Читать интересную книгу Свежий ветер дует с Черного озера (СИ) - "Daniel Morris"

В библиотеке воцарилась звенящая тишина. Драко было все равно, как магл выполнит его поручение, да и, если честно, было все равно, выполнит ли вообще. Главное, что он от него отделался. Он больше не мог думать о книгах и отце, да и вообще о чем бы то ни было, у Драко возникло дурацкое ощущение, что если он еще раз услышит этот крик Грейнджер, то просто-напросто сойдет с ума. Но тишину больше ничто не нарушало.

Юноша все еще не двигался с места. Мысленно досчитав до десяти, он опустил палочку, а потом неожиданно сам для себя в три шага достиг двери и, воровато оглядываясь, выглянул в коридор. Тишина, все та же, что и в библиотеке. Ступая тихо, будто хищник на охоте, он прошел в сторону гостевых комнат и, повинуясь неизвестному порыву, припал ухом к двери. Оттуда первое время не доносилось ни звука, затем, спустя несколько томительных секунд, ему показалось, что он расслышал всхлип. Резко отпрянул, чувствуя бешеное сердцебиение где-то в горле.

—… глупая грязнокровка, — знакомый шепот, почти змеиный, еле различимый, но пробирающий до дрожи. Мерлин, каждый раз этот голос заставлял сходить с ума от ужаса, хотя, казалось бы, за столько времени стоило бы уже привыкнуть. — Ты, кажется, не понимаешь, в какое положение ты себя поставила. Ну так я могу объяснить тебе еще раз…

Драко постарался дышать как можно более тихо, хотя сердце билось так гулко, что, казалось, его слышно на весь коридор. Помедлив мгновение, он резко развернулся и быстрым шагом двинулся вдаль от страшной комнаты и от разговора, которому он не хотел быть свидетелем. Ему было очень жаль Грейнджер, просто и по-человечески.

Вновь оказавшись в библиотеке, он припал спиной к двери и закрыл глаза, стараясь успокоить дыхание. Стены некогда родного дома давили на него со всех сторон, он боялся пошевелиться, да так и стоял без движения еще несколько секунд.

— Сэр? Мистер Малфой, я принес…, — раздалось тихо из-за двери, и Драко почти подскочил на месте, рывком открыл дверь и втащил в библиотеку незадачливого магла, о котором он снова совершенно забыл, практически за шиворот.

— Идиот, — прошипел Драко, презрительно глядя сверху вниз на парня, который распластался на полу.

— Вы же сами сказали…

— Заткнись. Сиди здесь тихо и не высовывайся.

Чертов магл. Драко, конечно же, злился вовсе не на него, а на себя. На кой черт понадобилось ему отправлять его за газетой? Он ведь не умеет трансгрессировать! Об этом Малфой совершенно не подумал, поняв вдруг, какой опасности подверг этого несчастного. Ему было плевать на магла, но попавший под горячую руку Темного Лорда вряд ли отделался бы легко, а быть повинным в еще одной смерти юному Пожирателю совершенно не улыбалось. Кошмары и так преследовали его каждую ночь.

Драко снова выглянул в коридор и, никого не обнаружив, опять зачем-то приблизился к заветной двери. Он понятия не имел, почему его тянуло к ней, внутренне ужасаясь тому, что услышит, но не смог остановиться и отказать себе в желании знать, что на самом деле происходит; ноги сами понесли его туда. Тишина, на сей раз абсолютная, вакуумная. Может быть, звукопоглощающее заклинание? Ничего, ничего кроме собственного дыхания. Прошло еще десять секунд, и Драко почудилось, что он услышал какой-то звук, а потом как будто… ругательство? Голосом Грейнджер. И снова тишина.

То, что произошло дальше, Драко потом долго не мог себе объяснить: поддавшись внезапному и совершенно самоубийственному порыву, он поднял палочку, прошептал заклинание и, открыв дверь, вошел в комнату.

Она уставилась на него во все глаза. Можно было сказать, что ни капли не изменилась, та же растрепанная грива, те же огромные карие глаза, та же Грейнджер. Только бледная. Очень бледная и изможденная. Она сидела на полу, подобрав ноги под себя, и просто смотрела на него со смесью страха, удивления и чего-то еще нечитаемого.

— Грейнджер…, — произнес Малфой хрипло. — Грейнджер, ты… как?

Да, глупо вышло, но почему-то он не думал об этом в ту минуту. Казалось, она молчала целую вечность, глядя на Драко и совершенно не видя его; тот и не ждал ответа, лишь одна мысль билась в его голове: «Уходить, срочно, прямо сейчас, ведь он вернется, может вернуться…». Спустя, наверное, целую минуту, она все же ответила — нисколько не смущаясь странного своего положения, вот так, сидя у его ног на полу, как изломанная фарфоровая кукла. Драко не шевелился. Снова взглянула на него, на этот раз осмысленно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Нормально, — проговорила она тихо и на удивление ровно для человека, который только что встретился с самим Темным Лордом. Сколько же Драко ее не видел? Сколько прошло с битвы за Хогвартс? — Я буду пытаться бежать, Малфой, предупреждаю, — добавила Грейнджер, не меняясь в лице, все так же спокойно глядя на него.

— Глупо, — просто ответил Драко и, не выдержав больше этого взгляда, трусливо аппарировал в библиотеку. Там он рухнул в кресло, стараясь отдышаться, как после долгого бега, и не замечая, с каким ужасом смотрит на него Пирс.

========== Глава 3. Грейнджер ==========

—… Настали темные времена.

Голоса выхватывались нечетко, гулко, как будто из глубокого колодца.

— Ой, да бросьте, мой друг, что такого случилось, о чем вы не подозревали? Все было ясно уже после падения Министерства.

— Но тогда еще была надежда, пресловутый Мальчик-Который-Выжил, а теперь, простите мне каламбур, он не выжил.

— А это еще неизвестно, дорогой мой. Его же так и не нашли…

Неожиданная злость полоснула болью, а потом картина сменилась: вместо многолюдного душного паба перед ней открылась бездна.

Крошечные точки, мириады звезд — вечность на краю обрыва. Вдох, трепет, шелест ветра в траве и прыжок в глубину, ускользающую, кубарем катящуюся вниз, а потом… вверх. Она — сама тьма, клубящаяся и всеобъемлющая.

Вересковые пустоши, над которыми стелется голубоватый туман, почти светящийся в едва наступивших сумерках; стремительный полет — и вдали неизвестный Грозовой перевал, давно заброшенный и оттого ужасающий; она ни за что не зашла бы внутрь, но теперь — ворвалась, влетела, одним своим капризом выбивая оставшиеся в окнах стекла. Зачем? Потому что она сильна и всемогуща, и вся вселенная должна будет покориться ей, бессмертной и беспощадной.

А над головой — бесконечность.

***

Страшно просыпаться, не помня, как засыпала. Она, очевидно, металась в каком-то бреду на смятых простынях (чужих простынях!) в поисках выхода из лабиринтов, кошмаров, воспоминаний, а потом — наслаждаясь полетом и свободой. И наконец Гермиона открыла глаза. Сон, галлюцинация, что бы это ни было, не шел из головы, заполняя собой явь, пространство комнаты перед глазами. Она уже была здесь когда-то. Или нет, ей это только кажется, она не могла здесь бывать, что за глупости. Даже до этого «здесь» приходилось мучительно доходить. Что это за место, она догадалась, хоть и не сразу: припомнила обрывок разговора тех, кому так глупо попалась; они обсуждали, куда именно сейчас направятся. Гермионе вспомнился очередной бред околомесячной давности, когда она, проснувшись среди ночи в холодном поту, вдруг подумала, а не сдаться ли самой? Не найти ли его самой, чтобы он избавил ее от этого кошмара? Но потом, конечно, опомнилась. Он бы ей этих кошмаров только добавил. Надо быть не в своем уме, чтобы хотеть попасться. Но уж слишком мучительно ей было в эти два месяца — от непонимания, от страха и невозможности обсудить происходящее с кем бы то ни было. Был бы Гарри… Рону она боялась что-либо говорить, объясняя свое состояние посттравматическим расстройством. Сначала — паника до трясущихся пальцев, да так, что даже палочку не удержать. Потом стало чуть проще, временами даже казалось, что все в полном порядке, пока не приходили сны-видения. Гермиона не помнила, чтобы Гарри рассказывал о подобном. Она, конечно, не раз была свидетелем его метаний по ночам, но чтобы вот так… ! Она не думала, что это настолько страшно. Вот как сейчас. Проснуться в незнакомой комнате в стане врага и думать только о том, какие картины ей подкидывает подсознание! Ужасное состояние, будто она, как в детстве, снова заболела ангиной, и жар не дает сосредоточиться на реальности, а мир теряет четкость. Сейчас бы принять какое-нибудь лекарство, и сразу же стало бы легче.