Читать интересную книгу Шиза - Егор Алексич

породил в нас с Мэлом этот майор Титов. С одной стороны, он говорил всё красиво, логично, пользовался терминами и умело применял их, насколько я мог полагать. Но с другой, он иногда слишком возвышенно произносил речь, словно выступал не передо мной, ну и Мэлом, про которого он не должен знать, а еще и перед несколькими сотнями слушателей. Или неестественно менял интонации по ходу рассказа, что выглядело не всегда нормальным. Но мы с Мэлом списали эту манеру говорить на его принадлежность к ученым кругам. Да и нам ли рассуждать про нормальность.

2. Первый раз

Не трудно догадаться, что я согласился на предложение майора. Мэл вообще был в восторге и радости.

— Ты представляешь, мы увидим мир! — шептал он вечером перед сном.

— Ну, допустим, не мир, а войну. — отвечал я ему.

— Ой, не придирайся к словам. Прав был майор Титов, вся твоя жизнь — сначала детдом, а потом больничная палата. Ты жизни-то не видел!

— Можно подумать, ты видел. — уже в полудреме буркнул я, вроде даже вслух.

Ничего, если что, скажу, что стал разговаривать во сне.

— Уж поверь мне, побольше твоего. Я же тебе столько рассказывал.

— Где ты мог видеть-то? Ты так же со мной жил в детдоме и сидел в палатах. — тема была скользкая, обычно после таких намеков он затыкался. Но это было именно то, что сейчас требовалось. Очень хотелось спать.

— Я знаю, ты теперь считаешь меня только голосом в голове, после того, как мы перестали меняться телом и объединились. — казалось, он не обиделся и продолжал мечтательным тоном. — Многие люди склонны приписывать свои удачные поступки некому внутреннему голосу. Они так называют интуицию, стереотип такой. И рассказывают друг другу: внутренний голос подсказал мне сделать это, сделать то. А на самом деле, в отличие от тебя, у них ничего внутри нет, иногда даже души. Вот у тебя есть я, настоящий внутренний голос. Эти моночеловеки выдумывают себе внутренний голос, который умнее их, лучше и удачливее. Это похоже на рассказ про выдуманные для общения личности, которые все снаружи надевают, как маски. Монолюди, похоже, вообще склонны к выдумкам. То личности придумывают, то внутренние голоса.

— Ты зануда. Спокойной ночи. — ответил я про себя, переворачиваясь на другой бок.

На следующий день меня выпустили из палаты, которая оказалась частью медблока военной базы. Вот, оказывается, куда меня переместили. За мной закрепили санитара, который помог мне провести первые дни адаптации на базе, потому что во время долгого сидения в палатах я, видимо, отвык от людей. Они меня пугали и раздражали. И от большого пространства отвык. Детский дом тоже был большим, можно было свободно передвигаться в пределах огороженной территории. Но череда больничных палат сузила мое представление о размерах мира. И вот я снова попал в открытый мир, который казался слишком большим для меня в тот момент. База, как и детдом, тоже была огорожена забором, серым, высоким и бетонным. Видимо, каждый открытый мир имеет свои границы.

Как оказалось, страхи быстро проходят, если исправно принимать розовые пилюльки, которые давал мне санитар. Пилюльки успокоили и меня, и Мэла, до этого постоянно раздражавшего меня своими разговорами. Альтер стал расслабленным и всё меньше болтал. А всего через пару дней, занятых подписанием каких-то бумаг и обследованиями, нас допустили к подготовке. И я окончательно забыл о своих проблемах с внешним миром, о боязни пространства, и даже перестал замечать людей.

Затем в течении шести месяцев меня муштровали, натаскивали, учили всему, что должно было мне помочь выжить при проходах через зону боевых действий. Я тогда не очень-то представлял, что такое эта самая зона. Но судя по содержанию обучения, основной моей задачей была мимикрия, маскировка, слияние с окружающим миром и незаметное перемещение. Никаких прямых столкновений, никаких контактов с врагом. Меня конечно учили обращению с холодным и огнестрельным оружием, но более усердно я учился гриму, актерскому мастерству, ползать по пластунски на огромные расстояния, лежать неподвижно часами, есть траву и лягушек, задерживать дыхание, сооружать схроны, мастерить оружие из подручных средств, бесшумно ходить, не спать несколько дней подряд. Надо было отдать должное Мэлу — он учился вместе со мной, а иногда соображал даже лучше меня. И не считал зазорным иногда что-то подсказать, посоветовать.

За полгода никто не становится хорошим бойцом, рукопашником, стрелком. Зато за это время даже дети учатся отлично играть в прятки. В любом месте — в лесу, в населенном пункте, на болоте и в куче других мест, куда меня раз в неделю вывозили с инструкторами на проверку усвоенного материала, — я учился играть в прятки. Надо признать, что мои способности и возможности не приводили инструкторов в восторг. Меня вообще чаще отчитывали и называли «валенком», а я тогда не понимал смысла этого слова. Но месяца через четыре у меня начало что-то получаться, и меня стали ловить хотя бы не сразу после старта имитированной облавы. Я даже удостоился скупой похвалы старшего инструктора, когда украл у него сапоги, пока он нежил свои пятки в теплой луже учебного болота. Правда сперва он хотел мне навалять, но я сказал, что в таком случае сапоги не отдам.

Еще меня учили складывать мудры. Инструктор почему-то называл это «уроками патриотизма» и приговаривал «Я научу вас родину любить…». Я послушно заучивал фигуры из пальцев и кистевые жесты, а перед сном частенько складывал их под подушкой. Почему считалось, что мудры должны привить мне любовь к родине, я не понял, но вот то, что они настраивали на смирение с судьбой, это я усвоил хорошо.

— Это твой первый раз. — сказал мне сухенький старичок в белом халате и толстых очках, прилаживая на голову шлем с кучей проводов. Я лежал на обычной кушетке, отгороженной несколькими белыми ширмами от остального пространства большого бетонного кабинета, а рядом стояла внушительная стойка с какими-от приборами, провода от которых уходили за одну из ширм.

— Только те, у кого есть емкость, могут принять в себя еще одну личность. Мы, монолюди, так не умеем. А вам, бинарникам, природа дала уникальный шанс послужить своей стране. Вы — новые люди. — произнес зачем-то короткую речь майор Титов за его спиной.

— Поехали. — скомандовал старичок, казалось даже не обратив внимания на слова начальника.

Потом вспышка, пролет через короткий радужный тоннель, а за ним темнота, словно я снова погрузился в кому. Очнулся я от едкого запаха, а когда открыл глаза, то увидел, что старичок убирает ватку от моего лица.