Читать интересную книгу Детектив из села Бубновый Туз - Владимир Ивенин

Иван Парфенович поднял вверх правую руку и гаркнул:

— Отпустить! Человек свой.

Когда телохранители выпустили бедного сыщика из своих лап, Василий покрутил шеей, словно убеждаясь, на месте ли голова, и с вызовом произнёс:

— Шеф, задание выполнено! Ксеонора изобличена! Вещественное доказательство налицо! — и запустил правую руку в нагрудный карман пиджака.

Вытащив из целлофанового пакетика за тонкий ободок вещественное доказательство, поднёс к самым глазам Ивана Парфеновича.

— Что это!? — с недоумением спросил тот и перевёл взгляд на детектива.

— Это индийский мешочек с усиками. А в нём то, что оставил флотский… Ну, сами знаете!

После такого пояснения Иван Парфенович смущённо глянул на телохранителей, которые делали вид, что не слушают, хотя у самих уже искры в глазах вспыхнули и желваки заходили.

— Ну! — повысил голос шеф. — Чем же ты, Василий, докажешь, что эта индийская усатая штучка, — и он скосил глаза на покачивающийся перед его лицом презерватив, — принадлежит Степану Криушину и взята она с места совокупления с моей супругой?

Подельников не смог произнести ни одного членораздельного звука, хотя и пытался уже несколько раз открыть рот и что-то объяснить. До него дошло, что единственная его улика оказалась дутой. Это не доказательство и не аргумент! Его на суде при разводе не покажешь!

Когда же председатель АО, насупившись, уселся в глубоком мягком кресле, Василий Подельников наконец обрёл дар речи:

— Иван Парфенович, давайте посмотрим на дело с другой стороны. Во-первых, я свидетель совокупления Ксеоноры и Стёпки. Во-вторых, этот предмет, — и он ещё раз тряхнул индийской резиной над столом, — всё-таки, аргумент и факт! Стоит только проверить сперму у Стёпки и сперму, которая находится здесь, и окажется фактически…

Не дав ему закончить мысль, Иван Парфенович захохотал:

— И каким образом ты возьмёшь сперму у Стёпки?!

— А для чего же у тебя эти молодцы? — не растерялся детектив, показав глазами на телохранителей.

Иван Парфенович ещё хохотнул, но тут же, сделавшись серьёзным, сказал:

— Вообще-то, ты дело говоришь. Эти двое и Стёпку куда угодно затащат и что угодно из него вытащат! Они мне уже не одну услугу оказали. Недавно один акционер хотел было из общества нашего выйти с паем земли, да ещё трактор отхватить, чтобы землю эту обрабатывать и собственником стать. Так эти ребята так его обработали, что он уже с полгода в больнице лежит и письма на моё имя оттуда шлёт. А в письмах просит, чтобы семью его из села не гнал; и за это он мне по гроб жизни благодарен будет. Так что будет теперь помнить пословицу: всяк сверчок, знай свой шесток! Или, скажем, другой случай. Фермер здесь один объявился из городских. Районные власти подействовали, по блату, за деньги ли, от нашего общества клок земли получить. Хотя он, этот клок, и брошенным был, но всё-таки наша землица. Я по всем инстанциям ходил и взятки в крупных купюрах за счёт акционеров давал, но землю-то, по нынешним законам о фермерстве, за тем горожанином так и оставили. Зато мои парни без суда и следствия его выжили. Раза два его постройки сожгли вместе со скотиной, да самого проучили. Так потом он ко мне вот в этот кабинет пришёл и землю нам подарил. Только и попросил пятнадцать соток под дачный участок оставить.

Если бы с миром сразу пришёл, а не в законы меня мордой тыкал… пусть себе живёт и на своих пятнадцати сотках выращивает, что пожелает. Доброму труженику ничего не жалко, только в карман общества руку не запускай. Те же несколько гектаров земли, хотя и с тех пор бурьяном поросли, но они наши. Когда коммунисты назад вернутся, я так и доложу, что землицу всю в пределах тридцатого года сохранил. Знаю я ещё и то, что по всем нынешним демократам тридцать седьмой год плачет. Придёт время, когда красные лебеди назад вернулся. — Закончив этой торжественной фразой свою речь, Иван Парфенович вдруг выдавился из глубины кресла и, вперив глаза в детектива, сказал: — А вообще-то ты прав! Пожалуй, придётся снести твою находку в нашу лабораторию при ферме и сделать анализ! — и, повернувшись к телохранителям, приказал: — Срочно доставить в лабораторию Стёпку Криушина!

И только после этого, встав из-за стола и подойдя к детективу проговорил:

— Запаковывай-ка эту резиновую вещичку и пойдём немедленно к нашему эскулапу Юртаеву. Он — коновал добрый и во всех заключённых в резинке живчиках вмиг разберётся. Не один десяток лет этой гадостью наших коров осеменяет.

Когда председатель АО и частный детектив вошли в захламлённую, давно небелёную лабораторию по искусственному осеменению, ветврач Дмитрий Васильевич Юртаев, озабоченный тем, что племенной бык Кузька перестал подпускать к себе не только общественных, но даже и частных бурёнок, уже выпил две стопки чистейшего медицинского спирта и, намазав на стёклышко сперму того же Кузьки, пытался рассмотреть её под стоявшим на запылённом столе микроскопом.

Незваные посетители прервали его опыт. Прямо с порога Иван Парфенович громко приказал:

— Бросай все дела, Василич, и вот эту штуку, — детектив к этому времени уже извлёк из пакетика презерватив и держал его на весу своими грязными пальцами. — Вернее сказать, то, что находится в ней, надо проверить под микроскопом, как бы для судебной экспертизы.

Дмитрий Васильевич, ни слова не говоря, проржавевшим пинцетом взял презерватив и полиэтиленовой ложечкой зачерпнул из резинового мешочка спермы столько, сколько ему требовалось, чтобы капнуть на поверхность запылённого стёклышка. Когда он проделал эту процедуру и хотел уже было положить стёклышко под окуляр микроскопа, то неожиданно вспомнил, что за фанерной перегородкой у него уже налит граммов на семьдесят мерзавчик спирта. В голову ударила беспокойная мысль, что спирт может выдохнуться. Не обращая внимания на посетителей, поспешно шмыгнул за перегородку. Пропустив содержимое мерзавчика внутрь и запив мутноватой водой из колбы, он удовлетворённо погладил ладонью живот, чувствуя, как хмельная радость с урчанием присоединяется к предыдущей, многозначительно хмыкнул и нетвёрдым шагом вышел из-за перегородки. Подойдя к столу, взял стёклышко со спермой племенного быка Кузьки и положил его под микроскоп. Не поворачивая головы, спросил:

— И что же мы желаем знать, господа хорошие?

— Человека, которому принадлежит эта гадость!… — строго ответил Иван Парфенович и тут же добавил: — Подозреваемого сейчас сюда доставят.

— Понятненько, — кивнул Дмитрий Васильевич, продолжая глядеть в микроскоп.

Иван Парфенович с Василием тоже вытянули шеи, пытаясь заглянуть в загадочный окуляр микроскопа. Но они тотчас отпрянули назад, как только услышали визгливое, режущее уши восклицание:

— Что такое? Не может быть!!! — У ветврача было испуганное лицо.

— Что не может быть? — почему-то вдруг осипшим голосом переспросил его Иван Парфенович, а прокашлявшись, чуть потвёрже добавил: — Спид или какую-нибудь другую болезнь у этого морячка обнаружил?

— Какой там спид?! — немного придя в себя, радостно выкрикнул Дмитрий Васильевич. — Тут дело не спидом пахнет! Хуже…

Иван Парфенович округлил глаза и снова осипшим голосом спросил:

— Так какой же ещё иностранной болезнью сукин сын мог мою Ксеньку заразить?!

— Если бы не этот резиновый мешочек, то ваша Ксенья через девять месяцев обязательно бы бычка принесла!

— Какого бычка? Морского, что ли?! — изумился Иван Парфенович.

— Да нет. Обыкновенного, как наши коровы от Кузьки приносят, — успокоил его осеменатор и, тут же хлопнув от радости в ладошки, продолжил: — Считай, что наши коровы теперь яловыми не останутся. Теперь я этой спермой их всех осеменю, если Кузька за это дело не хочет браться.

— Ты, Василич, не того? — покрутил указательным пальцем у своего виска Иван Парфенович: — Что-то пока на своём веку я ещё не слышал, чтоб коров человеческой спермой осеменяли?

Дмитрий Васильевич ещё шире улыбнулся и торжественно сказал:

— Это научное открытие мирового масштаба! Если не веришь, то сам посмотри в ок-ок-кулятор и увидишь, как там на стёклышке целое стадо бычков и телок резвятся.

Иван Парфенович, а следом за ним и детектив уже шагнули было к столу с микроскопом, как дверь лаборатории с треском распахнулась и телохранители председателя АО втащили в неё упирающегося Криушина, который при этом вопил:

— Это незаконно! Сейчас у нас демократия! Я буду жаловаться!

— Кому? — рыкнул, подступив к Стёпке почти вплотную, Иван Парфенович.

Степан, заметно оробев, ответил:

— В милицию! В Думу или Конституционный Суд в Москву писать буду. Там сейчас тоже права граждан защищают.

— Дурак ты, как я погляжу, — миролюбиво, совсем по-отечески начал поучать Иван Парфенович флотского. — Хотя ты и по многим морям плавал. И много портов в цивилизованных странах с борта своего корабля повидал, а ещё никак не освоил нашей российской демократии, — и уже повышая тон, заговорил по-начальственному: — Какая тебе милиция поможет?! Она же вся из моего корыта кормится! И про Конституционный Суд позабудь! Ему с разными партийными блоками времени не хватает разбираться! Так что судить тебя сами будем. И приговор сами в исполнение приведём. Закопаем вон в силосную яму, и весь твой рыболовецкий флот тебя не сыщет.