Читать интересную книгу Опустошитель - Сэмюэль Беккет

Дно цилиндра можно разбить на три различные зоны, имеющие точные мысленные, или воображаемые, то есть неуловимые физическим зрением, границы. Прежде всего, внешний пояс шириной приблизительно в метр, отведенный верхолазам, в котором, как это ни смешно, держится также большая часть сидячих и побежденных. Затем внутренний пояс, слегка поуже, там медленно шествуют гуськом те, кто, устав от поисков в центре, обратился к периферии. Наконец, собственно арена, представляющая собой поверхность ровным счетом в сто пятьдесят квадратных метров, это излюбленные охотничьи угодья большинства. Если присвоить этим трем зонам порядковые номера, станет ясно, что из третьей во вторую и обратно искатель переходит свободно, тогда как, чтобы проникнуть в первую, как, впрочем, и чтобы из нее выйти, он должен соблюдать некоторые ограничения, налагаемые дисциплиной. Один из тысячи примеров царящей в цилиндре гармонии между порядком и вседозволенностью. Итак, доступ в пространство верхолазов разрешен только, когда один из этих последних оттуда уходит и присоединяется к искателям на арене или в виде исключения к искателям промежуточной зоны. Покушения на это правило происходят редко, но случается тем не менее, что какой-нибудь особо нервный искатель больше не в силах устоять перед призывом ниш и туннелей и пытается затесаться среди верхолазов, не дождавшись, пока кто-либо из этих последних своим уходом узаконит для него эту попытку. В таком случае ему неотвратимо даст отпор ближайшая к месту вторжения очередь, и тем дело кончится. Итак, в обязанности искателя на арене, желающего примкнуть к верхолазам, входит дождаться удобного случая среди промежуточных, или искателей-караульщиков, или просто караульщиков. Это что касается доступа к лестницам. В другую сторону переход тоже не является неограниченным, и, оказавшись среди верхолазов, караульщик некоторое время там находится, пускай как минимум на тот в разных случаях очень разный срок, который нужен каждому, чтобы перейти из хвоста своей очереди в ее голову. Потому что если у каждого тела есть право карабкаться или не карабкаться, согласно своему желанию, то есть у него и неуклонная обязанность отстоять до конца добровольно избранную очередь. Всякая попытка покинуть ее преждевременно решительно пресекается участниками очереди, и нарушителя возвращают на его место в строю. Но едва он доходит до подножия лестницы и ему остается только дождаться возвращения на землю предшественника, чтобы завладеть лестницей самому, тут заинтересованное лицо получает право беспрепятственно присоединиться к искателям на арене или, в виде исключения, к караульщикам из второй зоны. Соответственно именно первые в очереди способны освободить столь страстно желаемое место, которое караулят искатели из второй зоны, снедаемые жаждой перейти в первую. Объекты этого их ожидания перестают быть таковыми только в тот момент, когда реализуют свое право на лестницу, вступив во владение ею. Потому что нередко верхолаз может добраться до головы очереди с твердым намерением подняться и увидеть, как это намерение мало-помалу тает, а вместо него возникает желание уйти, но решиться на это трудно до самого последнего момента, когда его предшественник уже спускается и лестница фактически уже принадлежит ему. Следует отметить также, что верхолаз, имея возможность покинуть очередь сразу по достижении ее головы, не обязан при этом покидать зону. Чтобы остаться, он должен лишь присоединиться к любой другой очереди среди четырнадцати имеющихся в его распоряжении или даже вернуться на последнее место своей собственной. Но редко бывает, во-первых, чтобы тело покидало свою очередь, а во-вторых, чтобы, покинув ее, оно не покидало зону. Итак, в обязанности верхолазов входит оставаться в зоне по меньшей мере на то время, которое требуется для перемещения из хвоста в голову выбранной очереди. Продолжительность пребывания зависит от длины этой последней и от того, как долго лестница остается занята. Некоторые пользователи держат ее до самого конца максимально разрешенного срока. Другим хватает половины или любой другой доли этого времени. Таким образом, короткая очередь не обязательно самая быстрая, и тот, кто занял очередь десятым по счету, может оказаться первым раньше, чем другой, занявший свою очередь пятым, считая, разумеется, что они присоединились к своим очередям одновременно. Неудивительно в таких условиях, что выбор очереди определяется обстоятельствами, не имеющими ничего или почти ничего общего с ее длиной. Нельзя сказать, чтобы все, или хотя бы большинство, выбирали себе очередь. Скорее существует тенденция сразу вставать в ту очередь, которая ближе к пункту проникновения, при непременном условии, что это не повлечет за собой перемещения в запрещенном направлении. Для того, кто вступает в эту зону, ближайшая очередь расположена справа, если стоять вперед лицом, а если она ему не по вкусу и он желает встать в другую, он должен идти на поиски вправо. Существует запрет проходить более одного круга, иначе тела в этих условиях, прежде чем займут место в хвосте какой-нибудь очереди и замрут в ожидании, пробегали бы по арене тысячи градусов. Всякая попытка преступить этот запрет пресекается ближайшей от точки замыкания очередью, а нарушителю вменяется в обязанность присоединиться к этой очереди, потому что вернуться назад он также не имеет права. То, что разрешается совершить один полный круг по арене, достаточно наглядно свидетельствует о духе терпимости, смягчающем дисциплину внутри цилиндра. Но как только место в очереди, выбранной или первой попавшейся, занято, остается все та же обязанность отстоять ее до конца, и только после этого можно перейти к верхолазам. Таким образом, первый переход возможен в любой момент между достижением головы очереди и возвращением на землю предшественника. Остается уточнить в этой связи ситуацию тела, которое, отстояв свою очередь, и пропустив первую возможность перехода, и осуществив свое право на лестницу, возвращается на землю. В этот момент оно опять свободно уйти без каких бы то ни было дополнительных действий, хотя, с другой стороны, ничто его к этому не вынуждает, и, чтобы остаться у верхолазов, ему достаточно повторно простоять на тех же условиях очередь, которую оно только что простояло, и получить повторную возможность уйти, как только оно окажется на первом месте. А если по той или иной причине оно сочтет предпочтительным сменить очередь и лестницу, оно имеет право, с целью зафиксировать свой выбор, совершить полный круг на тех же основаниях, что и только что пришедшее тело, и приблизительно на тех же условиях, с той только разницей, что, поскольку оно уже раньше отстояло до конца одну очередь, теперь на этом новом этапе оно свободно в любой момент покинуть зону. И так далее до бесконечности. Откуда теоретически возможность для тех, кто уже находится среди верхолазов, остаться там постоянно, а для тех, кто еще не там, никогда туда не попасть. Отсутствие какого-либо установления, направленного на предупреждение подобной несправедливости, ясно показывает, что она не грозит воцариться на вечные времена. В самом деле. Ведь страсть искать по природе своей понуждает искать повсюду. Тем не менее падкому на свободное место караульщику ожидание может показаться бесконечным. Подчас, не в силах больше терпеть и вдохновленный долгим отсутствием, он отказывается от лестницы и уходит искать на арену. Вот в общих чертах на какие зоны делится пол и каковы права и обязанности тел при переходе из одной в другую. Сказанное не исчерпывает всего и никогда не исчерпает. Каким принципам очередности должны следовать караульщики, желающие воспользоваться первым же освободившимся местом у верхолазов, учитывая, что их очередь занять позицию готовности не может быть установлена ни в порядке очереди, поскольку саму очередь среди них установить невозможно, ни другим способом? Не следует ли опасаться перенасыщения промежуточной зоны, и каковы будут последствия этого для совокупности тел и особо для тех, что находятся на арене, отрезанные таким образом от лестниц? За более или менее длительный срок не придет ли цилиндр в беспорядок, управляемый исключительно законом ярости и насилия? Ответы на эти и многие другие вопросы еще понятны и дать их нетрудно, но надо ли. Поскольку лишь искушение лестницей может нарушить неподвижность сидячих, их случай не представляет собой ничего особенного. Побежденные, по всей очевидности, в этом отношении в расчет не идут.

Воздействие здешнего климата на душу тоже нельзя недооценивать. Но она страдает от этого безусловно меньше, чем кожа, все защитные механизмы которой, от пота до гусиной кожи, ежесекундно испытывают нагрузку. Тем не менее кожа продолжает защищаться, без особого успеха конечно, но успешнее глаза, которому даже при наилучших на свете намерениях трудно, когда предел его возможностей будет исчерпан, не предречь слепоту. Потому что будучи в своем роде тоже кожей, не считая входящих в его состав жидкостей и век, он имеет только одного противника. Это иссушение оболочки, которое во многом лишает наготу очарования, придавая ей серый цвет, и превращает естественную сочность плоти, прижимающейся к другой плоти, в шуршание крапивы. Это распространяется даже на слизистые, что было бы не так страшно, если бы не затруднения, которые вытекают из этого для любви. Но даже с этой точки зрения зло не столь велико, поскольку эрекция в цилиндре наблюдается редко. Хотя она все же происходит, а за ней и проникновение, более или менее удачное, в ближайший канал. Согласно закону вероятности, таким образом изредка удается совокупиться даже супругам, хотя они и не отдают себе в этом отчета. В подобных случаях любопытно наблюдать мучительные и безнадежные забавы, которые длятся намного дольше, чем у наиболее искусных любовников в спальне. Дело в том, что у каждого и каждой присутствует острое сознание того, какой редкостный случай им выпал и как маловероятно его повторение. Но и здесь наблюдается напряжение и смертельная неподвижность в позах, доходящая подчас до непристойности, когда вибрации останавливаются, и все это на протяжении всего времени, пока длится кризис. Еще более любопытно наблюдать в этот момент, если бы они не были так плохо видны, все эти ищущие глаза, которые застывают по ходу дела и вперяются в пустоту или в вечную мерзость других глаз, и как тогда одни глаза впиваются в другие взглядами, которые должны были избегать друг друга. Нерегулярные перерывы между такими отключками, достаточно длинные для того, чтобы для этих беспамятных все каждый раз оказывалось словно впервые. Откуда всякий раз та же бурная реакция, словно конец света наступил, и то же короткое удивление, когда отшумит двойная гроза и они опять начинают искать, не испытав ни облегчения, ни даже разочарования.