Маньчжурский клин. Туда большей частью молодые, бессемейные.
Маньчжурским клином назывался большой район за устьем Зеи, населённый маньчжурами ещё с того времени, когда генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьёв и князь И Шань подписали Айгунский договор. По этому трактату жители левого берега напротив Айгуна, тогдашнего центра провинции Хэйлунцзян, не пожелавшие покинуть обжитые места, оставались подданными Цинской империи, а российские власти обязались не чинить им никакого ущемления в правах. Тогда маньчжур было около двух тысяч, и добавление к ним переселенцев с берега правого запрещалось, однако время шло, за исполнением трактата никто не следил, и численность бесконтрольно росла.
– Сколько же там сегодня не подчинённых нам маньчжур и китайцев?
– Боюсь ошибиться, ваше превосходительство, но, на мой взгляд, тысяч двадцать наберётся.
– Это что же выходит? Завезут туда из Айгуна оружие, и мы получим под боком целую враждебную армию?
– Получим, ваше превосходительство, – горестно качнул головой подполковник.
– И настроения в этой армии будут злобные, – продолжил полицеймейстер. – За последние дни случилось несколько стычек с китайцами. Вчера вечером, например, три молодых казака избили двух китайцев.
– За что?
– Китайцы заявили, что скоро будет война, что всем русским мужчинам они отрежут головы, а женщин заберут себе. После пытались пояснить, что это – шутка, но получили по первое число.
Кустистые брови генерала вскинулись вверх, а роскошная седая борода встопорщилась. Константин Николаевич пригладил её:
– Я, конечно, против притеснения китайцев и завтра же издам об этом распоряжение, но казаки поступили правильно: нельзя такое спускать, особенно в отношении женщин. Кто они такие?
– Рядовые первой сотни Первого полка Иван Саяпин и Илья Паршин, а также Павел Черных, грузчик с пристани, но казачьего сословия, Поярковой станицы.
– Казак и – грузчик? Почему не служит?
– Забракован по причине природной хромоты.
– А где они все сейчас?
– Где ж им быть? В «холодной». Как и китайцы. Нарушили общественный порядок и должны отсидеть пять суток.
– М-да, закон есть закон. Хотя будь я на вашем месте, я бы ограничился для казаков двумя-тремя сутками. Разумеется, в соответствии с тяжестью содеянного.
Генерал отошёл от окна к своему креслу. Батаревич и Орфёнов вскочили.
– Благодарю вас, господа, и более не задерживаю.
Офицеры ушли.
Константин Николаевич сел за стол, придвинул стопку бумаг и начал, в который уже раз, перебирать и просматривать телеграммы Российского телеграфного агентства, связанные с событиями в Китае.
Странные дела творятся в мире твоём, Господи. Наверно, впервые в истории правительство помогает мятежникам. Вот, к примеру, телеграмма от 15 мая о разрушении станции на Пекино-Ханькоуской железной дороге, а вот – о сожжении резиденции бельгийских инженеров. Беднягам даже перекрыли пути к спасению, и неизвестно, сколько их там погибло. И там и там на стороне боксёров – регулярные войска империи. Да и про Бэйгуань Гернгросс писал.
Ох, аукнется Цинской империи такая поли тика!
А что в других сообщениях? Он разложил их веером на столе.
Боксёры разрушили железную дорогу между Пекином и Тяньцзином, разослали повсюду агитаторов, возбуждая население в свою поддержку. Народ озлоблен нищетой и безработицей и легко поддаётся внушению, верит даже самым нелепым выдумкам, вроде того, что русские с помощью КВЖД хотят захватить Маньчжурию.
6 июня атакованы несколько станций и разъездов строящейся Порт-Артурской линии; Охранная стража под командованием полковника Мищенко сумела отбить нападение.
7 июня боксёры начали артиллерийский обстрел Посольского квартала в Пекине, где укрылись все дипломаты с семьями и китайские христиане; погиб германский посол фон Кеттелер…
И всюду зверства, ужасающие даже видавших виды англичан, которые сами на чудовищные выдумки горазды. Как будто злые духи вырвались из подземелий и вселились в ещё недавно мирных людей. Боксёры режут женщин и детей, отрубают головы, выставляя их напоказ. И фотографируют свои злодеяния, будто хвастаются ими. А может, и верно – хвастаются?!
Константин Николаевич грустно усмехнулся: и при таких событиях правительство в Петербурге и руководство КВЖД в Сунгари делают вид, что всё нормально. Слепцы! Ах, какие же наверху у нас слепцы! И ходят слухи, что Куропаткин мечтает завоевать Китай! Кто его только ни завоёвывал – те же монголы, маньчжуры – Китай всех перемалывал и подминал под себя. Китаю незачем торопиться: у кого впереди – вечность, того не пугает сломанное в дороге колесо.
3
Вдовствующая Великая императрица Цыси ещё раз осмотрела себя в ростовом венецианском зеркале – всё ли в порядке с нарядом – и осталась довольна. У неё уже было более трёхсот платьев, накидок и жилеток – на каждый день года, все они хранились в отдельных коробках с соответствующими наборами украшений и аксессуаров, но ей хотелось новых и обязательно таких, каких нет ни у кого. Откуда у неё взялась такая тяга, причём с детских лет, – точно сказать не могла, хотя догадывалась. В семилетнем возрасте отец рассказал ей, будто русская императрица Елизавета имела полторы тысячи платьев.
– Зачем ей столько?! – поразилась девочка. Тогда её звали Син, что означало Удача. Она действительно из шестерых детей была самым удачным ребёнком – здоровым, подвижным, любознательным, и главное – очень умным.
Её семья была небогатой, но из старинного маньчжурского клана Нара; отец, его имя Хуэйчжэн, служил начальником отдела в министерстве по делам государственных служащих. Он рано заметил ум старшей дочери и очень любил беседовать с ней по вечерам после службы. Темы бесед были самые разные: и домашние, бытовые, и исторические – о том, как небольшое племя маньчжуров завоевало огромный Китай, и политические – об устройстве Цинской империи. Отец восхищался умением дочери красиво вышивать и делать выкройки одежды для всей семьи, а больше того – её расчётливой сообразительностью в ведении их скромного семейного хозяйства. Из слуг у них была лишь кухарка, а жена занималась младшими детьми. Поэтому Хуэйчжэн ничуть не удивился вопросу о платьях русской императрицы.
– Я думаю, она хотела быть неповторимой, – подумав, ответил он дочери.
– Но ведь сколько надо делать выкроек! Ей же некогда было заниматься государственными делами!
– Вряд ли она сама занималась выкройками, и платья ей шили самые знаменитые мастера. Она же была императрицей!
– Если бы я была императрицей, всё равно сама занималась бы своими нарядами. Это же так интересно – делать красиво!
Через девять лет ей предстояло явиться на смотр наложниц для императора и на какое-то мгновение привлечь внимание повелителя Поднебесной, тем самым определив свою судьбу: её записали в наложницы шестого, самого низкого, разряда под именем Лань, что означало Магнолия или Орхидея. Однако самое удивительное, что это одномоментное внимание определило дальнейшую судьбу всей империи.