Читать интересную книгу Убийство на дуэли - Александр Арсаньев

Шурочка после этих слов как-то странно судорожно вздохнула и начала медленно опускаться на пыльную землю. Хорошо, что Степан к этому времени подоспел с сундуками и мешками на огромных плечах. Он тут же бросил на землю свою ношу и успел подхватить упавшую в обморок Шурочку.

– Куда ее, барыня? – повернулся он ко мне, и я чуть ли не впервые за все время службы у меня Степана заметила на его лице крайнюю растерянность.

– В дом, – решительно приказала я. – Немедленно в дом. Эй, как там тебя, Остап! – наконец вспомнила я имя бурмистра. – Да где ты там?

Остап появился в мгновение ока, как будто все это время стоял за дверями и подслушивал, что происходит на крыльце.

– Чего изволите, барыня?

– Чего? – я уже начинала злиться, глядя на глупую физиономию бурмистра. – Покажи, куда барышню отнести. Да не стой ты столбом, дурак.

Остап, несмотря на внешнюю глуповатость, быстро оценил сложившуюся ситуацию. Своими маленькими вороватыми глазками он мельком взглянул на моего кучера, держащего Шурочку, и снова повернулся ко мне.

– Туда, я покажу, – указал он на дверь и первым поспешил в дом.

Степан с Сашенькой на руках пошел следом. Внутри барская усадьба была еще более богатой и красивой, чем снаружи. Комнаты с огромными зеркалами по стенам, на европейский манер, паркетные полы, дорогая, хотя и уже устаревшая мебель – все это свидетельствовало о том, что семейство Волевских, по крайней мере, в последние лет пятьдесят процветало и богатело.

Остап провел нас по большому коридору к лестнице, которая вела в верхние гостевые комнаты.

– Сюда пожалуйте-с, – постоянно приговаривал он, указывая дорогу мясистым пальцем на толстой руке.

В указанной бурмистром комнате Степан осторожно уложил Шурочку на маленькую софу. Затем по моему приказанию он принес воды, а я в это время достала из своего походного ридикюля пузыречек с нюхательной солью. Не думайте, что я так уж часто падала в обмороки, такого со мной, честно говоря, никогда не случалось, так как женщиной я была достаточно сильной для того, чтобы достойно выдерживать все удары судьбы. Но все-таки пузыречек этот всегда носила с собой, так, на всякий случай.

Все это время Остап мельтешил рядом, то и дело заглядывая через мое плечо. Похоже было, что обморок моей подруги вызвал у этого прохвоста живейший интерес, и он с нетерпением ждал, когда Шурочка очнется. Наконец, подруга тяжело вздохнула и, медленно открыв глаза, взглянула на меня.

– Слава богу, Сашенька, как же ты меня напугала, – вздохнула я с облегчением, убирая от лица ее пузырек.

Подруга несколько минут смотрела на меня непонимающим взглядом, пытаясь припомнить все произошедшее с ней накануне.

– Господи, – наконец вспомнила она. – Что с Владимиром? Он погиб?

– Стало быть, погиб, – тут же влез в нашу беседу Остап, чем немало разозлил меня. – Нынче утром пошли наши девки на реку одежу полоскать, да и выловили в реке утопленника. Испугалися они да побежали за мужиками, а уж мужики и вытащили, как опосля оказалось, собственного барина.

С каждым словом бурмистра лицо Шурочки становилось все белее и белее, и вскоре уже было совсем алебастровым. Я испугалась, что она того и гляди снова в обмороке окажется, но нет, подруга, видимо, крепилась.

– Как же он утонул? Где он сейчас? – спрашивала я Остапа.

– Как утонул, того не ведаю. А лежит он сейчас в нижней комнате, я велел за бабами послать в деревню, чтоб обмыли покойника. Да еще послал за полицией, – с важным видом доложил мужик.

– Не трогать его, пока полиция не приедет. Понятно? – сразу же приказала я.

Возможно, произнесла я это несколько резковато, так как вид у Остапа сделался испуганным, и он согласно закивал лохматой головой.

– А теперь я хочу посмотреть на него.

– На кого? – ошалело уставился на меня бурмистр.

– Да на барина твоего покойного, – не вытерпела я.

Надо было видеть физиономию Остапа, когда я произнесла эти слова. Он сделал круглые глаза. Похоже, ему так до конца и не удалось понять, почему такая с виду изнеженная и хрупкая барышня вдруг изъявила желание смотреть на мертвеца. Тем не менее, он подчинился и повел меня за собой.

Спустившись вниз по просторной лестнице, мы вновь прошли по коридору и приблизились к высокой деревянной двери.

– Здесь он, – почему-то шепотом проговорил Остап.

Я решительно отодвинула бурмистра в сторону и открыла дверь. То, что я увидела там, опишу в следующей главе, так как в этой и так было уже слишком много событий.

Глава вторая

Итак, я открыла дверь, ведущую к комнату, где, по словам Остапа, лежал его покойный барин. Первое, что я увидела, – это сдвинутый набок мягкий ковер на полу, а на нем что-то темное, опутанное водорослями и тиной. Это было тело князя Волевского. Странно, может быть, это будет звучать неприлично в устах молодой образованной дамы, но я ожидала, что комната будет наполнена вонью и смрадом, какой обычно испускают утопленники. Откуда я знаю такие подробности? Но ведь у меня во владении было не менее шести тысяч душ крестьян, в жизни которых постоянно случались подобные инциденты: то крестьянин спьяну в реку упадет да утонет, то весной на половодье заберется кто-нибудь на льдину и свалится в воду, а найдут его только после того, как весь лед сойдет. Так что на своем веку утопленников мне все-таки удалось повидать.

При первом же взгляде на покойного князя Волевского я поняла, что умер он совсем недавно, так как не успел принять подобающего утопленнику облика, а попросту говоря, не успел распухнуть. Может быть, читателя шокируют подобные подробности. Но как же еще по-другому можно описать внешность утонувшего человека? Поверьте, в моей жизни бывали случаи и пострашнее. Хотя лицо князя на самом деле было безобразно: посиневшая кожа придавала князю какой-то демонический облик, изо рта торчал распухший язык. Не могу до сих пор объяснить своего чувства при первом же взгляде на мертвое тело Волевского, но что-то мне показалось странным во всем его облике.

Как бы мне того ни хотелось, хорошенько осмотреть тело я не успела. Во дворе усадьбы послышался цокот копыт и скрип колес.

– Полиция приехала, – опередил меня догадкой Остап.

Мы поспешили навстречу приехавшим полицейским. Когда я вслед за Остапом вышла на крыльцо, дверь подъехавшей полицейской кареты открылась, и из нее вылезла мощная фигура здоровенного мужчины в полицейском мундире. Это был новый начальник уголовной полиции – Арсений Васильевич Лепехов, который был назначен на эту должность как раз после ареста Михаила Федоровича Алсуфьева, прежнего следователя губернской полиции, который оставил самые что ни на есть неприятные воспоминания о своей особе в моей душе.

Прежний начальник был человеком, прошу прощения у читателя, мерзким и наглым. Связавшись с преступниками и следуя у них на поводу, он как-то даже умудрился засадить меня в тюрьму. К счастью, все обошлось благополучно. Но с тех пор я с большим недоверием относилась ко всему полицейскому штату, хотя мой покойный муж и занимал должность старшего следователя полиции.

Остап тем временем, подобострастно кланяясь и бормоча приветствия, кинулся помогать следователю выйти из кареты, а я все это время продолжала наблюдать за ними, стоя на крыльце усадьбы. Вслед за Лепеховым из кареты показались еще двое полицейских.

– Где погибший? – сразу приступив к делу, суровым басом осведомился Арсений Васильевич у Остапа.

– Там, – Остап махнул рукой в направлении барского дома. – Мы его в комнате уложили и ничего больше не трогали, – доложил он.

Лепехов повернулся к стоящим за его спиной полицейским и вполголоса отдал им какое-то приказание. Те тотчас же поспешили в усадьбу, вытаскивая на ходу какие-то бумаги и другие непонятные инструменты для осмотра трупа и фиксирования факта смерти. Арсений Васильевич тем временем не спеша последовал за ними. Подойдя к крыльцу, он встретился взглядом со мною, поклонился и только после этого произнес:

– Доброго здоровья, сударыня. Могу я узнать, с кем имею честь беседовать?

Я представилась, внимательно оглядывая всю статную фигуру Лепехова. Похоже, такое пристальное внимание не слишком понравилось следователю.

– Могу узнать, что делает здесь такая дама, как вы? – с недовольным выражением на рябом лице проговорил он. – Кем, извольте объяснить, вы приходитесь покойному?

Я была несколько обескуражена этим вопросом. Да и что я на самом деле могла здесь делать, если с покойным я не только не находилась в родстве, но даже почти не знала его? Но, по крайней мере, мне казалось, что мы хотя бы должны были войти в дом, прежде чем начинать разговор, соблюдая элементарную вежливость. Однако Лепехов, по всей видимости, не собирался разделять моего мнения и продолжал допрашивать меня, стоя на крыльце. Что ж, раз уж дело обернулась так, то я поспешила принять его правила игры и с готовностью принялась объяснять мое пребывание в Синодском в столь печальный момент: