– Я всего лишь его дядя, милорд.
Военный совет затянулся допоздна. Предлагаемые планы действий отвергались один задругим. Только на следующее утро бароны достигли соглашения и выработали совместную стратегию. На третий день последовал приказ свернуть лагерь, но только на четвертые сутки последние из солдат потушили костры и приготовились к походу.
Граф Сейлсбери был уже готов вскочить на боевого коня, когда увидел молодого рыцаря, показавшегося ему знакомым.
– Вы, кажется, один из людей Фолкона де Берга? – осведомился он.
Норман Жервез был поражен тем, что сводный брат короля обратился к нему.
– Да, милорд граф, – ответил он сдержанно, не понимая, за что удостоился такой чести.
– И сопровождали его в Маунтин-Эш? Он помчался туда, как Ангел Смерти, чтобы вернуть замок.
– Мы вернулись, милорд граф, – не вдаваясь в подробности, ответил Жервез.
– А Маунтин-Эш? – продолжал допытываться граф.
– Он взял замок. И сумел обличить предателя. Голова кастеляна сейчас красуется на воротах.
– Но у де Берга не было времени для осады! Как ему это удалось?
– Штурмовал стены, – ответил рыцарь так спокойно, будто говорил о самой естественной вещи в мире.
Граф Сейлсбери ошеломленно взглянул на Жервеза.
– Спросите де Берга, может ли он поговорить со мной.
Но только несколько часов спустя Фолкон де Берг на громадном боевом коне Лайтнинге[5] подъехал к Уильяму Лонгсуорту, графу Сейлсбери. Оруженосец графа, почтительно поклонившись, придержал лошадь, чтобы не слушать разговора могущественных лордов. Уильям задумчиво рассматривал де Берга, мысленно отмечая мощные бедра, массивные мускулистые руки, темное свирепо-жесткое лицо. Потом, сузив глаза, без обиняков перешел к делу:
– Это правда, что вы штурмовали замок?
– Они недооценили силу моего гнева. Больше этой ошибки не повторят, – спокойно ответил де Берг.
– Но как вы можете быть уверены, что подобное не случится снова? – рассудительно осведомился граф.
Волчья усмешка Фолкона де Берга мелькнула и мгновенно пропала.
– Я взял в заложники сына нового кастеляна. Он знает, что, если предаст меня, мальчишке не жить.
Уильям удовлетворенно кивнул. Граф успел по-своему оценить лорда де Берга, и ему явно понравилось увиденное. По рождению Фолкон принадлежал к могущественной семье де Бергов. Его прадед появился в Англии вместе с войсками Вильгельма Завоевателя и помог тому покорить Ирландию. Отец Фолкона безвременно погиб, но дядя, Хьюберт де Берг, Хранитель границ, был к тому же шерифом графств Херфорд, Дорсет, Сомерсет и Беркшир. Другой дядя Фолкона, Уильям де Берг, был владетелем Коннота и области Лимерик, составлявших почти пятую часть Ирландии.
Наконец Сейлсбери облек свои мысли в слова:
– Кто-нибудь из де Бергов является вашим сюзереном?
Фолкон покачал головой.
– Нет, милорд. У меня всего один замок, но права мои на владения безраздельны и неоспоримы. Я связан присягой верности только с королем.
– Тогда вы окажете мне большую честь, если будете сражаться бок о бок со мной, под моими знаменами.
– Я крайне польщен вашим предложением, милорд, – не колеблясь ответил де Берг.– Я буду биться рядом с вами, но под собственным знаменем.
Граф Сейлсбери и не подумал оскорбиться. Молодой де Берг не желал ни от кого зависеть и без церемоний давал это понять!
Следующие двое суток Сейлсбери смог поближе познакомиться с рыцарем. Тот всегда носил полное боевое вооружение; со стороны было тяжело смотреть, как он выдерживает такой вес. Сейлсбери никогда не видел его спящим. Де Берг знал имена всех своих людей, не только рыцарей, но и вассалов и кастелянов тоже. Когда они разбивали лагерь, Фолкон обходил костры, останавливаясь, чтобы поговорить с людьми, ответить на вопросы, взглянуть на лошадей. Он даже не гнушался тратить время на беседы с простыми солдатами и поэтому точно знал, чего можно ожидать в бою от каждого. Де Берг обладал безоговорочной властью над своими людьми и добивался этого с такой видимой легкостью, что потряс даже много повидавшего в жизни Сейлсбери. Этой ночью, когда остальные вожди пили, играли в карты и забавлялись со шлюхами, Сейлсбери подошел к костру де Берга.
– По-моему, вы выполняете обязанности лучше любого капитана. Если я дам вам пятьдесят рыцарей и сотню тяжеловооруженных всадников, сумеете командовать ими так же хорошо, как и своими?
– Сами знаете, что смогу, милорд, иначе не предложили бы, – весело сверкнув темными глазами, ответил де Берг.
– Завтра доберемся до Бридженда. Они в вашем распоряжении для этой первой схватки.
– Придется встретиться с ними сегодня, чтобы получше познакомиться, да и им нужно знать, чего ожидать от меня.
– Тело Христово, – простонал Уильям, – неужели ты никогда не спишь, парень?
Снова блеснула волчья улыбка.
– Успею выспаться в могиле! Англо-нормандская армия медленно продвигалась вперед сквозь непрестанные апрельские ливни, не щадившие ни людей, ни животных, так что на солдатах гнила одежда и ржавели кольчуги. Обозные телеги и осадные машины, баллисты, предназначенные для того, чтобы обстреливать стены камнями, увязали и тонули в грязи в самые неподходящие моменты, доводя людей до отчаяния и изнеможения. Но Фолкон де Берг постоянно ухитрялся находить занятия для своих солдат так, что у них не было времени ныть и жаловаться. Он воспользовался всеми преимуществами медленного марша, поняв, что может отвести своих людей дня на два и позже успеть присоединиться к основным силам. Было раннее утро; туман еще не рассеялся, когда Фолкон де Берг, твердо вознамерившись взять замок до восхода солнца, попал в засаду. Шайка валлийцев, спрятанная в рощице, осыпала врагов стрелами. Но отступать и скрываться было не в характере де Берга. Его людям было приказано ни днем, ни ночью не снимать лат и кольчуг, поэтому те, кто ослушались и имели глупость пасть жертвой меткости валлийских лучников, не услышали слов утешения и сочувствия от товарищей.
Де Берг пустил коня в галоп и помчался во главе своего отряда, намереваясь обратить в бегство и растоптать врага. Звуки и запахи битвы опьянили его: свист стрел, впивающихся в мягкую плоть или со звоном ударяющихся о металлические щиты; вонь пота, крови, рвоты... страха. Стоны, вопли и всхлипывания постепенно замирали, вытесняемые гулким стуком сердца, отдававшимся в ушах Фолкона. В этот ранний час он действовал мечом без малейшего усилия, потому что с самой юности был приучен сражаться с рассвета до заката и еще долго после того, как немела правая рука.
Он прикончил с дюжину валлийцев, некоторые попали под копыта боевого коня, так что земля стала скользкой от крови и размазанных внутренностей. Фолкон сам воспитал Лайтнинга, и конь в бою был свиреп и яростен и нападал на врагов.