и в груди расцветает предвкушение.
Как удачно, что человек, которого я мечтаю убить, подает мне себя на серебряном блюде.
— Что ж, думаю, это прекрасная возможность, — я улыбаюсь.
Ру поднимает сигару.
— Я не спрашивал твоего разрешения, парень, но я рад, что ты согласен.
— Итак, когда мы с ним встретимся?
Я делаю глоток своего напитка, пытаясь усмирить быстрый стук своего сердца.
— Я встречаюсь с ним сегодня вечером. Наедине.
Он сужает глаза.
Мое нутро сжимается.
— Позволь мне пойти с тобой, Руфус. Ты не должен встречаться с ним один.
Ру вздыхает, проводя рукой по своим нелепым ярко-рыжим волосам.
— Ты слишком пугаешь, парень. Мне нужно, чтобы эта встреча была дружеской.
Тут с ним не поспоришь.
— Возьми хотя бы одного из мальчиков.
При мысли о том, что Ру останется наедине с Питером Майклзом, у меня по позвоночнику пробегает холодок.
Ру пускает в воздух колечко дыма.
Я наклоняюсь вперед, упираясь костяшками пальцев в его стол.
— Руфус. Обещай мне, что не пойдешь один. Не будь глупцом.
— И не забывай о своем месте, — огрызается он. — Я управляю этим, а не ты. Ты отвечаешь передо мной. Как насчет того, чтобы выразить свою благодарность и хоть раз просто сделать то, что тебе, блядь, сказали?
Мои зубы скрежещут от его тона, и будь он кем-то другим, я бы поблагодарил его за напоминание прямо перед тем, как отрезать ему язык. Но Ру сходит с рук многое из того, что не сходит никому другому.
Я впервые увидел Ру, когда мне было тринадцать лет — через два года после того, как меня отправили в Америку жить к дяде. Читая в библиотеке, я услышала шум в коридоре и пошёл выяснить, что это за шум. Заглянув в щель в двери кабинета, я завороженно наблюдал, как крупный мужчина с оливковой кожей и крашеными рыжими волосами навис над столом моего дяди, который был на волоске от смерти, с пистолетом у виска и угрозой, сквозившей в густом бостонском акценте Ру. Это было потрясающе, правда. Я никогда не видел, чтобы мой дядя перед кем-то трусил. Обычно это было его любимым развлечением — видеть, как другие падают перед ним на колени.
Как политик, он часто делал это публично.
Как человек, полный ярости и извращений, он еще чаще делал это наедине.
Поэтому я нашел этого загадочного человека увлекательным и пошёл за ним после того, как он ушёл, отчаянно пытаясь подражать его силе. Наверное, это можно назвать одержимостью, но я никогда не знал никого подобного ему. Я никогда не видел, чтобы кто-то подчинил себе человек, который управлял миром.
Я тоже хотел знать, как это делается.
Но в тринадцать лет я еще не овладел искусством быть незамеченным, и Ру знал, что я преследовал его все это время. Он взял меня к себе и научил всему, что знал сам. Познакомил меня с улицами Блумсбурга и не давал мне сойти с ума от кошмаров, которые мучили меня во сне.
Так что я буду подчиняться его желаниям, потому что на этой планете нет ни одной души, которая бы заботилась обо мне так, как он.
Была одна, но это было давно. Другая жизнь, правда.
— Ты прав, — говорю я. — Я доверяю твоему мнению. А вот всем остальным — нет.
Ру смеется и открывает рот, чтобы ответить, но стук в дверь прерывает его.
— Войдите, — ворчит Ру.
Старки(пират из Питера Пэна), один из наших молодых новобранцев, заглядывает в дверь.
— Извините, что прерываю, босс, — его глаза скользят по моим, расширяются, и он быстро отводит взгляд. — Тут несколько девушек пытаются войти с поддельными удостоверениями. Это доставляет нам чертовски много хлопот внизу.
— Ты поднялся сюда, чтобы беспокоить нас этим дерьмом? — огрызнулся Ру. — За что, черт возьми, мы тебе платим?
Я ухмыляюсь над вспыльчивостью Ру и иду к камерам наблюдения, глядя на ту, что направлена на главный вход. Как и сказал Старки, там три девушки, одна из которых сейчас кричит в лицо нашему вышибале. Жалкая. Я продолжаю смотреть, мои глаза останавливаются на красавице, стоящей в стороне.
Мой живот сжимается, когда я провожу взглядом по ее телу в облегающем синем платье. Она обхватила себя руками, ее взгляд мечется туда-сюда между вышибалой и такси, стоящими вдоль улицы.
В моей груди клокочет раздражение от того, что я не могу видеть ее так ясно, как мне хотелось бы. Но я вижу ее достаточно, чтобы понять, что она выглядит неловкой. Невинной. Определенно, ей не место в таком месте. И по какой-то причине это возбуждает мой член, заставляя его утолщаться и пульсировать, когда я представляю все способы, которыми это место могло бы осквернить ее. Не так много людей, которые вызывают у меня такую реакцию. Жизнь, проведенная без реакции, впиталась в мою кожу, превратившись в непроницаемый щит; ничто не может войти или выйти. Просто пустая оболочка с единственной целью.
Тот факт, что эта девушка хоть немного заинтересовала меня, пробудило мое любопытство.
— Впусти их, — прерываю я, не сводя глаз с красавицы-брюнетки.
Старки перестает тараторить, его глаза перебегают на меня, а затем возвращаются к Ру.
— Ты уверен, я…
— Я заикаюсь? — спрашиваю я, поворачиваясь к нему лицом. — Или, может быть, это акцент мешает тебе понять?
— Н-нет, это просто…
— Просто, — перебиваю я. — Очевидно, ты нуждаешься в подсказке, как справиться с ситуацией. Или я неправильно понял, почему ты обратил наше внимание на эту пустяковую проблему?
Ру ухмыляется, откинувшись в кресле.
— Нет, Крюк. Ты не ошибся.
— Хм. Тогда это проблема, наверняка, — я киваю. — Скажи, ты бы согласился, что нам нужно уволить того, кто работает с дверью?
— Эм, нет, — начинает Старки.
— В конце концов, если у него нет способности контролировать группу женщин, как мы можем быть уверены, что он справится с кем-то еще? — я качаю головой.
Старки сглатывает, его кадык