Но Одесса лучше. 1887-1896
Осенью 1887 года Лев уезжает в Одессу получать образование. Его приютили двоюродная сестра с мужем, будущим знаменитым одесским издателем. Моисей Шпенцер в свои 28 лет уже пострадал за народнические, толстовские убеждения, поэтому после гимназии дорога в университет была ему заказана. Правда, к марксизму он был безразличен. Когда молодой журналист гостил у родителей Льва, чтобы подлечить на природе слабые легкие, его взору однажды предстала брей-гелевская картина бредущих с вытянутыми вперед руками пораженных куриной слепотой косарей. Он немедленно опубликовал об этом гневную газетную заметку и вынудил отца Льва держать ответ перед земской инспекцией. Естественно, радости от этого Бронштейн-старший не испытывал. Независимость суждений и энергичность помогли Шпенцеру буквально с нуля основать одесское издательство «Mathesis», занимавшееся публикациями научно-популярных сочинений из области физико-математических наук. В трехэтажном здании в Стурдзиловском (ныне Веры Инбер) переулке он также разместил бланкоиздательство, типографию, литографию.
Провожали в Одессу Льва дружно, всем семейством. Со слезами, разодетого с иголочки от портного из самой Громоклеи, с объемным ящиком горшков с маслом, банок с вареньем и других гостинцев. Сначала на лошадях километров сто на юг, к железнодорожной станции Новый Буг. Дальше Николаев, порт, и пароход доставил Льва на берег Южной Пальмиры, украинского Марселя. Спустя сорок лет, в ночь на 10 февраля 1929 года, изгоняемого вождя с женой и старшим сыном отконвоируют на пароход «Ильич» и отправят на остров Принкипо.
На островке в Мраморном море он позже писал: «Жизненная фильма не имеет конца, а я был только у самого ее начала». Школьнику в квартире Шпенцеров определили занавешенный угол столовой. Квартиру эту выделили начальнице казенного училища для девочек, выдающейся супруге Шпенцера, именно так и не иначе заочно отзывались о ней в Яновке, за то, что достигла такой высокой должности и нашла такого умного мужа. В семье Шпенцеров Лев познакомился с городской культурой, приобрел правильные манеры, превратился в воспитанного и образованного отрока. В 11–12 лет маленький горожанин познает востребованность своего литературного дара. Кормилица его двоюродной племянницы Веры (1890–1972) не знала, как задобрить Льва, чтобы он сочинил очередное письмо и мужу в Америку и будто бы брату. Будто бы брат получал излияния любви и признания в готовности примчаться к нему. Мужу кормилицы Веры, который уехал в Америку на заработки, Лев повествовал о мрачном небосклоне ее жизни и требовал присылать доллары. Мальчик соприкоснулся с переживаниями взрослых, запутанными семейными треугольниками.
В двадцатых годах Вера, уже знаменитая поэтесса, напишет около десяти стихотворений, посвященных Троцкому.
Евтушенко предполагает, что они содержат признания в любви: «При свете лампы – зеленом свете – Обычно на исходе дня В шестиколонном кабинете Вы принимаете меня. / Затянут пол сукном червонным, И, точно пушки на скале, Четыре грозных телефона Блестят на письменном столе. / Налево окна, а направо, В междуколонной пустоте, Висят соседние державы, Распластанные на холсте. / И величавей, чем другие, В кольце своих морей и гор, Висит Советская Россия Величиной с большой ковер. / А мы беседуем. И эти Беседы медленно текут, Покуда маятник отметит Пятнадцать бронзовых минут. / И часовому донесенью Я повинуюсь как солдат. Вы говорите: «В воскресенье Я вас увидеть буду рад». / И, наклонившись над декретом И лоб рукою затеня, Вы забываете об этом, Как будто не было меня».
В Одессе, благодаря Моисею Шпенцеру, Лев приобщился к волшебному миру книгопечатания: «Я близко познакомился с набором, правкой, версткой, печатанием, фальцовкой и брошюровкой. Правка корректуры стала любимым моим развлечением. Любовь моя к свежеотпечатанной бумаге ведет свое происхождение от тех далеких школьных лет». Блеск Троцкого как хрестоматийного публициста XX века во многом базировался на его знании из первых уст основ издательской практики, понимании, где и для кого он пишет. Скорее всего, из него вполне мог получиться газетный магнат. В 1905 году, например, помимо руководства Петербургским Советом рабочих депутатов Троцкий издавал две ежедневные газеты: «Русскую газету» и «Начало». Их общий тираж достигал 100 тысяч экземпляров. Совокупный тираж всей периодики его противников был на 20 тысяч экземпляров меньше. Или вот случился казус в 1912 году, о котором вспоминал Молотов: «Троцкий возмущался, что мы у него украли название газеты «Правда». Письмо писал… Он издавал за границей «Правду» и сказал, что большевики у него украли название, – дескать, так как моя «Правда» популярная среди рабочих газетка, так вот, большевики… хотят вроде как вывеской моей прикрыться».
Однако помимо радостей, царская Одесса заставила юного Льва испить и чашу унижений. Тогда среднюю школу разделяли на элитарную, гимназию, и обычную, училище. Его заветная мечта о гимназии, классическом гуманитарном образовании разбилась о глухую стену: надзиратели за чистотой самодержавия, православия, народности поштучно, как на амбарных счетах, выделяли, сколько подростков неправославного вероисповедания достойны накоротке общаться с античными героями за одной партой с такими «благонадежными отроками», как, скажем, Керенский. Льву показали от ворот поворот, и он отправился в реальное училище. Да и то «зарубили» на вступительных экзаменах в первый раз, заставили проучиться год в подготовительном классе. Так промывали мозги тем, у кого кроме жажды знаний не было ни протекции, ни взятки. Возможно, отец Льва к тому же поскупился, как говорится, «смазать». Мечтал, что его сын, наследник неграмотного предпринимателя из Богом забытой глубинки, возглавит семейное предприятие, и будет оно процветать. Реальное училище – идеальное место для воспитания будущего капиталиста, тем более что его выпускники получали дополнительно профессию бухгалтера. В грядущем же Давид Бронштейн видел незыблемость, полагал, что тогдашние порядки просуществуют лет триста.
Реальное училище Св. Павла было казенным и одновременно немецким, при лютеранской общине. Что властям предержащим казалось подозрительным. Поэтому последний, выпускной класс предписывалось окончить в ином училище, где русский, не немецкий дух. Кто знает, как бы сложилась судьба Льва, если бы ради аттестата ему не пришлось покидать Одессу и отправляться в седьмой класс училища в Николаеве… Кстати, в Николаев шестнадцатилетний Лев приехал возмужалым, но пока еще индифферентным к марксизму. Когда в 1895 году пресса сообщила о кончине Энгельса, Лев понятия не имел, о ком речь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});