Какой великий гедонист изрек это: Эпикур или Аристипп? Нет, это Федор Подшивалов — «чужая вещь».
«Только прошу вас моим Богам, равно и вашим, не бунтоваться, тот, кто скорее уверует, тот и без бунта почувствует свободу внутреннюю и душевную. Ведь тут тягость, кажется, небольшая, сказать, что не верую больше Христу и его святым, и матерям божиим и исполнить, что сказал». Это уже не случайный бунт взбешенного раба, это присяга мудреца на верность новому Богу.
В эстетике Освальда Шпенглера встречается такое понятие, как «энергетический пафос», а у Оскара Уайльда «эстетический темперамент». Если примериться к благородной поэтике крепостного мужика, оперирование этими экзотическими терминами помогает скорее усвоить уникальность мыслей. Труды академических философов и теологов — эдакие глоссарии скорбного занудства, и после чтения «Нового света и законов его» все звания и официальные заслуги этих творцов начинают раздражающе смешить, как грубо сделанные брелки на грязных пальцах уличного проныры.
№ 2
Ах, русские ереси! они менее всего изучены в нашей словесности и наиболее интересны, выпуклы, цветисты, напористы и своенравны на фоне плачей и стонов классической демократической прозы, которой нас закармливают со школьного малолетья. В них есть главное, чего нет в нашей классике: выражаясь терминологией Фридриха Ницше, они обладают неутомимой «волей к жизни». В русле болезненного самокопания христианских ортодоксальных правдолюбцев каждая ересь, выделяясь, всегда знает, что ей делать. Это отличительная черта. Не унывать — вот девиз каждого «лжеучения», бросившего вызов неуклюжести генеральной логической линии. «Тихие мысли» Сергея Булгакова и «Уединенное» Василия Розанова — вот типичные названия, которые у нас культивируются как русское идейное наследие. В экзистенциальной философии Мартина Хайдеггера существует такая категория как «способность удержать женщину», а Артур Шопенгауэр учил, что максимальная воля к жизни проявляется в момент наивысшего сладострастия в акте совокупления. В русской классике подобных мыслей нет и помина. Жалкое недоумение вызывает великосветская хандра беспечных идеалистов-демократов и салонные нюни нафабренных декадентов. Не ищите сильного здорового мужика в русской классике, ибо она отравлена врожденным христианским недомоганием, но Вы точно сыщете его в русских ересях. Да разве речь идет только о России? Кальвинисты, гуситы, лютеране, сведенборгцы и многие другие, открыто вызвавшие на бой священную ортодоксию, — все без исключения заслуживают искреннего уважения. Не будем забывать, что, например, основоположник нового религиозного движения — выдающийся шведский мистик Эммануил Сведенборг — «хилым» своим умом инженера и начальника целого горного департамента при Карле XII, каковым он умудрился стать в 18 лет, на протяжении всей жизни никак не мог взять в толк, что такое Троица и зачем она нужна. Если использовать общепринятую терминологию, он был закоснелым антитринитарием, за что в другие времена мог бы элементарно сгореть на костре с позорным колпаком на голове. А ныне здравствующая и процветающая Сведенборгианская церковь имеет наибольшее количество ревностных поклонников на юге Африки, в Америке и в Австралии. Не это ли яркий пример торжества идеи экуменизма и создания нового универсального разума?
Среди древних русских литературных памятников существует целый раздел, именующийся «отреченными книгами», что были по идеологическим соображениям запрещены православной церковью. Как это похоже на историю происхождения слова «апокриф», ставшего почти бранным для памяти людей, надумавших по-своему передать историю Христа. То же самое можно найти в иудаизме, где ветхозаветные апокрифы стыдливо именуются «посторонними книгами», аналогии есть и в исламе.
Как и католическая церковь, православная имела и поныне имеет индекс «запрещенных книг». На первом месте в нем числится книга «Рафли», излагающая сложную систему гадания, которое могло иметь сугубо практическое значение, как-то: введение в заблуждение правосудия, поддержка участников судебных поединков. В запрещенной книге «Аристотелевы врата, или Тайная тайных» содержится подробное руководство для гадания об исходе поединка. Духовенство выделило эти книги с недвусмысленным определением… «учение рафлем сии речь святцам языческим». Так что такое рафль? В одной из коллекций редких книг дано примечание: «По их учению, рафль, а по нашему, по-словенски, святцы». Рафли русских индексов с гадальными текстами были известны на мусульманском востоке, в Византии и Западной Европе. Сам термин «рафль» был международным и относился к гаданию с использованием игральных костей. В Европе, где гораздо более практично относятся ко всем видам ересей, древнее эзотерическое учение оформилось в целую науку под названием «геомантия», к развитию которой приложил руку сам Лейбниц.
На Руси, невзирая на запреты, имела широкое хождение «Книга Перемен», переведенная с китайского, в основе гадания здесь также лежал геомантический принцип, основанный на двоичном счислении.
Вот и получается, что первоисточником принципа действия современной вычислительной техники, средств информатики, частной теории вероятности, многих разделов высшей математики были наши обыкновенные языческие святцы эзотерические знания предков, что были причислены духовенством к «злым ересям». Кроме того, в книге «Рафли» даны календарно-астрономические таблицы.
А в календарно-астрологическом сочинении XVI в. Ивана Рыкова даны своеобразные комментарии к названиям планет и зодиакальных созвездий. Но все сложные математические вычисления и прогрессивные научные методы были объявлены церковью «поганьским блудом».
Современные политики-культуротворцы, выводящие историю Руси из ее крещения, недостойны даже серьезного внимания, ибо все их христианские измышления — заведомая ложь. Христианство задержало культурное развитие России и вей Европы. Русь никогда не была безропотно набожной, каковой ее хотят сделать, дабы усмирить буйный стихийный норов, рожденный простором и исторической уникальностью. В знаменитой христианской книге «Стоглав» есть открытые свидетельства того, что в XVI веке на Руси поклонялись языческому Богу Дионису, официально совершая обряды по всем правилам.
Сложен образ русского царя Ивана Грозного. Принято считать, что он активно боролся с ересями, но оказывается, то специалист по астрологии и мантике вышеупомянутый Иван Рыков состоял на государственной службе нештатным консультантом, за что царь был зело упрекаем передовым демократом князем Курьским. Тайным поверенным в государственных делах самодержца в качестве аналитика был и некий Елисей Бомелий — «лютый волхв».
Поразительны и иные факты. По свидетельству все того же Курбского, Грозный появился на свет лишь после того, как его родители Иван III и Елена Глинская обратились к лапландским и иным волхвам. Ничего удивительного здесь нет, ведь север всегда крепче держался своих языческих корней и знаний. Перед смертью же Грозный вызвал 60 лапландских волхвов, которые предсказывали ему по звездам.
Языческие вплетения можно сыскать в нашей истории на каком угодно уровне и по сей день: от хитрых наговоров повивальной бабки до царских хором, наполненных витийствами государственных мужей. Природные знания не способны умирать. Остается лишь безмерно жалеть о незнании нами «Славянской книги Еноха Праведного», «Молниянника», «Громника», «Колядника», «Лунника» и многих других. В этих книгах заключены знания о природе, культуре и происхождении своего народа, именно в том их «вина». Всмотритесь в названия «бесовских» книг: «О часах добрых и злых» (первое в истории исследование о биоритмах), «Приметы о днях», «О вей твари». Ужасом так и веет, так и мерещится рогатый, так и веет дыханием обещанного зверя. Нравственный и интеллектуальный потенциал тысячелетних наблюдений за природой и людьми до сих пор заперт в пыльных церковных подвалах — вот где истинный ужас, вот где цветет зверский умысел! Этого нельзя простить.
Что-то опять не клеится приснопамятный образ кроткой коленопреклоненной Руси с ангельским личиком, а рука сама так и просится взять навязшее на зубах словосочетание «тысячелетняя святая Русь» в кавычки, да потолще.
Тогда давайте копнем поглубже, ведь догматические каноны и авторитеты нас не смущают, ибо наше повествование развивается в рамках адогматического анализа. Выясним, существует ли, помимо Руси, изображаемой благонравной девочкой со светлыми волосами, другая — вычеркнутая, которую нужно изображать как уже расцветшую своенравную гордую красавцу. Существует ли эта потопленная, как Атлантида, в гуманитарных придворных науках, страстная и вместе с тем глубокомысленная, языческая Русь?