ими вместо рук. Мох на голове, серый от старости. Пень трухлявый с виду, а на самом деле крепкий. Зазевавшегося гостя лесного может так пихнуть, что тот с ног упадет, да покатится. Леший веселится, хохочет. От хохота его волосы дыбом на голове встают.
Скучно им всем. Попутать, закружить по лесу давно некого. Тайга заповедная. Покой в ней. Государством охраняется. Никто из злодеев, которые в руках ружья носят, сюда не заглядывают, сторонятся, опасаются. Тишина над болотом нависла. Туман клубится, путников заблудших еще больше путает. Туман не простой. Разум у него имеется. Кто с добром зайдет, того не трогает. Расступится, вперед верную тропу укажет, из болота выведет. А вот недоброго гостя нелегкое испытание ждет.
Про то, как убивать забавы ради охоту отбили.
Только-только свет забрезжил. Ночь из тайги выходить стала. Солнце ее вытесняет. Первые лучи по тропинкам разлетелись. Хорошо, свежо! Тайга от сна просыпается.
Трещат ветви под ногами. Кусты, что на пути встретились и помешали, безжалостно ломаются, стонут. Идут по тайге двое. Как хозяева идут. Ружья в руках несут. Закона не боятся. Страха давно не имеют. Властью над жизнью чужой упиваются. Убивать пришли. Позабавиться. Не то, чтобы кушать им нечего. Нет. Просто игру себе нашли. Жестокую игру.
На семью косолапого охотиться пришли. Сквозь тайгу пробираются, следы ищут, где мишки прошли. Меж собой разговаривают. План, как охотиться будут, как мишек в ловушку загнать, где стрелять удобно и защиты медведю не будет, обсуждают, не стесняются.
А тайга все слышит. Насторожилась. Надо знак подать, предупредить. По кронам волна пошла. Зашумели, заволновались. Шепот тревожный от дерева к дереву передается. Враг в тайге!
Птицы первыми услыхали. Закричали, затрепетали, полетели во все стороны новость про врага разнести. Звери только проснулись, из нор своих выбрались. Чтоб пищу добыть, да воды попить к реке спуститься. Обратно прятаться начали. Страх их одолел.
Медведица детишек к себе зовет, лапами обнимает, укрыть от опасности пытается, телом своим заслонить. Они маленькие, опасности не ведают, тревоги материнской не понимают. Играть медвежатам хочется. В догонялки друг за другом бегать, по деревьям лазить, да малиной сладкой лакомиться. Медведь на месте в отчаянии топчется, что делать, не знает. В берлоге не схоронишься. Найдут, раз за тем в тайгу явились. Горе в семью косолапую пришло.
Не знает еще медведь, что защита у них есть. Все жители таежные войной против ворога собрались. На болоте Кикимора с Лешим срочно замирились. Не до своих сейчас разборок. Надо мишек спасать, раз дело такое, раз беда пришла. Пиявки к берегам подобрались, изготовились, ждут. Мороки по краю болота вьются, разминаются, поют. Тихонько пока. Птицы таежные в стаи сбиваются. Им есть, чем сверху врага поразить. Долго отмываться потом придется. Тигр из глубокой тайги вышел. Медведей спасать. Тигр большой, сильный, а и ему страх ведом. На него самого тоже не раз уже с ружьями приходили. Да не вышло у них ничего. Ни с чем убрались восвояси. Теперь тигра черед пришел за своих постоять.
Пробираются пришельцы уверенной поступью сквозь тайгу, воздух целебный носом втягивают, землю топчут, под ноги не глядя. Хорошо им. Хозяева! Вдруг:
— Аааа!!!..
Земля под ногами на пути расступилась. То деревья корни разводить в стороны начали. Из-под ног тропу увели. Зыбко стало под сапожищами. Куда дальше ступать, неведомо. Страх в сердца злодеев заползать начал. Лес над головой сомкнулся, солнце затмив. Темно стало, словно ночь на тайгу надвинулась посреди дня. Ни на шаг вперед ничего не видно. Кусты ветвями больно хлещут, в лицо тычут, в глаза норовят попасть. А земля под ногами все больше волнуется.
Вдруг рык звериный рядом раздался. То тигр рычит! Глаза в темноте сверкают, словно два угля. Да глаз то вдруг много стало! Со всех сторон загорелись, скачут. И рык со всех сторон разом слышится. Мороки забаву себе нашли. В темноте то не разберешь, где тигриные глаза, а где мороки светятся. А голоса разные они всегда мастера подделать были.
Охотники кричат, ружья растеряли, бежать пытаются, да не получается. Падают, встать не могут. Того гляди, в овраг глубокий скатятся.
Покидало их так, а потом в спину кто-то со всей силы толкнул. Полетели они кубарем вперед. Куда, сами не ведают. То Леший с ними играться начал. Пихает в разные стороны, да кричит голосом страшным, потусторонним. У охотников черные шевелюры в раз поседели. Понять не могут, где земля, где небо. Все кружится, все путается. Ужас их обуял. Последние силенки собрали, вперед рванули, убежать пытаются. А сами на краю болота уже. Там их пиявки голодные поджидают. Облепили со всех сторон, кровушку сосут, кусают. Больно, страшно. Кикимора бока им щекочет и хохочет так, что кровь в жилах застывает от ее хохота.
Ползком душегубы из болота на берег вылезли. Только собрались дух перевести, как вдруг еще темнее стало, вихрь поднялся над головами. То птицы небо над ними закрыли. И полился на поседевшие от ужаса головы помет. От запаха ужасного дух перехватило. Дышать нечем. А сверху все сыплется.
Под куст забрались, укрыться пытаются. Впереди просвет увидели меж деревьев. Последние силы собрали, устремились туда. К поляне выбежали. Видят, избушка стоит. Дверь толкнули, не заперта. Внутрь заскочили, дверь трясущимися руками закрыть пытаются. Невдомек им, что избушка то не простая. Только изнутри засов задвинули, как метла из угла выскакивает, и давай по спинам их ходить, бока метелить. Злодеи совсем уж разум потеряли. В ужасе за печкой спрятаться попытались. Сверху на них горшок с помоями вылился. Да конца помоям то нету. Откуда берутся, непонятно. Горшок, вроде небольшой, а все льется из него и льется.
Заплакали тогда душегубы. Прощения стали просить. У кого, и сами не знают. Но на колени встали, лбами в пол бьются. Умоляют простить. В жизни, мол, больше ружья в руки не возьмут.
Стихло все вдруг. Словно и не было ничего. Метла в углу притулилась. Горшок на печи, как ему и положено. Да не помои в нем. Похлебкой вкусной пахнет. За окнами солнечный свет виднеется.
Дверь отворилась. Дед Степан из леса вернулся. Мужиков увидел, удивился. Те в мокрых штанах по стенке к двери пробираются. Обмочились со страху то. Егерь ухмыльнулся в бороду. Понял, что здесь было только что. Не первые они, кто урок в тайге получили и покаялись.
Посторонился, дал выйти на свет Божий. Те Степана то и не заметили. Не в себе. Не опомнятся никак. Наружу выбрались. Оглядываясь во все стороны, прочь из