Конечно, какой-то там полубезродный Рамон не в состоянии заменить принца крови, истинного идальго, но и Кассандре не приходится выбирать, рассуждал он.
И все же ревность в этих мыслях сквозила.
Хоакин переоделся и направился в гостиную…
Он ясно помнил, как они встретились, как завязались их отношения. Это было удивительно, фантастично, чувственно. Они чуть не с первой минуты окунулись в водоворот сексуального узнавания. В Кассандре он нашел именно то, чего в тот момент желал.
Но момент тем и хорош, что быстротечен, а потом наступает охлаждение, с новой силой дает знать о себе плотский голод, жажда острого чувствования. Все мутнеет, заслоняется обыденностью, обрастает скукой. Рано ли, поздно ли, но это случалось.
Хотя с Кассандрой все протекало иначе. Они чуть не в первый миг встречи срослись в поцелуе, а первые полгода днями могли не покидать спальни. Могли голодать, маяться жаждой, но продолжали терзать друг друга любовью, изводить дерзкими ласками, дразнить бесстыдными разговорами.
Хоакин полюбил секс с Кассандрой потому, что до самого последнего времени она принимала его правила игры и, могло показаться, разделяла их.
Но не было еще в жизни молодого аристократа расставаний без женских слез, без мольбы передумать, без молчаливого отчаяния или желчной ненависти. Хоакин перевидал все оттенки поведения отвергнутой женщины и неизменно оставался к ним равнодушен, если не считать брезгливости — непременной спутницы его прощальных объяснений.
И он многое забыл. А день встречи с Кассандрой помнил отчетливо.
Стоял жаркий день. Кассандра плавала в бассейне. Ее аккуратная головка мерно выныривала из голубоватой воды. Собранные на затылке в тугой хвост белокурые волосы блестели на солнце. Когда она поднялась по лестничке из бассейна, Хоакин увидел стройную высокую женщину.
— Красотка! — не удержавшись, признал знаток.
Это было нечаянное импульсивное высказывание, но в него Хоакин вложил всего себя, свои желания, привычные намерения, свою уверенность, что намеченная претендентка непременно будет принадлежать ему. Он не рассчитывал быть услышанным, но это произошло.
Женщина в крохотном розовом бикини, которое не многое могло прикрыть, обернулась и заинтересованно посмотрела на Хоакина.
По прошествии года он иногда ловил себя на том, что может не желать ее лишь до определенного момента. Однако, когда этот момент настает, он уже не в силах, да и не стремится удержать себя.
В особенности будоражили его ее раскачивающиеся от ходьбы бедра и груди.
— Пламя адово! Шею можно свернуть, — вслух заметил он, когда она прошла мимо.
А между двумя упругими полушариями дремала эта темная и глубокая как ночь ложбинка — самое притягательное зрелище, которое можно было себе представить. Тем более притягательное, когда влажная кожа горит на солнце. А мокрый трикотаж купальника рельефно отображает все самые откровенные подробности женского тела. Тогда каждый шаг (наклон, приседание) способен вызвать в наблюдателе экстаз вместе с горячим желанием стать, участником пиршества…
Хоакин нырнул в бассейн. Для красноречия диалога тел его плавки тоже должны были хорошенько намокнуть. Подплывая к бортику, Хоакин жестом пригласил ее поплавать наперегонки. Она тотчас приняла вызов. Несколько повторений он честно держался ее темпа, но после очередного разворота рванул со всей мочи вперед.
— Ты победил! — с готовностью прокричала отставшая Кассандра.
Он подплыл к ней и обнял под водой за талию. Ее синие глаза с любопытством смотрели на Хоакина.
— Победил… — тихо повторила она.
Он пощупал ее мягкие мокрые волосы. Она облизала губы, не отрывая взгляда от его лица.
— Я заслужил приз, — объявил Хоакин.
— А чего бы ты хотел?
— Поцелуй, — прошептал он. — Всего один поцелуй. Не так-то это и много.
Но это оказалось именно «много». Женщина охотно подалась в его объятья и посвятила ему долгий, умелый и волнующий поцелуй.
— Впечатлен. Но можно и лучше, — дерзко заметил Хоакин, отцеловавшись.
— Покажи, — отозвалась она.
— Охотно, — ответил он и продемонстрировал все свое мастерство обольстителя, которое не оставляло вопросов. — Могла бы так? — спросил он потом.
— Постараюсь, — откликнулась женщина и доказала свою обучаемость.
— Отлично! Вот теперь это настоящий поцелуй! — прокомментировал он тоном наставника и ловко выскользнул из плавок.
— Сеньор Алколар, но на вас ничего нет! — воскликнула она.
— Король голый? — шутливо спросил он Кассандру.
— Абсолютно, — ответила она, посмотрела вниз и, поперхнувшись, добавила: — Это уже неприлично, сеньор!..
— Ты так говоришь, потому что одета, — возразил Хоакин и потянул за завязочки на ее купальнике.
Его плавки и ее бикини уплыли далеко от них.
— Что теперь скажешь? — спросил ее Хоакин, любуясь увиденным.
— Я думаю…
Его руки дерзко скользили по ее спине, ягодицам, обволакивали бедра…
— Что ты чувствуешь? — вновь спросил он женщину.
— Хоакин… — проговорила она.
— Расскажи, — настаивал испанец.
— Я хочу тебя, — ответила она.
— Конечно же, хочешь. Но как ты хочешь меня? Вот вопрос.
— Безумно, — прошептала Кассандра. — Страстно. Неудержимо. Теперь же, — как просьбу произнесла женщина, но этого можно было не говорить, он уже исполнял ее желание. — Хоакин… — многократно повторяла она влажным шепотом.
У него не было прежде таких встреч, такого взаимопонимания, такой податливой и согласной партнерши.
Он благодарно поцеловал ее в основание тонкой шеи.
— О! Хоакин! — простонала она.
Ее тело плавно содрогалось, конвульсии гасились толщей воды, но ощущения словно преумножались этим.
— Мое! — проговорил в завершении Хоакин, куснув в неистовом поцелуе ее грудь. — Все это мое! — добавил он, обхватив ее за ягодицы.
За год вместе их тела так настроились друг под друга, что их интимный спорт сделался чуть ли не повсеместным удовольствием. Кассандру уже не смущала опасность быть застуканными. Они как птицы в густой листве могли щебетать о своем, не будучи понятыми.
Одного дерзкого прикосновения Хоакина было достаточно, чтобы его женщина затрепетала и приблизилась к тому призрачному, ускользающему, ни с чем не сравнимому взрыву, к которому стремятся многие, но достигают далеко не все.
Когда она была с ним, то не боялась ничего. Когда он был с ней, то мог позволить себе все. Сама природа благоприятствовала их занятиям. Все кругом было для их наслаждения.