что он что-то пишет в одной из книг, которые я использую для записи своих идей.
Я скрепляю ткань булавками, думая, что займусь шитьем завтра, когда у меня появится больше времени. Открытие собственного бутика станет для меня большим шагом, но с этим придется подождать, пока я пытаюсь справиться с ростом спроса, вызванным моим маркетингом, недавним событием и новым вниманием, которое я получила после свадьбы.
Это определенно положительно сказалось на моей работе.
Именно то, на что я надеялась, я и получила. Но с мужчиной, сидящим в моем кресле, моим мужем, я не ожидала, что мы будем ссориться, а потом тайно наслаждаться обществом друг друга, не понимая, что переступаем черту, которая должна нас защищать.
И у всего есть срок годности.
Всему приходит конец.
Как лихорадочный сон. Как фантазия, которая заставляет тебя чувствовать себя живой лишь несколько мгновений, прежде чем она исчезнет.
Я не хочу этого. Но потом я понимаю, насколько жалким было мое чувство, когда Ремо приставил пистолет к моей голове.
Ремо использовал меня как рычаг давления на моего отца, как фигуру в своей игре, которую он осторожно передвигал, но разве мы предполагали, что так влюбимся друг в друга? Нет. Я действительно так не думаю, и попытки спровоцировать Ремо, чтобы добиться от него реакции, которая покажет, что он хочет сохранить меня, а не потерять, ослабляют мое сердце, потому что что произойдет, если ответ будет отрицательным?
Являются ли чувства Ремо чисто похотливыми, целенаправленными, или он действительно что-то чувствует ко мне? Настолько, чтобы захотеть быть со мной навсегда?
Неужели я ошибаюсь, когда надеюсь на это даже в такой ситуации?
Я бросаю взгляд на Ремо. Он смотрит в свой телефон, закинув ногу на ногу и нахмурив брови. Я знаю одно, как бы неправильно мне ни было это признавать:
Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
Я не хочу отпускать Ремо.
Мне хочется дать себе пощечину за то, что я все еще хочу его, но я останусь сильной. Я не приму ничего, пока он не попросит прощения. Если он не попросит, значит, мне нужно будет уйти и не оглядываться, зная, что Ремо может уничтожить меня и сжечь землю, по которой я хожу.
Словно почувствовав мой взгляд, Ремо поднимает на меня глаза. Мой желудок подпрыгивает под его взглядом.
Я наклоняю голову, и карандаш выпадает из моих волос, заставляя меня вздохнуть. Я бросаю взгляд на Ремо, и его щека вздрагивает, что говорит мне обо всем.
Сердце колотится внутри меня, барабаня по ушам, словно желая прорваться наружу и дать ему услышать, что именно он делает со мной.
Мои руки слегка дрожат, когда я беру с пола кусок ткани.
— Знаешь ли ты, что розовый — мой любимый цвет? — говорю я ему, разглядывая узоры на полу, на столе и внезапно понимая, что это как раз мой цвет.
Разве я не права, завязывая разговор? Просто чтобы заполнить оглушительную тишину?
Ремо поднимает бровь и растерянно смотрит на меня. Я сглатываю, когда он встает, и провожаю взглядом его широкие плечи, широкую грудь и длинные, сильные ноги. Он медленно подходит ко мне, обходит стол, пока не оказывается перед ним, а затем прислоняется к нему.
Я затаила дыхание, ожидая, что он скажет, мой язык прилип к крыше рта, держа меня в заложниках, пока он не ответит мне.
Я даю ему шанс. Надеюсь, он воспользуется им до того, как я приму решение уйти, забрав с собой все оставшиеся кусочки сердца.
Повернувшись к манекену, я встаю, снова завязываю волосы и оборачиваю вокруг него последнюю деталь — юбку, а затем втыкаю булавки.
— Я думал, это белый.
Я замираю, отгоняя воспоминания.
— Это не так, — бормочу я, надеясь, что он не станет меня расспрашивать.
Но почему бы и нет?
Мой отец уже намекнул ему, что значит для меня этот цвет. Я давно рассказала ему, почему ношу его, но это не значит, что он дорог моему сердцу.
Его туфли щелкают по полу, становясь все ближе и ближе, пока я не чувствую его тепло на своей спине. Я выпрямляюсь, и его горячее дыхание обдувает мое обнаженное плечо и спину, обнаженную вырезом платья с открытой спиной. Сердце замирает. Он откидывает в сторону пряди волос, выбившиеся из моего импровизированного пучка, и его пальцы касаются моей шеи. Я пытаюсь сдержать дрожь.
Дыхание сбивается на короткие вдохи, его прикосновения затуманивают мой разум.
Ремо медленно проводит пальцами по моей шее, пока не доходит до места, которое я всегда стараюсь спрятать. Я закрываю глаза, пытаясь обрести равновесие, найти тишину, но ничего не получается. Он стоит прямо у меня за спиной, прикасаясь ко мне так медленно, с такой точностью, что я боюсь, как бы он не заметил, какое жгучее воздействие он на меня оказывает.
Если он спросит, я скажу ему.
Скрывать нечего.
Его палец нежно скользит по маленькому круглому шраму на моей шее, а прямо поверх него — еще один маленький круглый шрам за ухом.
— Кто это сделал? — Его сдержанный шепот заставляет меня моргнуть.
Я сглатываю еще раз.
— Мой отец. — Мой голос тихий. Мне не стыдно, но эти шрамы — большая часть моих ужасных воспоминаний.
Ремо резко вдыхает.
— За то, что не захотела работать на него, когда я только хотела начать свое дело. Это не должно было быть таким уж большим делом, но я хотела уйти. В этой семье меня так часто игнорировали… Я чувствовала себя брошенной. — Я пожимаю плечами, как будто в этом нет ничего особенного.
Я задыхаюсь, когда его мускулистая рука обвивается вокруг моей талии. Я опускаю взгляд на руку Ремо, лежащую на моем животе. Другая его рука обвивает мою шею. Он притягивает меня к себе, прижимая к себе. Я чувствую каждый твердый дюйм его тела, каждый мускул.
— Ремо, — вздыхаю я, мой разум немеет. Я вообще не знаю, что сказать.
Это… другое.
Он притягивает меня еще ближе, как будто хочет заключить меня в свои объятия, укрыть от посторонних глаз. Его рука слегка подрагивает на моем животе, как будто он держится за последнюю ниточку контроля.
— Я работаю, Ремо, — слабо протестую я.
Его мрачная усмешка ударяет мне в грудь. Я чувствую, как она обволакивает мое кровоточащее сердце, как она просачивается глубоко в мои раны и оскверняет мое сердце.
Я должна отойти.
Мое сердце взывает к каждому его удару, моя любовь и привязанность к нему танцуют вокруг нас, ожидая, чтобы зарыться глубоко в