:
— Пусть каждый из гостей исполнит либо свое собственное стихотворение, либо произведение своего любимого поэта. Я прочту сонет, написанный мной в честь Игоря Северянина.
Гул голосов нарастает по мере того, как, вслед за коктейлями, незаметно переходят на «белоголовку».
По просьбе почитателей, Северянин с блеском прочел несколько своих лирических стихотворений.
Концертный голос Игоря Васильевича, пронизанный вдохновенными мелодиями, объединяет все общество в некое поэтическое братство.
Фелисса Круут, жена Северянина, скромная, чем-то напоминающая амазонку дочь тойлаского рыбака, не сводит с поэта глаз, отливающих серо-стальным блеском морской волны. Сидящая подле нее Эста, неотрывно смотрит на Северянина, пытаясь разгадать сокровенные тайны кудесника слова, овладеть его искусством.
Иван Беляев, юрист, фрондируя, делает попытку развеять чары Северянина: он декламирует несколько стихотворений раннего Маяковского. Но общий ропот сидящих за столом свидетельствует о том, что они не в состоянии оценить неизвестного в Эстонии поэта.
Превосходный рассказчик, Северянин повествует собеседникам о первой российской олимпиаде футуризма в Крыму, о Давиде Бурлюке, Маяковском…
Кто-то перебивает поэта:
— Позвольте, Вы ведь — отец русских футуристов?
— Это просто случайность, — возражает Северянин. — Я сколотил нечто вроде поэтической школы, добавив словцо «эго», — и подчеркнул, — вселенский футуризм.
Отыскав глазами на столе бутылку с наклейкой «Бенедиктин», поэт, указывая на нее, улыбнулся:
— Вот и этот напиток — вселенский!
Элегантный Вадим Эдуардович Бергман[14], которого его миловидная жена энергично подбивает на «великие свершения», предлагает Северянину:
— Игорь Васильевич, я с удовольствием издал бы в Тарту Ваши последние произведения, — и добавляет: — Прошу всех пожаловать завтра ко мне в шестом часу.
Авторизованный перевод с эстонского Юрия Шумакова
(Из книги «Эста вступает в жизнь». Таллин, 1986; на эст. яз.)
ГЕОРГИЙ ШЕНГЕЛИ
На смерть Игоря Северянина
Милый Вы мой и добрый! Ведь вы так измучились… Игорь Северянин Милый Вы мой и добрый! Мою Вы пригрели молодость Сначала просто любезностью, там — дружбою и признанием; И ныне, седой и сгорбленный, сквозь трезвость и сквозь измолотость, Я теплою Вашей памятью с полночным делюсь рыданием. Вы не были, милый, гением, Вы не были провозвестником, Но были Вы просто Игорем, горячим до самозабвения, Влюбленным в громокипящее, озонных слов кудесником, — И Вашим дышало воздухом погибшее мое поколение! Я помню Вас под Гатчиной на Вашей реке форелевой В смешной коричневой курточке с бронзовыми якоречками; Я помню Вас перед рампами, где бурно поэзы пели Вы, В старомодный сюртук закованы и шампанскими брызжа строчками. И всюду — за рыбной ловлею, в сиянье поэзоконцертовом — Вы были наивно уверены, что Ваша жена — королевочка, Что друг Ваш будет профессором, что все на почте конверты — Вам, Что самое в мире грустное — как в парке плакала девочка. Вы — каплей чистейшей радости, Вы — лентой яснейшей радуги, Играя с Гебою ветреной,