Читать интересную книгу Повести о войне и блокаде - Игорь Смирнов-Охтин

УНТЕР-ОФИЦЕРША

Тетя Маня – родная сестра Лёнькиной мамы. Лёнька в детстве звал ее Малеей, а теперь называет тетей Маней. Потому что вырос. Вот.

А тетя Маня весело называет себя унтер-офицершей, хотя ее муж – двухшпальный командир Красной армии. Но когда она в него влюбилась, он был унтер-офицером и георгиевским кавалером в царской армии. Это во время войны 1914 года.

Жила тетя Маня с мужем и сыном Юрашей в большой-большой комнате. В большой-большой коммунальной квартире. Соседей было так много, что Лёнька их даже не считал. Тетя Маня встретила Лёньку, и они пошли по длинному коридору в комнату.

В большой-большой тетиманиной комнате помещалось так много всяких вещей, что Лёнька удивлялся: зачем столько шкафов, стульев и всякого другого? Посредине комнаты стоял большой квадратный стол, над ним висела лампа под желтым абажуром. У одной стены стоял диван, у другой – кровать. А еще в комнате стоял стол с чернильницей, крышка которой была в виде красноармейской буденовки. Стол называли письменным, и Лёнька иногда раскрашивал за этим столом нарисованных Юрашей красноармейцев. Юраша вырезал их из бумаги сразу по пять в ряд и объяснял Лёньке, в какой цвет красить форму красноармейцев.

Между окон в комнате стоял комод, покрытый кружевной скатертью. Над комодом висело зеркало, а рядом с ним висели необыкновенные часы. Это кроме тех, которые с боем, над письменным столом.

Про эти часы Лёнька знал замечательную историю. Такие часы извозчики-лихачи вешали на толстом шнуре себе на спину, чтобы седок мог видеть, что его доставили на место в оговоренное время. Часы и сегодня висели на толстом шнуре, и весу в них было не меньше кило.

Так вот, давным-давно, еще до революции, Лёнькин дед пошел на станцию с этими часами, чтобы поставить на них точное время. За ним увязалась собачонка – как о ней говорили, маленькая, черненькая, хвост крючком.

На станции собачонка стала лаять на жандарма, а тот сапогом спихнул ее под поезд. Дед раскрутил на шнуре часы и хлопнул ими по жандармской голове. Жандарм остался жив, а деда посадили в тюрьму, где он сидел до самой революции. Вот такой замечательный был у Лёньки дед.

В комнате Лёнька первым делом подошел к комоду. Он потрогал знаменитые часы, заглянул в зеркало и сел за стол. Тетя Маня села напротив и спросила:

– Что это у тебя?

– Хлеб, – ответил Лёнька, – мама велела прийти с хлебом.

– Понятно, – вздохнула тетя Маня. – Ты позвонил – я думала, Юраша пришел, а это ты. Он с первого дня на фронте – и никаких весточек.

Тетя Маня подперла щеку кулаком и заплакала.

В это время дверь открылась и вошел военный с винтовкой.

– Юраша! – вскрикнула тетя Маня и кинулась ему навстречу.

ЮРАША

Юраша – это Лёнькин двоюродный брат и тетиманин сын. Он самый лучший Лёнькин защитник во дворе. Потому что когда старшие мальчишки во дворе отбирали у Лёньки двухколесный велосипед с цепной передачей, он пожаловался Юраше, тот приехал и в два счета навел порядок. С тех пор никто у Лёньки велосипед не отбирал, а просили покататься. А ему жалко, то ли? А еще Юраша здорово рисовал красками. В комнате висела его картина: Чапаев скачет на белом коне, в черной бурке, в черной папахе, с саблей, а над ним облака. Вот такая замечательная картина.

Тетя Маня долго обнимала и целовала Юрашу. Наконец она его выпустила из своих объятий, и Юраша погладил Лёнькину челку и сказал:

– Здорово, братишка.

На вопрос, откуда и надолго ли, Юраша ответил коротко:

– Из окружения. На три часа. Побреюсь, помоюсь, поем, посплю часик – и в военкомат. А потом куда пошлют.

Тетя Маня засуетилась, а Лёнька вдруг понял, что ей не до него. Он тихонько вышел из комнаты и поехал к себе на Голодай. К лучшему другу на всю жизнь – Гошке.

Только в Гошкиной парадной он вспомнил, что забыл хлеб на тетиманином столе. Ну и что? Может, это и хорошо, раз Юраша вернулся!

И тут завыла сирена.

ВОЗДУШНАЯ ТРЕВОГА

Когда Гошка открыл Лёньке дверь, раздался серьезный голос, который несколько раз повторил: «Воздушная тревога!» Гошка выскочил на площадку и крикнул:

– Привет от старых штиблет! Ты откуда? – и, не дождавшись ответа, добавил: – Давай на крышу!

– Зачем? – удивился Лёнька.

– Давай скорей, может, бой увидим, – и они побежали вверх по лестнице, на чердак.

На чердаке стояли большая железная бочка с водой и большой ящик с песком. А в ящике лежали железные клещи с длинными ручками.

– Это зачем? – спросил Лёнька.

– Вода – от пожара, песок и клещи – для зажигалок, – объяснил Гошка. – Давай скорей на крышу, а то не успеем.

На крыше они встали около кирпичной трубы и стали искать в небе самолеты. Но самолет был всего один. На фоне синего неба он был хорошо виден. А вокруг него появлялись и пропадали маленькие белые облачка.

– Разведчик, – сказал Гошка. – А зенитки, видишь, мажут, попасть не могут.

И Лёнька понял, что маленькие облачка – это разрывы снарядов. «Хоть бы попали», – подумал Лёнька, и тут что-то свистнуло около уха и глухо ударило в трубу. Гошка быстро нагнулся, поднял это что-то и сообщил:

– Еще горячий, потрогай, – и положил на Лёнькину ладонь горячий кусок белого металла.

– А что это?

– Осколок от зенитного снаряда, – Гошка посмотрел на Лёньку и посерьезнел, – еще чуть-чуть – и был бы ты с дыркой в голове.

Лёнька спрятал осколок в карман и решил маме не говорить, что наши зенитчики чуть-чуть не пришибли его своим осколком.

Немецкий самолет-разведчик улетел несбитый, и Лёнька пошел к Гошке.

ГОШКА

Гошка был курносый, рыжий и весь в веснушках. Гошкина мама работала в пятой столовой. Она так называлась – пятая. По выходным Лёнькина семья в полном составе приходила обедать в пятую столовую, и Гошкина мама всегда их обслуживала. А вот Гошкина бабушка нигде не работала. Она помогала воспитывать Гошку, убиралась в комнате, готовила еду и ходила в церковь на Смоленское кладбище. Там она молилась и просила Бога, чтобы он помог вернуться ее сыну – Гошкиному отцу. Потому что не верила, что его убили на войне с финнами, и надеялась, что он в плену.

Комнатка, где жил Гошка, тоже была маленькая, поэтому бабушкина кровать в ней не поместилась, и бабушка спала на топчане в ванной комнате, в которой, как и у Лёньки, ванны не было. Когда бабушка уходила в церковь, Гошка и Лёнька забирались на ее топчан, покрытый покрывалом в цветочек, доставали заветную бабушкину книгу под названием Библия и рассматривали картинки.

Когда Лёнька с Гошкой спустились с крыши, раздалась музыка и серьезный голос объявил: «Отбой воздушной тревоги».

Бабушка встретила их на пороге, сказала, что она уходит, и посоветовала не бить баклуши, а сходить на лютеранское кладбище да набрать желудей.

– Я из них в восемнадцатом году такой кофе готовила! Блеск!

– сказала она на прощанье.

А потом Лёнька рассказал Гошке про бомбежку, а Гошка сообщил о бомбе, что угодила в женское общежитие фабрики Желябова.

ЖЕЛУДИ

Лютеранское кладбище пряталось за забором сразу за желтым домом, где аптека. Прямо напротив аптеки в заборе кто-то проделал дыру. Через эту дыру можно было запросто проникнуть на кладбище. Это кладбище называли немецким, потому что там хоронили немцев с давних времен.

Когда Лёнька и Гошка отправились за желудями, к ним подошел Вовка из третьей парадной и сказал, что тоже хочет набрать желудей.

– А тебе-то зачем? – спросил Гошка. – Кофе варить или из рогатки стрелять?

А Вовка принял важный вид и нехотя ответил, что желуди на что-нибудь, да пригодятся.

На кладбище высились старые дубы. Говорили, будто им лет по сто. А может, и больше. Самый развесистый рос около «овечки». Так называли надгробие, которое украшали скульптуры девушки, юноши, собаки и овечки. Потому и называли «овечкой».

Гошке кто-то рассказал, что девушке из богатых не разрешили выйти замуж за голодаевского пастуха. Девушка расстроилась, пастух тоже, они бросились в залив и утонули. А потом выяснилось, что это могила богатой, старой и одинокой женщины, что девушка и юноша – это любовь, собака – верность, а овечка – кротость. Когда Лёнька и Гошка узнали эту историю, так даже расстроились. Пастух и девушка им нравились больше, чем богатая старуха с ее аллегориями. Что это называется аллегорией, сказала мама. Около «овечки» рос здоровенный дуб, на его нижние ветви можно было забраться с мраморной скамьи надгробия. Лёнька и Гошка полезли на этот дуб, Вовка полез на соседнее дерево.

– Там желуди толще, – сказал он.

Когда Лёнька нарвал два кармана желудей, на соседнем дубе треснул сук, и Вовка упал на землю.

Лёнька и Гошка слезли с дуба и подбежали к Вовке. Он лежал на спине и молчал.

– Ну ты как? – спросил Гошка.

Вовка молчал. Лёньке стало страшно: а вдруг Вовка разбился насмерть? Лёнька и Гошка посмотрели друг на друга, не говоря ни слова, взяли Вовку за руки и поволокли с кладбища в аптеку.