Читать интересную книгу ПОД НЕМЕЦКИМ САПОГОМ - Лев Николаев

27 ноября.

Я уволен из института Рентгенологии за «дезорганизацию снабжения больных продовольствием». Какая дикость! В течение более двадцати лет моей службы при советской власти я не получил ни одного выговора, а тут я оказался виноватым в том, что немцы надули директора и не дали ему обещанной картошки. С 1 декабря институт ортопедии отделяется от Рентгеновского института. Во главе института ортопедии будет находиться некий доктор Пригоровский, неуч и аферист. Так как уволить меня сразу из института ортопедии было неудобно (ведь я старейший сотрудник этого института и работал там с 1921 года), Пригоровский предложил мне должность консультанта при мастерских по ремонту протезов. Я согласился, чтобы не числится безработным, ибо есть слабая надежда на то, что через некоторое время служащим будут выдавать хлеб. Однако, я ясно отдаю себе отчёт в том, что протезные мастерские, переведённые на самоокупаемость, не просуществуют и трёх месяцев, так как материала для изготовления протезов в них нет и достать его негде. Кроме того население начинает уже голодать и инвалиды думают сейчас не о протезах, а о том, как обеспечить себя от голода. Ну что же! Попробую поработать в этих мастерских. Ими будет заведовать некий Н. М. Шевченко, молодой и интеллигентный рабочий. Я знаю его мало, но он производит на меня хорошее впечатление.

28 ноября.

Сегодня я ходил вместе с сыном в деревню Большую Даниловку, расположенную недалеко от Харькова. Мы взяли для обмена несколько вещей — ботинки, пальто, рубахи. Оказалось, что в деревне раньше нас побывало много горожан и крестьяне не желают больше менять продукты питания на вещи или предлагают очень невыгодные условия мены. Мы долго и тщетно ходили по всему селу. Наконец мы зашли в одну хату, где хозяева нас приняли. В хате уже находилась одна гражданка из города. При нас она поменяла совершенно новое дамское пальто на одну курицу и три буряка. Когда она ушла, я стал предлагать крестьянам мои вещи. Видимо в этой хате живут кулаки. Они и приняли меня «по-кулацкому» и стали предлагать за пальто десяток буряков. Я собрался уже уйти, но вспомнил о том, что принёс с собой золотую брошку, которая в 1913 г. стоила бы рублей 20–30. Молодой хозяин и его жена не понимали ценности этой вещицы. Но мать хозяина, старая бабка, вцепилась в эту брошь. После длительного и очень мучительного для меня торга я поменял брошь на 7 килограммов муки, ведро картофеля и два буряка. По ценам 1913 года эти продукты стоили лишь рубля два. Таким образом мена получилась для меня очень невыгодной. Но зато мы сегодня вечером ужинали с хлебом, вернее с плюшками, которые напекла нам жена. Во время моего странствования с сыном по Большой Даниловке немцы несколько раз останавливали нас и проверяли содержимое наших мешков. Они заявили, что менять вещи на продукты запрещено. Мне пришлось сказать им неправду. Я заявил, что я врач, был вызван к больному и получил от него гонорар в виде продуктов. Немцы мне поверили и пропустили. Но о чём думает их командование? Ведь оно сознательно обрекает горожан на голод!

29 ноября.

Два часа тому назад я «обедал». Однако я начинаю чувствовать голод, а ведь впереди — длинная зимняя ночь. Мы питаемся почти одной только картошкой, при том без жиров. Не хватает белков, жиров, витаминов. Варенная картошка на завтрак и на обед. Я рассчитывал, что привезённой мной картошки должно хватить до весны. Между тем при таком употреблении её не хватит и до нового года.

Я устал. Устал физически и особенно духовно. Хочется полежать, отдохнуть, не думать о действительности, почитать интересную книгу. Последний месяц я работал как чернорабочий, таскал тяжёлые вёдра с мусором, рубил дрова, носил воду, совершал пешком прогулки по 20 километров. Я так исхудал, что на моё тело жутко смотреть: весь подкожный жир и все мышцы растаяли. Я сразу постарел. Сильно изменилась и моя жена. Дети побледнели, но выглядят всё же лучше нас.

* * *

Я всегда был очень брезглив, не любил пить из грязного стакана, есть из не совсем чистой тарелки, не мог проглотить грязно приготовленную пищу. То ли дело теперь! Грязная картошка не моется за отсутствием воды. Ничего! Я ем и не обращаю внимания: съедаю всё до последней крошки.

* * *

Попы и кликуши не теряют времени. Они ведут усиленную религиозную пропаганду. Ко мне попала записка следующего содержания: «Во время утренней службы в городе Иерусалиме был слышен голос Иисуса Христа. Молитесь Богу и читайте “Отче наш” и будете спасены. Кто получил эту записку, раздайте людям верующим и через девять дней получите великую радость. Один человек получил записку и никому не передал: через девять дней получил великую скорбь. Напишите девять записок, восемь раздайте, а девятую оставьте себе».

30 ноября.

Новое мучительное путешествие пешком в деревню Циркуны (15 километров от Харькова). С большим трудом и очень невыгодно обменял некоторые вещи. Горожане стаями ходят по деревням. Крестьяне их уже не пускают на порог или предлагают издевательские условия для мены. Я испытал сегодня тяжёлое чувство унижения, когда в одной хате мне пришлось услышать насмешки и возмутительные предложения поменять новые детские ботинки на 2 килограмма зерна. Я носил на обмен пальто, детские ботинки, рубаху с воротничками, мальчуговые штаны и скатерть. Я поменял рубаху, воротнички и брюки за 2 пуда ячменного зерна. Немцы несколько раз останавливали меня. У других они забирали продукты. Мне удалось проскользнуть благодаря знанию немецкого языка.

Мне рассказывали, что в деревнях крестьяне объедаются мясом и салом. Боясь, что немцы отберут у них скот, они зарезали свиней и рогатый скот и теперь не знают, что делать с мясом. А в Харькове мяса нет или оно стоит баснословные деньги.

4 декабря.

Я был на Благовещенском базаре. Уже появились торговцы в не очень большом количестве. Начали принимать деньги и советские и немецкие. К моему удивлению, на базаре оказалась открытой одна столовая. Первое блюдо (горячая водица) стоит 20 рублей. Второе блюдо (микроскопическая порция конины с бураками) отпускается за 30 рублей. Я был очень голоден и съел одну порцию второго блюда. На «толкучке» расхаживают много людей. Среди них интеллигенты выделяются своим полным неумением торговать. Они продают свои вещи чаще всего за бесценок. На «толкучке» много и спекулянтов. Они прицениваются к различным товарам, покупают их за треть цены и перепродают их с выгодой в 300–500 р. В кармане у них лежат крупные пачки денег. Эти не помрут от голода. Это — волки, а мы — овцы. Наряду с денежной продолжает процветать и меновая торговля. Картошка, бураки, морковь не продаются, а большею частью лишь обмениваются. Вот некоторые цены на продукты: ложечка соды — 3 рубля, стакан соли — 4 рубля, свеча — 15 рублей, кило конины — 50 рублей. Вот и живи. Жалование немцы не увеличили: оно осталось в том же размере, как при советской власти. Например, врач продолжает получать 450 рублей. Всё же приятно то, что некоторые продукты питания стали появляться на базарах, в связи с тем, что немцы разрешили крестьянам свободный проезд в город.

* * *

Я очень опустился. Условия жизни сейчас таковы, что я хожу грязным (мыла нет, воды мало) и оборванным. На мои руки противно смотреть. Кожа огрубела, местами потрескалась и впитала в себя грязь и сажу. Я привык сморкаться пальцами, так как чистого носового платка у меня нет. В связи с появлением у меня голодных отёков я начинаю страдать недержанием мочи. В связи с качественным голоданием мы поглощаем огромное количество пищи, но вследствие недостатка жиров, белков и витаминов пища выделяется в виде большого количества каловых масс и впрок организму почти не идёт. А ведь прошло лишь полтора месяца, как немцы заняли Харьков.

7 декабря.

Сегодня утром во флигеле дома, где я живу, скончалась одна женщина от голода. Это некая Базилевская. Эта семья состоит из матери (женщины лет 50), сына, молодого человека лет 25, и его тётки (лет 40-а). Скончалась эта последняя. Эти люди оказались совершенно неприспособленными к суровым условиям нашей неприглядной действительности. Молодой человек мнит себя художником и не хочет принципиально осуществлять какую-либо физическую работу. Его мать, когда-то довольно состоятельная женщина, также не приспособлена к физическому труду. А тётка была немного дефективной. Последний месяц они сильно голодали. Первой скончалась тётка, но нужно полагать, что помрут и остальные двое. Сейчас, при режиме, созданном немцами, происходит отбор не наиболее умных, не наиболее одарённых или добрых, а наиболее нахальных и беспринципных субъектов. Выживут разные спекулянты и аферисты.