Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так вот, Воронцов, тебе придется выкручиваться. Тебе еще служить и служить, а от этого будет зависеть твоя дальнейшая служба. Ты, вероятно, слышал, что иногда солдаты не становятся старослужащими, а бывают до дембеля обтиркой для сапог, – издалека начал сержант.
– Знаю! Давай, товарищ сержант, конкретно выкладывай какую информацию нужно до меня донести? – перебил его Сергей, уже начинающий раздражаться.
От такой фамильярности сержант опешил, но, стараясь быть невозмутимым, продолжил:
– Конкретно, значит, конкретно. Тебе придется участвовать в бойцовском поединке. Поединок не совсем законный, но я думаю, что наше высшее командование знает о существовании таких поединков.
– Не понял?
– Что ты не понял? Короче говоря, драться будешь. У нас здесь проходят турниры по рукопашному бою. Где проходят и как проходят, я не знаю, потому что не участвовал, а это мероприятие очень тщательно законспирировано. Знаю только одно – хорошие бойцы на вес золота, а ты ухитрился как-то показать себя, – съехидничал сержант.
– Ничего себе! А если я откажусь?
– Тогда ты автоматически становишься, как я уже говорил, вечно молодым, а вместо тебя заставят драться меня. Не знаю, какой из тебя боец, но из меня боец неважный. Так ты, я понимаю, решил отказаться?
– Да нет! Просто удивляюсь тому, что здесь происходит. Уже не в первый раз создается впечатление, что служишь не в Советской армии, а живешь не в СССР.
– Что ты вообще знаешь про СССР? Ничего! Я жил в Средней Азии и ничего похожего на то, о чем говорят и пропагандируют, не видел. Там, как и до революции, законы устанавливают те, у кого уйма денег, и они же правят. Остальное окружающее – это красиво созданные декорации. Тех, кто выступает против существующей системы, перемалывают в труху. Ты понял, к чему я клоню?
– Конечно.
– Ничего ты не понял! Ведь тебе драться придется! Короче, место и время назначат, а про разговор забудь и никому не вздумай рассказать. Одно обещаю: за то, что согласился, буду ходатайствовать перед майором, чтобы он дал тебе увольнительную в любое удобное для тебя время. Кстати, не подумай, что я откупаюсь. Просто мне по-человечески тебя жалко. А теперь иди и держи рот на замке.
Сергей молча вышел из каптерки и направился в курилку. Он даже не заметил, что почти весь личный состав учебного взвода уже была в казарме. Только тогда, когда были сделаны первые глубокие затяжки, и обжигающий сигаретный дым достиг легких, а по организму разлилось умиротворяющее тепло, он сообразил, что наступило обеденное время.
По указанию командира гарнизона, учебный взвод должен был ходить в столовую строевым порядком, с песней или под бой барабана. Все смеялись, что им оставили альтернативу. С песней никто ходить не хотел, поэтому всеобщим голосованием избрали барабанщика. Барабанщиком был назначен белорус Грубень Гриша. Он старался изо всех сил, но всегда сбивался с ритма. Его лицо при этом выражало такое страдание, что создавалось впечатление, что он с минуты на минуту расплачется. Ребята молча меняли ритм ходьбы, постоянно подстраиваясь под нескладный бой барабана, но никогда не осуждали его, так как барабанщиком никто быть больше не желал. Между собой его называли просто «барабан».
Вот и сейчас взвод по команде сержанта и под нестройный ритм двинулся в столовую. Над плацем, который пересекал взвод, разнеслось гулкое эхо ударов. Все молча улыбались, так как звук напоминал удары шамана в бубен у вогульских народностей.
В столовой все шло согласно заведенному порядку. Каждому подразделению были отведены свои столы. Раздатчики пищи разносили кастрюли с едой и столовые принадлежности. На этот раз учебному взводу не досталось ни одной ложки. Когда суп был разлит по тарелкам, подошел сержант Фурсунов и приказал:
– На прием пищи выделяется десять минут! После этого выходим на построение! Кто не успеет, тот получит наряд вне очереди.
Сам сержант ел отдельно с другими сержантами за соседним столом. После его команды все засуетились. Наряд вне очереди получить никто не хотел, да и есть, как всегда, хотелось жутко. Но ложек так и не было. Дежурные по кухне ссылались на то, что столовых приборов на всех не хватает, потому что одновременно питаются много других военнослужащих. Ребята без ложек старались пить суп через край, но он был очень горячий и обжигал рот. Каша тоже была перегрета до такой степени, что есть ее губами было невозможно. Кто-то пытался подцеплять ее куском хлеба, но тот крошился и ломался, а ребята, торопясь, уже хватали кашу руками и, снова обжигаясь, роняли ее на пол и обмундирование.
Неожиданно появились старослужащие и с хохотом стали отпускать комментарии насчет того, как едят солдаты учебного взвода. Сергей начал подозревать, что это напрямую связано со вчерашними ночными событиями. Руками он есть не стал, а только с горечью наблюдал за своими товарищами. Дикая ярость в очередной раз овладела им. Безумно захотелось найти автомат и разрядить его без остатка одной длинной очередью в эту насмехающуюся над ними толпу. Крик сержанта вывел его из этого безумного состояния.
– Строиться! – скомандовал тот и, наблюдая, как на ходу некоторые солдаты пытаются засунуть еду в рот, злорадно добавил: – Товарищи курсанты, вы похожи на свиней и позорите честь мундира советского солдата.
Через некоторое время все выстроились у входа в столовую. Сержант с презрением смотрел на своих подчиненных.
– Вывернуть карманы! – продолжал командовать он.
Ребята нехотя начали выворачивать карманы штанов. Из некоторых карманов на асфальт стали падать куски хлеба.
– Сколько раз я говорил, что в казарму хлеб таскать запрещено! Вам сколько раз повторять надо? Значит так, вот ты, ты и ты остаетесь в столовой для помощи наряду по столовой, а сейчас поднять хлеб, весь до единой крошки, и съесть!
Сержант указал на тех, у кого выпал из карманов хлеб. Они обреченно поднимали хлеб, с трудом пережевывали его и нервно косились в сторону столовой, стараясь спрятать глаза. Им было стыдно. В части существовал негласный закон о том, что съестное приносить в расположение казармы было запрещено, потому что жилые помещения оккупировали крысы. Никакие средства борьбы с ними не помогали, а на запах пищи они сбегались со всех сторон. За одну ночь можно было лишиться обмундирования. Случайно завалившиеся в карманах крошки хлеба тут же привлекали грызунов, и они в поисках еды прогрызали огромные дыры в обмундировании. Они одолевали спящих солдат, рыская по койкам. В обязанности дневального входил ночной обход расположения взвода с одной-единственной целью – для отпугивания крыс.
Сергей вспомнил эпизод из своей школьной жизни. В начальной школе директором школы Руновой Анастасией Петровной был установлен схожий порядок, только отличался он своей извращенной жестокостью. Порядок заключался в следующем. За каждым учеником было закреплено место в столовой и после окончания завтрака или обеда они должны были предоставить для осмотра свои тарелки. Остатков пищи там не должно было находиться. Но все доесть было невозможно. В супе попадались толстые куски жира, от которых многих тошнило. Если этот кусок жира или что-либо еще оставалось в тарелке, то директор школы собственноручно брала его с тарелки и с силой запихивала его в рот обезумевшему от страха ученику. Ребята шли на хитрость. Сперва они скидывали остатки пищи под стол, но потом и это пресекли. Тогда они стали прятать еду по карманам, очищая потом одежду за школой. Но всевидящая директриса обнаружила и эту уловку. К досмотру стали предъявляться и карманы. Обнаруженная еда так же принудительно отправлялась в рот, и все это сопровождалось нравоучением о том, что советский школьник обязан доедать все без остатка, постоянно помня, как голодали их отцы и деды. Что-либо изменить было невозможно, но кое-какие возможности у них все-таки оставались. Сергей и его друзья стали незаметно подкидывать остатки еды в карманы передников школьной формы девчонок. Девчонок директриса не обыскивала. Это было некрасиво, но им приходилось приспосабливаться к существующему порядку.
Вот и сейчас Сергей смотрел на ребят, жующих хлеб, и ему было неприятно, как и тогда, когда ему было восемь лет. Ничего не изменилось с тех пор. Продолжалось все то же банальное и всем привычное насилие над личностью. Оно преследовало Сергея везде, и он уже начал привыкать к тому, что вся прошедшая, настоящая и будущая жизнь была и будет пронизана насилием и унижением. Значит, оставалось только приспособиться и стараться выжить. Сергей, уже повзрослев, не хотел этого, но бороться с системой было невозможно. Он понимал, что его попытки сопротивляться ни к чему хорошему не приведут.
– Взвод, налево! Шагом марш! – скомандовал сержант, и они под монотонный бой барабана, но уже без песни, подавленные и голодные, двинулись в учебную часть.
- Сириус. Книга 1. Предопределение - Сергей Архипов - Русская современная проза
- Река с быстрым течением (сборник) - Владимир Маканин - Русская современная проза
- Прямые солнечные лучи - Оксана Кириллова - Русская современная проза
- Случай на реке. Детективы - П. Кабанов - Русская современная проза
- Сосновые берега. Сборник моих стихов - Виктор Серов - Русская современная проза