Пит снова потащил ее ко входу.
Эрик смотрел на них и думал: «Он, определенно, маниакальный тип… очень нестабильный. Возможно, Пит не столь невосприимчив к Синдрому, как она». Он нахмурился, посмотрел на часы и вспомнил о назначенной на десять часов встрече.
— Черт!
Эрик развернулся и почти столкнулся с молодым человеком в одежде официанта. Парень нервно курил сигарету.
— Лучше найдите себе другую девушку, док, эта занята, — он усмехнулся и вытащил сигарету изо рта.
Эрик пристально вгляделся в глаза молодого человека, заставив его опустить взгляд.
— Ты работаешь здесь?
— Да, — парень снова взял сигарету в рот и проговорил, выдыхая сизый дым.
— Когда здесь открывается?
Молодой человек выбросил окурок через плечо Эрика в бухту.
— Мы и сейчас открыты, но шоу начнется не раньше семи вечера.
— Мисс Ланаи участвует в шоу?
Официант взглянул на рекламу на куполе и улыбнулся.
— Док, она и есть шоу!
Эрик вновь посмотрел на часы и решил вечером вернуться сюда.
— Спасибо, — поблагодарил он и направился к ближайшему входу в метро.
— Вы лучше закажите столик заранее, если собираетесь зайти вечером.
Эрик остановился и обернулся. Он засунул руку в карман, нашел двадцатидолларовую монету и бросил ее парню. Тот поймал монету и оглядел ее.
— Спасибо, как ваше имя, док?
— Доктор Эрик Лэдд.
— Отлично, док, — парень положил монету в карман. — Столик будет у сцены. Я вернусь сюда в шесть и лично обслужу вас.
Эрик снова повернулся ко входу в метро и зашагал прочь.
Лос-Анджелес был иссушен профильтрованным через смог солнцем.
Подвижная лаборатория № 31 приземлилась у больницы Святой Девы Марии, создав вихри воздуха быстровращающимися лопастями. Перегруженный мотор со вздохом и скрежетом остановился. С одной стороны вышел психолог из Японии, а с другой — шведский врач. Оба были понуры.
— Оле, сколько времени ты уже не высыпался? — спросил психолог.
— Я не помню, Иоши, по крайней мере, с тех пор, как выехал из Сан-Франциско, — ответил, качая головой, швед.
Из клетки в кузове раздался дикий, визгливый смех, потом вздох и снова смех. Доктор споткнулся на ступенях больничной дорожки и повернулся к японцу.
— Иоши…
— Да, Оле. Я приведу санитаров, они позаботятся о больном, — а про себя он добавил: если еще есть нормальные санитары.
Внутри больницы было прохладно. Врач остановил какого-то человека с папкой.
— Каковы новые данные?
— Последнее, что я слышал, доктор, два с половиной миллиона. Еще не нашли ни одного здорового, — человек потер лоб уголком папки.
Гведук Рум своей частью уходил под воды бухты Элиот. Незаметно для посетителей сетчатое перекрытие удерживало морских обитателей над прозрачным потолком. Лучи прожекторов освещали воды, давая возможность увидеть желто-розового лосося, лилового окуня, розового осьминога, голубую медузу. Один конец зала имел форму гигантской открытой раковины, покрытой синтетическим перламутром. Это была сцена. Цветные прожектора создавали на задней части сцены языки пламени на темно-голубом фоне.
Эрик спустился на лифте и окунулся в атмосферу, тревожно напоминающую ночной кошмар. Не хватало только певицы. Официант провел его, пробираясь сквозь тусклый туман ароматизированного сигаретного дыма между столиками, за которыми сидели мужчины в строгом черном и женщины в золотой синтетической парче. Небольшие настольные лампы мерцали зелено-голубым светом. Это было единственное освещение в Гведук Рум помимо рампы и прожекторов, освещавших темные воды над потолком. В воздухе висел шорох множества голосов. Ароматы алкоголя, табака, духов, экзотических морских продуктов наполняли зал, смешиваясь с запахом пота.
Столик находился во втором ряду и со всех сторон был окружен. Эрик сел на предложенный официантом стул.
— Что-нибудь выпьете, сэр?
— Бомбейский эль.
Официант ушел, растворившись во мраке.
Эрик попытался подвинуть стул, чтобы было удобней, но тот оказался зажатым двумя другими стульями позади него. Из мрака перед ним вынырнула фигура, в которой он узнал утреннего молодого официанта.
— Это лучшее, что я смог заказать вам, док.
— Все отлично, — улыбнулся Эрик, достал двадцатидолларовую монету из кармана и вложил ее в руку молодого человека.
— Я могу для вас еще что-нибудь сделать, док?
— Вы не передадите мисс Ланаи, что я здесь?
— Я попытаюсь, док, но этот Пит наблюдал за ней весь день, как за драгоценностью. Не скажу, что я не сделал бы то же самое, понимаете?
Его белые зубы сверкнули за дымовой завесой. Парень повернулся и стал пробираться между столиками. Бормотанье голосов в зале стихло. Эрик повернулся к сцене. Дородный человек в черном в белую полоску костюме склонился над микрофоном.
— Вот, наконец, то, чего вы ждали, — сказал он, сделав жест левой рукой. Прожектора прорезали темноту, высветив Колин Ланаи. Она сжимала руки перед собой. Старомодное сине-зеленое платье, гармонирующее с цветом глаз, подчеркивало линии ее тела.
— Колин Ланаи!
Зал взорвался аплодисментами. Дородный мужчина сделал жест правой рукой. Другие прожектора выхватили из темноты опиравшегося на трость Пита Серантиса в черном комбинезоне.
— Пит Серантис и… — конферансье подождал, когда стихнут уже более спокойные аплодисменты. — Музыкрон!
Свет направили на большой металлический ящик за Питом. Он прохромал вокруг ящика, наклонился и исчез внутри. Колин взяла микрофон у конферансье, который поклонился и сошел со сцены.
Эрик стал ощущать царивший в зале порыв настроения. Он подумал: «На миг мы забываем наши страхи, забываем Синдром, все, кроме музыки и этого мгновения».
Колин держала микрофон очень близко ко рту.
— Мы сегодня подготовили для вас действительно старые номера, — сказала она. Энергетика ее личности пульсировала в голосе, усиленном микрофоном. — Две из этих песен мы ранее не исполняли. Сначала вы услышите «Ужасный блюз». Музыкрон представит вам запись Кларенса Уильямса с оркестром Крошек Джаза Красной Луковицы, Пит Серантис добавит абсолютно новый эффект. Затем «Блюз дикого человека», партия трубы — настоящий Луис Армстронг. И, наконец, «Их прощальные слова», старый номер Бесси Смит.
Колин почти незаметно поклонилась.
В зале раздалась музыка, но определить, откуда она доносилась, не удавалось. Музыка действовала непосредственно на органы чувств. Колин начала петь, казалось, совсем без усилия. Она играла своим голосом, как инструментом, то паря над музыкой, то затихая, лаская им воздух.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});