Читать интересную книгу Джордано Бруно и генезис классической науки - Б Кузнецов

Молодой монах поразил старца и окружавших его кардиналов не только знанием псалмов наизусть, но и способностью дословно повторить только что прочитанный и ранее ему неизвестный обширный текст. Первая поездка Бруно в Рим относится к 1571 г. Он, вероятно, стал свидетелем молебна о даровании победы, совершенного Пием V на площади св. Петра 7 октября 1571 г. В этот день шло морское сражение при Лепанто, в котором объединенные силы Испании, Венецианской республики, Неаполитанского вице-королевства и Папской области разбили флот Оттоманской империи. В изданной через 30 лет книге "О безмерном и бесчисленном" Бруно рисует карикатурную, но полную реальных подробностей картину появления папы перед толпою на площади.

Вернувшись в Неаполь, Бруно взялся за основную дисциплину монастырской школы - курс богословия, на который отводилось четыре года после естественных наук. Этот этап обучения привлекал особенно пристальное внимание монастырского начальства. Приступившие к нему бакалавры, как правило, уже обладали саном {18} священника, т. е. имели право проповеди и были подготовлены к изложению и комментированию текстов. Поэтому особенно важно было воспитать из них ревностных и непреклонных поборников тридентского духа и тем более не допустить в их среде даже намеков на вольномыслие и критику авторитетов.

Все четыре года основу изучения составлял "Свод богословия" Фомы Аквинского. Его изложение и толкование подвергались строгой цензуре. В Summarium о нем сказано: "Безусловно запрещается братьям при чтении лекций, на диспутах и беседах утверждать что-либо, противное тому, что по общему мнению свойственно взглядам этого святого доктора. Кто согрешит против этого, лишается права читать лекции" 4. Запрещение носит и более общий характер. "Никто из братьев не смеет излагать или защищать какое бы то ни было личное мнение, противное общему взгляду учителей, во всем, что касается веры и нравственности, за исключением опровержений и ответов на возражения. Под угрозой лишения звания запрещается во время чтения высказывать и доказывать мнение, не согласующееся с общими взглядами святых отцов, и ни в коем случае не излагать такого мнения, кроме случаев, когда оно опровергается. Все должны следовать святым отцам, изучать их труды, подкрепляя свои мнения цитатами из их книг" 5.

Духовный гнет монастырской школы, угроза репрессий орденской инквизиции заставляли студентов скрывать свои настроения. Бруно замкнулся, затаив рождавшийся протест. Характерно, что даже события Варфоломеевской ночи 24 августа 1572 г. не нашли отражения ни в его работах, ни в каких-либо известных его поступках.

Но жестокость расправ с еретиками пробудила у Бруно мысли, легшие впоследствии на бумагу.

"Если бы от природы было известно различие между светом и мраком,писал Бруно,- то прекратилась бы древняя борьба мнений, в которой целый ряд поколений стремился истребить друг друга, причем люди, воздевая руки к небу, заявляли, что только они одни обладают истиной и веруют в бога, который, будучи отцом и подателем вечной жизни для одних людей, выступает против их противников как неумолимый, мстительный, карающий вечной смертью судья. Поэтому-то и происходит, что различные расы и секты человечества имеют свои, {19} особые культы и учения и предъявляют претензий на первенство, проклиная культы и учения остальных. В этом причина войн и разрушения естественных связей. Люди, возвысившиеся посредством обмана, объявляют себя провозвестниками воли и посланниками бога. Поэтому мир страдает от бесчисленных бедствий, и, можно сказать, человек является большим врагом человека, чем всех остальных животных" 6.

Бруно поглощал книгу за книгой, думал, запоминал, искал. Несомненно, делился с близкими по настроениям людьми. Его тянуло к поэзии; эту склонность он питал с детства. В книге "О героическом энтузиазме", вышедшей в 1585 г., есть строки, посвященные этому периоду. Называя себя Энтузиастом, он писал:

"Надо полагать, что Энтузиаст отвергал муз много раз и по многим причинам, среди которых могли быть следующие: во-первых, потому, что, как и должен был поступать жрец муз, он не мог пребывать в бездействии, ибо праздность не может иметь места там, где идет борьба против слуг и рабов зависти, невежества и злобы; во-вторых, потому, что у него не было достойных покровителей и защитников, которые приходили бы к нему на помощь соответственно стихам:

Не будут, о Гораций, отсутствовать Вергилии

В местах, где недостатка не будет в меценатах."

Следующей причиной было то, что он обязан был отдаваться умозрению и изучению философии, которые, хотя и не более зрелы, все же должны в качестве родителей муз быть их предшественниками. Кроме того, его влекла трагическая Мельпомена, у которой преобладает внутреннее чувство над материей (сюжетом). В итоге он вынужден был оставаться посредине нейтральным и бездействующим. Наконец, власть цензоров удерживала его от более достойных и возвышенных дел, к которым у него была природная склонность. Из свободного человека, руководимого добродетелью, он превратился в пленника, ведомого подлейшим и глупым ханжеством. В конце концов от одержимости большой тоской, в которую он впал, и не имея других утешений, он принял приглашение вышеупомянутых муз, которые твердили, что опьянят его такими восторгами, стихами и рифмами, каких они не {20} давали другим; вот отчего и этом произведении больше отсвечивает творчество, чем подражание" 7.

В период, когда Бруно приступил к изучению богословия, вышло полное собрание сочинений Фомы Аквинского. Его 18 томов in folio представляли огромный интерес для Бруно. Он не только черпал оттуда догматизированные концепции Аристотеля, но и находил там вопросы, противоречия, неявный смысл, побуждения к иным концепциям.

Он искал возможность придать антидогматическим утверждениям канонический вид - метод, которым и до него, и после широко пользовалась гуманистическая литература во времена контрреформации. Особенно увлек его "Свод против язычников", в котором трактуются основные вопросы мироздания, приводятся и подвергаются критике взгляды древних философов. Здесь Бруно нашел тему для своей будущей докторской диссертации.

Другим предметом размышлений стала четырехтомная книга "магистра сентенций" Петра Ломбардского. Уже в первые годы Бруно обнаружил в ней источник легальной аргументации против божественной природы Христа. "Сентенции" также послужили темой его докторской диссертации.

Однако не одни труды святых отцов церкви занимали все эти годы время и мысли Бруно. Index librorum prohibitorum не стал для него беспрекословным руководством. Впоследствии на допросах он признал, что тайно пользовался запрещенными трудами св. Златоуста и св. Иеро-нима, "оскверненными схолиями Эразма Роттердамского". Вероятно, и труды самого Эразма не ушли от внимания Бруно.

В 1575 г. Бруно закончил монастырскую школу и, по-видимому, остался там в должности старшего лектора. Обладая огромной эрудицией, он участвовал в диспутах, вел занятия и пренебрегал осторожностью, столь необходимой для безупречной репутации. В диспутах и беседах Бруно не выступал открыто против церковных авторитетов. Наоборот, обращаясь к каноническим текстам, он находил в них подтверждения и доказательства положений, противоречащих официальным толкованиям. Свои выступления он облекал в форму защиты доктрин отцов церкви от искажений толкователей. Он прибегал к изложению еретических учений будто бы с целью {21} иллюстрации, но убедительность их аргументации в его устах превосходила признание их еретичности. Опять поднимались споры вокруг божественной природы Христа, и Бруно оперировал текстами еретика Ария и св. Августина и ставил в тупик споривших с ним доминиканских богословов. А среди них были достаточно искушенные и в богословии, и в доносах. Наезжал в монастырь и ломбардский проповедник Агостино Монтальчино - ортодоксальный богослов, соглядатай инквизиции, впоследствии сыгравший зловещую роль в судьбе Бруно.

Его доносы, по-видимому, стали причиной инквизиционного процесса, заставившего Бруно бежать из Неаполя. Но прежде чем излагать эту новую страницу его биографии, следует остановиться на характере тех идей и сведений, которые Бруно почерпнул из книг, прочитанных в юности.

{21}

Гуманистическая эрудиция

Как бы ни относился Бруно к современным ему итальянским гуманистам и к гуманистам предшествовавшего им поколения, он принадлежал к тому кругу мыслителей Чинквеченто, которые видели в античном наследстве знамя и орудие освобождения человека от власти civitas dei - божьего града, бывшего символом веры официальной средневековой мысли. Последняя находила основу общественной гармонии в подчинении человека стоящему над природой нематериальному, духовному субстрату и вытекающей из божественной воли системе логических и моральных норм. Возрождение поставило на место civitas dei то, что можно было назвать civitas hominis, - царство человека, в котором ничто не ограничивает его гений.