Читать интересную книгу Мигранты - Виктор Косенков

— А я-то, дурак, искал…

Игорь откинул шезлонг, не без труда оторвал крышку с коробки. На дне, в груде шелухи, лежала фигуристая бутылка коньяка. Hennessy ХО. И пачка растворимых суповых химикалий. Двенадцать кубиков.

Вот и весь сюрприз от бортмеханика Анатолия Куприянова.

— Самое время, — пробормотал Морозов и откупорил бутылку.

Приложился из горла.

Коньяк был душистый, крепкий и показался густым, как сироп. От первого же глотка закружилась голова. Игорь подошел к борту и снова посмотрел на Таллинн. Ничего не поменялось, видение не развеялось, как дым. Все было по-прежнему.

Город. Изуродованный, постаревший, полуразрушенный.

— Война, что ли? — Игорь продолжал разговаривать сам с собой. Думать вслух казалось очень естественным делом. — Да какая война… Сколько я там провалялся? Неделю, две? А тут уж камня на камне не осталось.

Он вдруг понял, что напрочь потерял ощущение времени.

Сколько он просидел взаперти? Сколько сейчас часов? Какой день недели? Игорь не знал. Телефон не работал, часов нигде не было. Можно, конечно, спуститься вниз, найти там календарь или какой-нибудь хронометр…

При мысли о том, что придется снова лезть в сумрак мертвого корабля, Игоря передернуло. Впрочем… Был ли сейчас хоть какой-то смысл в точных датах и числах? Гораздо важнее казалось решить, что же делать дальше. Куда идти? Что искать?

— В конце концов, если что-то случилось… — Игорь посмотрел. Поправился: — Когда что-то случается, то обязательно полиция должна быть, скорая, спасатели. Не может же быть, что все умерли. Вон… механик, тоже не сразу…

Ему вспомнился фильм, где какой-то герой очнулся в пустом городе, совсем один. Почему, отчего? Объяснено не было.

Фильмов-катастроф Игорь помнил довольно много, потому что любил этот жанр. Занятно было ассоциировать себя с человеком, который оказался в пустом городе или среди зомби. Был в этом мотив избранничества. Однако сейчас, становилось жутко при мысли о том, что все те люди с которыми он раньше был знаком, выпивал, ругался, любил их или терпеть не мог, сейчас куда-то пропали или того хуже…

Игорь снова приложился к бутылке.

— Что делать-то?

Солнце клонилось к закату. Нужно было что-то решать. Бакланы вновь осмелели: садились рядом, нагло орали, по-базарному хлопали крыльями.

— На хрен пойдите! — крикнул Морозов, махнув рукой. — А ну-ка вон отсюда…

Его быстро развезло. Ослабевший за время голодовки организм, воспринимал каждый глоток алкоголя как оглушающий удар по голове.

Краем затухающего сознания Игорь понял, что, при всем желании, спуститься в город не сможет. Тогда он добрался до кучи оранжевых спас-жилетов, которые сам же выкинул на палубу, пока искал «сюрприз», и зарылся в них.

Как заснул, не заметил…

В ночи кто-то кричал. Пронзительно и страшно. Морозов сквозь пьяный угар пытался вскочить, но не смог. Тело не повиновалось. Было плохо, мутило. А в летних сумерках кто-то надрывно верещал, как подстреленный заяц. Кричал и кричал, кричал и кричал, надрываясь…

Проснулся Игорь с дикой головной болью. Этого, конечно, следовало ожидать, но уж больно башка разламывалась. Всем его вчерашним ужином был растворимый супчик, да и тот почти всухомятку. А коньяка он успел наглотаться немало.

Некоторое время Морозов сидел, привалившись к борту, и дышал морским воздухом. Было довольно прохладно. Небо затянуло серой хмарью, с моря дул сырой неприятный ветер. Если б не похмелье, Игорь, наверное, уже бы убрался с корабля. Делать тут было совершенно нечего. Но удивительным образом именно плохая погода и удерживала его на месте. Казалось, что ветер сдувает головную боль в сторону, вместе с выдыхаемыми парами алкоголя.

Во рту было сухо. Игорь за раз выхлебал почти половину баллона воды.

Он попытался вспомнить и понять: реальными были ночные вопли или показалось? Может, какие-то железки терлись одна о другую? Ион их сколько висит…

Ответа не было.

Постепенно отпустило. Похмелье осталось, но голова уже так не Раскалывалась.

Игорь встал, размялся, доплелся до борта, помочился. И тут заметил, что на бетонном основании пирса что-то… расплескано? Он прищурился. С высоты парома казалось, что по пирсу растеклась красная краска. Вчера ее не было, Морозов помнил это совершенно точно.

В памяти моментально всплыли ночные крики. Сложив два и два, Игорь с содроганием понял: вовсе это не краска.

Теперь картина выходила совсем уж дурная.

Город в руинах, корабль — ржавая развалина. Жратвы нет. Связь не работает. А пока он спал, тут, возможно, кого-то убили.

— Ребята, что ж вообще делается-то? — спросил Игорь у бакланов, чувствуя, как подступает новая волна отчаяния.

Птицы с гомоном заметались над водой. То ли что-то нашли, то ли просто, от общей птичьей дурости.

— Погано. — Морозов снова сел. Попытался упорядочить мысли. — Надо Ленку найти. Ленку. Она точно знает. Она ж дома была. Она должна знать, что здесь случилось, пока я в Финке был.

Лена была его девушкой. Двадцати пяти лет — высокая, крепкая, крашеная блондинка. Она нравилась Игорю потому, что у нее всегда был свой взгляд на жизнь. Лена часто могла высказать то, что Игорь не мог понять или не мог оформить в слова. Одним словом, она была умная блондинка.

Раньше у Игоря уже была семья.

Но жена уехала за границу, пять лет назад. То ли в Германию, то ли Австрию. Уехала, оставив ему ребенка-четырехлетку и долги. Оттуда, из-за границы, Игорю пришли бумаги на развод. Ему, конечно, как отцу-одиночке все сочувствовали и помогали, даже бывшая теща, которая мучилась угрызениями совести из-за того, что так дурно воспитала дочку.

Может быть, из-за этой всесторонней помощи и поддержки толковый отец из Игоря так и не вышел. Своих родителей он давно уже схоронил, а самому почувствовать себя папой как-то… не получалось.

Сын, Андрюшка, большую часть времени проводил у своей бабушки, тещи Игоря. Лена мальчишку любила, таскалась с ним везде. Но когда Морозов уезжал на работу, Андрюшка жил у бабушки. Это было надежно.

Поэтому Игорь в первую очередь и вспомнил про Лену. Во-первых, о ребенке он не тосковал, и во-вторых, чего волноваться, он же с бабушкой. А теща была, что называется — кремень.

Лена жила в старом районе города — Копли. Зеленые улицы, старые деревья, такие же старые хрущевки и еще более древние дома постройки начала двадцатого века. Квартиры с печным отоплением. Несколько уцелевших после Перестройки заводов. Когда-то, в девяностые, этот район был сложным, потому что, по большому счету, был русским. Потом как-то все успокоилось. Одни бандиты перестреляли других. Наступило равновесие, и теперь по улицам Копли можно было без опаски гулять даже ночью. Подросшая гопота теперь промышляла в другом районе. Тоже, что интересно, русскоязычном.

Спускаясь вниз по лестницам, Игорь прикидывал, как ему проще всего добраться до Ленкиной улицы. Лезть через темные переходы и коридорчики было страшно. Конечно, не так как вчера, но все же… Поэтому Морозов разговаривал сам с собой, бормоча под нос.

— Сяду на единицу и — до упора. Совсем рядом же. Через терминал, а там и выберусь.

Тут ему пришло в голову, что трамвай номер один, та самая «единица» на которую он хотел сесть, чтобы ехать до упора, может и не ходить. Да и вообще, с транспортом при таком странном раскладе в городе может быть плохо.

— Ничего, частника поймаю… Хотя, какой частник! Денег нет, один черт. Пешочком пройдусь. Главное, ни на кого не нарваться. А там, как разберусь, в полицию заявлю. Про бортмеханика расскажу, про пирс… Пусть разбираются.

Он с трудом сумел открыть дверь. Все входы и выходы с парома были завалены, как и было написано в посмертной записке. Бортмеханик постарался на славу. Каким образом этот сердечник умудрился натаскать таких тяжелых вещей, осталось загадкой.

Наконец, Игорь выбрался наружу. Спрыгнул с покосившейся, уходящей в беспокойную воду лестницы, шлепнулся в лужу. Резиновые сапоги, подобранные на корабле, были великоваты и уже начали натирать пятки. Брезентовый плащ намок и сделался тяжелым, но снимать его Игорь не стал.

Наполовину затопленный терминал, через который Морозову и пришлось пробираться, был в аварийном состоянии. Игорь помнил его крепким, надежным, а сейчас казалось, что эта рухлядь готова обрушиться в любой момент. От обвалившейся крыши остались только решетчатые фермы арматуры. Через щель в полу, прямо в центре зала, проросла березка. С потолка свешивались длинные языки лишайника или вьюнка — толком было не разобрать. Стены зияли прорехами, из которых неряшливо торчала черно-зеленая вата утеплителя. Всё вокруг было завалено хламом: кресла, распахнутые чемоданы, неведомо как тут оказавшийся электропогрузчик, врезавшийся в пустую стойку кафешки.

На всякий случай Игорь пошарил в этом бардаке, но ничего дельного не нашел. Зато едва не порезался о стеклянные осколки.